Страница 3 из 82
— Ты можешь смотреть. Я не против.
Британец. Акцент, звучащий у моего уха, греховно британский, и теперь я вот-вот подавлюсь слюной, потому что никто никогда не был так близок ко мне, кроме моей семьи.
Никто.
Но вместо того, чтобы убежать, я замираю. Или, скорее, застываю от внезапного нападения. Логически я понимаю, что на самом деле это не нападение и что я преувеличиваю, но мой мозг этого не осознает. Он находится в статическом состоянии, и все, что я могу делать, это медленно поднять голову.
Я не готова к тому, насколько он невероятно близок, как сияют эти глаза, больше внутренне, чем внешне. И почему он снова так близко? Или, может, мне это, кажется, потому что мое сердцебиение колотится в горле.
— Прошу прощения?
— Я сказал, что ты можешь наблюдать, красавица. Лучше смотреть на меня, чем на свой напиток.
Высокомерный. Хорошо. Одно очко, которое нужно вычесть из идеального балла.
Хотя ему действительно не следовало называть меня красавицей со своим незаконным акцентом. Это могло бы добавить еще несколько моментов, которые даже я не одобряю.
— Так случилось, что мне нравится моя водка, но спасибо за предложение. — я говорю уверенно и в своей стихии, хотя на самом деле его присутствие потрясает меня до костей.
Его невыносимо привлекательное присутствие.
Низ моего живота сокращается через короткие промежутки времени, и я готова поспорить, что это не из-за алкоголя.
— Значит ли это, что я должен конкурировать с твоим напитком?
В том, как он говорит, есть уникальное качество, немного веселое, немного кокетливое и такое напористое, что я слегка ненавижу его за это.
Почему некоторые так хорошо играют в социальные игры, в то время как другие, такие как я, едва могут вымолвить слово?
— Зачем тебе это?
— Как думаешь, зачем? За твоё внимание.
В конце его голос падает, как и мой желудок. Это ощущение настолько ново, что я не могу его понять.
Моя шея и щеки горят, а подвеска в виде бабочки ощущается на коже как лава.
— Ты хочешь моего внимания?
— Среди прочего.
— Например?
Он делает глоток напитка, но его напряженные глаза не отрываются от моих еще долго после того, как его кадык подпрыгивает вместе с глотком. Я не могу удержаться, чтобы не сглотнуть слюну, скопившуюся во рту, а затем сделать глоток. Либо алкоголь расшатывает мои нервы, либо со мной что-то не так, раз я не могу перестать пялиться на него.
На то, как он выглядит уверенным в своей шкуре, в отличие от меня, или на то, как он выполняет каждое действие с кипящим контролем, который я ощущаю, но не могу развидеть.
После того, как он заканчивает, незнакомый британец кладет локоть на стойку бара, что позволяет ему приблизиться. Так приблизиться, что я чувствую запах его одеколона. Смесь лайма, чистого белья и мужского мускуса. Он не резкий, но такой же убаюкивающий, как и его присутствие, заманивающее меня в ловушку своих стен.
Пространство между нами исчезает, когда он поворачивается боком, и его дыхание касается раковины моего уха. Требуется все возможное, чтобы не перейти в авиарежим, учитывая, насколько я в этом успешна.
Но не сегодня.
Сегодня все по-другому.
— Например, заставить тебя извиваться.
Шепот его слов заставляет меня задрожать.
Дрожь, которую я не могу подавить, несмотря на все попытки.
Я не знаю, откуда у меня хватает смелости спросить:
— И это все?
— Ох, я могу сделать гораздо больше. — он облизывает раковину моего уха, и я прикусываю язык, подавляя стон.
Черт. Словно я на афродизиаке. Одно прикосновение, и я таю. Одно прикосновение, и я извиваюсь и сжимаю бедра в поисках чего-то. Чего, я понятия не имею.
Из-за того, что я скрывалась всю свою жизнь, все кажется возвышенным и нереальным. Как будто я покинула свое собственное тело и существую в другой реальности.
Точно так же, как я планировала провести эту ночь.
— Сколько тебе лет?
Его вопрос чувственный, низкий и заставляет меня вновь задрожать.
— Двадцать три, — вру я, потому что ему на вид чуть за тридцать, а я не хочу казаться слишком молодой.
— Хм.
В его голосе слышится вибрация, когда его язык опускается к впадинке моего горла. И, дерьмо, он словно лизнул мою киску, потому что теперь она мокрая. Моя киска, а не моя шея.
Ладно, возможно, моя шея тоже, но это моя сердцевина, жаждущая большего.
Словно точно зная, что это со мной делает, он проводит языком по тому же месту и прикусывает.
Ох, черт.
Я сжимаю ноги, боясь, что он увидит, как отчаянно я этого жажду. Как сильно я в этом нуждаюсь, прежде чем исчезну.
Это мое «пошли вы» людям, которые намеревались использовать эту часть меня, чтобы выдать меня замуж за первого влиятельного мужчину, который постучится в нашу дверь.
Он продолжает атаковать мое горло, и его рука скользит по моей спине, моей обнаженной спине. Его кожа похожа на огонь. Обжигающий, и он собирается растопить меня им, может, испепелить, может, утащить в преисподнюю.
— Ч-что насчет тебя? — спрашиваю я, предполагая, что именно этого и следует ожидать в подобных разговорах.
Хотя это вряд ли можно назвать разговором сейчас, когда его пальцы играют с моей подвеской в виде бабочки и моей плотью одновременно.
— Двадцать восемь.
Дрожь пробегает у меня по спине, и это связано не столько с его возрастом, сколько с его прикосновениями и голосом. Серьезно, ни один голос не должен быть таким греховно привлекательным, как его.
Голос похож на шепот дьявола, убаюкивающий меня до проклятия.
— Как тебя зовут?
Его горячее дыхание у моего горла и его собственническая хватка на моей спине посылают искры по всему телу.
Я чувствую покалывание, пульсацию и жажду того, чего никогда не испытывала.
То, о чем я никогда не думала, что это возможно в жизни.
— Никаких... имен, — мне удается произнести беззаботным голосом, на который я не думала, что способна.
— Почему?
Он кусает меня за шею, и укус сильный, что я вздрагиваю. Это настолько сильно, что я сжимаю свои промокшие бедра.
— Потому что анонимность захватывает.
Я ожидаю, что он станет спорить, требовать, чтобы он узнал мое имя, и у меня есть для этого фальшивое имя, на всякий случай, но он делает что-то совершенно другое.
Что-то, от чего у меня сводит пальцы на ногах и колотится сердце.
Он смеется, звук низкий, зловещий и такой чертовски восхитительный у шеи. Отстраняясь, его напряженные глаза темнеют. Теперь они забавляются. Или, быть может, это садизм, на который я смотрю.
Обычно я не могу поддерживать зрительный контакт дольше секунды, но я поймана в его ловушку.
Я не в состоянии отвести взгляд.
Я не стану этого делать.
Потому что в этом взгляде есть слова и фразы. Возможно, книга, и хотя я не могу вникнуть во все ее страницы и расшифровать ее код, я могу, по крайней мере, попытаться.