Инсайт

Капитан не верил своим ушам. Он всегда думал, что Шут пойдёт на любые условия ради того, чтобы обладать телом в одиночку. Шут всегда был самым непонятным и самым скрытным из трех личностей Цербера; теперь же он казался капитану ещё более сложным.

– Он хотел передать дар вместе с кольцом. – Продолжал Шут. – Я не взял. Подобрал только, когда Некромант преставился. Взял, как трофей. Предполагал, что кольцо имеет какую-то магическую ценность.

– А потом?

– А что потом? Это уже не важно. Важно, что умер Некромант. Нет его больше. Так что он не мог приказать этому духу что-либо.

Что ж, одной проблемой меньше: Некромант умер, а значит, новых одержимых больше не будет. Но как это сделал Дарий? Как он завладел чужим телом без приказа? На этот вопрос ответа не было.

– А Ева говорила тебе, что она могла касаться призрака? – Вспомнил Шут.

– Нет. Как это? – Заинтересовался Мориус.

– Она не только видела его, но могла взять за руку и вывести из дома. Она говорила, что пока нас не было, они даже гуляли во дворе ночью. С ней он мог выходить за пределы дома.

– То есть его связь с портретом обрывалась в момент, когда она брала его за руку?

– Я так понял, что да.

– Если б я только знал об этом раньше, – Мориус схватился за голову, – не предлагал бы ей сжечь портрет! Иногда медиум может формировать прочную связь с призраком. Я слышал об этом, но не знал, как именно она формируется. Вероятно это их дружба… её эмоции, сожаление и глубинный страх за него дали ему возможность завладеть её телом.

– Выходит, он не лжёт? – Шут нахмурился. – И она сама этого хотела?

– Может и не лжёт. Это трудно понять, он необычный полтергейст. Я такого раньше не встречал. Чаще всего они действуют инстинктивно, ведь ничего человеческого в таких призраках уже не остаётся. Они помнят только то, что причинило им сильную боль при жизни и вечно мстят всем вокруг. Как дикари, проведшие много лет на необитаемом острове. С ними очень трудно говорить: они как сгусток негатива. Этот же очень разумный. И оттого очень опасный. Никто, кроме Шута и не понял, что перед нами не Ева. Он неплохо маскировался. – Мориус задумался. – Возможно, прошло слишком мало времени, и он ещё не забыл, каково быть человеком.

В воздухе повисло напряжение. Случилось то, о чём Шут говорил капитану той ночью, когда Ева пыталась познакомить их с призраком. Общение с мертвецами всегда заканчивается плохо. И зачем только Шут уехал после того, как передал ей конверт с документами? Торопился… а надо было остаться! Не оставлять её одну. Он бы уговорил её, убедил поехать с ним. Они бы вместе отправились помогать капитану с кораблём. Он должен был предполагать, что после прочитанного Ева не сможет удержаться от расспросов и нарушит обещание. Килан мог уберечь её от опасности, взяв ситуацию в свои руки. Но он уехал. Ну и кто он после этого? Шут безнадежно обхватил голову руками. Да, дурак – он и есть дурак.

– И всё же, – напомнил Мориус, – когда она проснётся, мы должны быть готовы, что первой очнётся не она. Что будем делать?

– Вколешь ей ещё снотворного? – Предположил капитан.

Мориус покачал головой.

– Нет, нельзя. Это сильный препарат. От одной дозы ничего не будет, но если колоть его без передышки, это может привести к серьёзным последствиям.

– Какие у нас варианты? – Расстроено спросил моряк. – Если первым проснётся призрак, мы не сможем его удержать. Не сможем как-то помешать ему. Может, у тебя завалялось лекарство от такой магии?

Мориус покачал головой.

– Я могу предложить лишь один выход, но это большой риск.

Никто не осмеливался сказать это вслух, но все поняли, что имеет в виду Лорд.

– Однако мы не можем проводить обряд без её согласия, – добавил Мориус, – а это замкнутый круг. Если призрак не лжёт, то он будет контролировать тело и после её пробуждения. И тогда мы не только не сможем узнать её мнение на этот счёт, но и потеряем контроль над полтергейстом.

– За обедом она сказала, что окажись в такой ситуации, пошла бы на этот шаг. – Напомнил Стром. – Значит, заочно её согласие у нас есть.

Шут занервничал. Мориус говорил, что не все одержимые выживают. Что, если он видел Еву живой и весёлой в последний раз, когда вновь подшучивал над ней? Он ведь даже ни разу не сказал ей, как она ему дорога. От одной этой мысли у него заныло в груди.

