Ольф. Книга шестая

– Теперь ты всегда так выглядишь?

– По желанию. Честно говоря, в твоей компании мне больше нравится быть обычным человеком. – Для внешнего эффекта я снова щелкнул пальцами, и Маша оказалась в компании привычного ей Алика. – Но не обязательно. При тебе буду таким, каким скажешь.

Демонстрацией личины эльфа я достиг цели – в глазах Маши зажглись знакомые огоньки. В свое время Даша выразилась в похожем случае: «Будет что вспомнить: у меня было со знаменитым писателем!» Также у нее «было» с малоизвестным актером: «Возможно, он однажды прославится, и тогда мои воспоминания о нем перейдут в "золотой фонд"». Писатели, актеры… Насколько бы ни были знамениты, но их, писателей и актеров, пруд пруди, а эльф – один-единственный на всю планету. Если пополнить список интимных приключений кувырканием с эльфом…

Маша вздохнула, огоньки в глазах погасли. Она вспомнила договор с Юрой.

Но ведь на некоторое время она про него забыла. Моя задача – делать такие промежутки длиннее, пока черточки пунктира не превратятся в одну сплошную линию.

Надо бы подкинуть идею, что интрижка с эльфом в понятие измены не входит. И Машу, наверняка, мучает мысль: каковы эльфы в постели? Пусть я, по легенде, полукровка, но в личине эльфа – настоящий эльф, иное существо. Ощущения «любви» со мной, как эльфом, в теории должны быть другими. Сработает ли крючок?

Маша действительно изменилась. Она почти не улыбалась, а когда по привычке губы складывались в улыбку, то в грустную и задумчивую. Маша повзрослела, что ли? В целом – вряд ли, иначе она не вернулась бы к Юре и, тем более, не стала бы хранить ему, такому, верность.

Я продолжил повествование о том, как обрел возможности сказочных существ.

– Однажды в окне нашей квартиры возникло непонятное свечение, и ко мне, своему единственному потомку и наследнику, явился мой отец-эльф. Его сошествие с небес выглядело почти библейски. Как мне кажется, апостол Павел, еще до крещения, когда носил имя Савл, на пути из Иерусалима в Дамаск видел почти ту же картину: «Среди дня на дороге я увидел… с неба свет, превосходящий солнечное сияние, осиявший меня и шедших со мною». Отец предложил мне обрубить все человеческие дела и уйти с ним. Я так и сделал. Прости, что ничего тебе не объяснил, я не имел права.

Помнится, в оставленной Маше записке я написал: «У меня все хорошо, я жив и здоров, а срочно исчезнуть пришлось не потому, что грозила опасность, а по причинам, сообщить которые не имею права. Это не моя тайна, иначе я рассказал бы тебе все. При первой возможности я вернусь. Жди меня».

Она не дождалась. Я и не надеялся. Вызывал удивление выбор Маши – вместо поиска нового партнера она вернулась к Юре, подлецу и обманщику.

– Я написал, что тайна не моя, иначе я рассказал бы тебе все. Теперь рассказываю.

– Если тайна перестала быть тайной – значит, последний эльф умер?

– Последний эльф теперь – это я. Смотри.

Я достал из стены нож, быстрый глубокий рез по запястью заставил кровь хлынуть мощным потоком.

Маша охнула.

– Что ты?!..

– Погоди. Хочу показать, что эльфы – не люди, наши возможности несоизмеримо выше.

«Наши», ага. Вот встретится мне еще один в таком же чертоге…

Даже представлять не хочу. До сих пор никто не встретился – ни мне, ни моим предшественникам. Наука статистика убеждала, что, скорее всего, пересечься с конкурентом, более осведомленном о возможностях древней техники, мне не грозило.

Успокоиться не давало пакостливое словосочетание «скорее всего».

Чертог занялся моим лечением, через минуту от раны не осталось следа.

Фокус удался на славу. Маша окончательно поверила, что я – нечто большее, чем прежний Алик, каким-то чудом заполучивший в руки могучую игрушку. Особенно Маше нравилось, что, обретя всесилие, сравнимое с божественным, я вернулся к ней. Окажись ее чувства к Юре чуть слабее или будь Маша по-прежнему той Машей, которая из зажатого соседа-домоседа сделала активного искателя приключений, новое совместное приключение не замедлило бы случиться.