– Мо, – Голос моряка был осипшим от волнения, – ты гарантируешь, что она выживет? Я полюбил девчонку, она напоминает мне мою дочь… Может, есть ещё способы? Другие, менее опасные.

– Я бы рад предложить другой вариант, но подселенцев изгоняют только так. Извлечь духа без ущерба для жертвы под силу только одному магу. И даже если бы каким-то чудом он согласился нам помочь, мы теперь знаем, что он мёртв, и это невозможно.

– Может, отвезём её домой, к родителям? – Предложил Шут. – Там живёт ведьма, которая лечила её с детства. Вдруг она знает, как помочь?

– Сколько ещё ты сможешь удерживать Еву в состоянии сна? – спросил моряк у доктора.

Мориус посмотрел на часы.

– До пробуждения осталось часа 2.

– Не успеем, Шут. – Вздохнул капитан и повернулся к Мориусу, – а можно ли вкалывать снотворное часто, но малыми дозами? Чтобы мы успели доплыть до её острова.

Лорд измерил пульс, послушал сердцебиение пациентки.

– Нет. – Заключил он. – Сейчас её сердце бьётся медленно и слабо. Если не дать ему передышку, оно остановится. Любая доза, вколотая без перерыва на несколько часов, убьёт её.

От этих слов у Шута в груди похолодело. Он нервно сглотнул.

– Я против. – Его голос дрогнул. – Давайте отпустим его. Пусть идёт, куда хочет!

Мориус, нависший над постелью больной, словно жуткий истукан, одними лишь глазами наблюдал за разволновавшимся Шутом. Лорду нечего было предложить. Имея внушительный опыт работы с одержимыми, он не знал иного выхода, однако не мог дать никаких гарантий. Никто не мог.

Стром закурил трубку и зашагал по комнате.

– Если он отправится вершить свою месть руками Евы, она не простит нам этого. – Взволнованно сказал он. – Шут, я переживаю не меньше твоего! Но кому, как не тебе известно, как мерзко отвечать за то, чего ты даже не делал! И ты позволишь какому-то сумасшедшему мстителю, швыряющемуся огнём, использовать её тело в своих целях? Ты, как никто другой понимаешь, как важно иметь возможность распоряжаться собой по своему усмотрению. Только вы трое хотя бы понимаете, что варитесь в одном сосуде, а она даже не осознаёт себя!

А ведь, правда. Сколько времени пройдёт, прежде чем она сможет пробудиться? Разве это жизнь? Могла ли Ева предполагать, насколько пророческими были её слова, когда она сообщила о готовности умереть, только бы не быть чьей-то марионеткой? Килан единственный из присутствующих понимал, какое отчаяние порой вызывает невозможность быть хозяином самому себе; он часто чувствовал стыд за действия старшего брата и ненавидел его за это. Раснария при всей его отзывчивости, гордости и великодушии, был очень самовлюблённым и тщеславным, падким на похвалы и лесть, а также крайне неразборчивым в связях. Считая себя темпераментным красавцем, он охотно дарил женщинам свою ласку. Эдакий дамский угодник. Во всех его действиях Шут видел неуёмную жажду быть любимым всеми вокруг. При этом Раснар был хорошим и добрым другом. Но Шут всё равно считал его двуличным и слабым, бесконечно страдая от нахождения с братом в одном теле. Раснария же отвечал на презрение брата ненавистью: Шут сильно мешал ему получать от жизни все доступные удовольствия. Жизнь двух братьев в одном теле являла собой нескончаемую борьбу.

А вот Сомбер всегда понимал Шута. Пожалуй, не будь Раснарии, Шут мог бы мирно соседствовать в одном теле с младшим братом. Они всегда могли договориться между собой. Килан доверял музыканту и защищал от нападок Раснара, когда тот обвинял Сомбера в излишней пассивности.

Шут бросил взгляд на Еву. Какая же она бледная! Наверное, это из-за снотворного. Шут позволил себе слабость: он сел на край кровати и взял девушку за тонкую руку. Вот бы всё стало, как раньше… Она бы открыла глаза, обвела присутствующих своим добрым наивным взглядом и смущённо улыбнулась, поправив свои тёмно-рыжие локоны. Они пили бы чай в гостиной все вместе, рассказывали истории, смеялись, строили планы. И он бы никогда больше не оставил её одну.