Пока же Юра побеждал. Точнее, в его пользу работало нечто, появившееся в Маше в последнее время. Я продолжил охмурение в надежде переломить ситуацию.

– Мое тело изменилось, я перестал быть тем Аликом, которого ты знала. Собственно, я даже не Алик, мое настоящее имя – Альфалиэль.

– Аль-фа-ли-эль, – певуче повторила Маша. Имя ей понравилось. – Красиво. Мне теперь называть тебя так?

– Я не хочу, чтобы между нами что-то менялось, поэтому предпочел бы, чтобы ты продолжала звать Аликом. То, что со мной случилось, не укладывается в голове, я сам до сих пор не верю до конца.

– Где ты похоронил отца?

Настолько подробно я легенду не продумывал. Впрочем, проблемы не возникло, ответ легко нашелся сам, по аналогии с местными религиозными традициями и без возможности проверки на правдоподобие.

– Эльфы не хоронят умерших. Тела сжигают, пепел развеивают.

Я потянулся за стаканчиком кофе. Рядом влекла взгляд и руку гладкая ножка, предельно знакомая и невыносимо манящая. Под нее загибалась вторая. Их разделяла полоска джинсовых шортов. Простор для фантазии, подкрепленной воспоминаниями, был огромен.

– Кофе остыл. – Я поставил стаканчик рядом с собой на кровать.

– Ничего, все равно вкусно.

– Поставь стакан, как я. Не на подставку, а просто на поверхность.

По моему приказу чертог подогрел кофе.

– Теперь попробуй.

Маша подняла стаканчик и с удовольствием отхлебнула.

– Встроенная микроволновая печь?

– Не знаю. Просто выполнение желаний. Не всех, конечно, не смотри на меня так, будто я по-настоящему всемогущий. Еще раз повторю: я не бог и не маг, я эльф. В чертоге мне доступно многое из достижений цивилизации предков. Поставь так же мороженое, оно не растает, а станет именно таким, каким хочется.

Маша поставила. Кофе и мороженое стояли рядом, кофе нагревался, мороженое охлаждалось.

– Управление через чтение мыслей?

– В том числе. Но не в том смысле, в котором ты подумала.

– А что я подумала? – Маша вскинула на меня подозрительный взгляд.

– Не знаю, я не умею читать мысли, но ты могла подумать, что умею. Желания в голове хозяина находит чертог, возможное он исполняет, невозможное игнорирует.

– Что он еще умеет?

– Делает всю работу по дому – стирает, гладит, сушит, удаляет отходы, подстраивает обстановку и интерьер под сиюминутные потребности, становится видимым и невидимым, перемещается в пределах планеты… – Я остановился, чтобы не сболтнуть лишнего. О Голосе, Сонном луче и даже о лечении с восстановлением потерянных конечностей говорить пока не стоило. Или, в худшем случае, без «пока», то есть просто не стоило. Но я надеялся на «пока».

Услышанное ошеломило Машу, она выдавила только тихое «Впечатляет».

Эх, не вернись Юра в ее жизнь…

Маша сидела зажато, как я когда-то в ее присутствии. Ситуация перевернулась. Теперь мне хотелось расшевелить бывшую подружку, всколыхнуть в ней угасший огонек, толкавший на приключения. Дотрагиваться до себя Маша не разрешала, ничего серьезней и интимней она тем более не допустит. Так она думала. Я думал иначе. Пришло время второго козыря.

Я отхлебнул из своего стаканчика и показал его Маше:

– Знаешь, почему я заказал раф с грейпрутом?

– Есть какая-то особенная причина? Я, например, в кафе всегда беру то, что захотелось, без всякой задней мысли.

А у меня задняя мысль присутствовала в объеме, куда поместилось бы с десяток галактик среднего размера. Обидно, что Маша не помнила заказа кофе-раф с грейпрутом и мороженого, такое сочетание в нашей с ней жизни было единожды, и к мороженому прилагалось определение «фирменное». Для меня – знаковое событие, после которого произошло столько всего, что до мороженого дело не до дошло ни в тот день, ни в следующие.

Маша печально улыбнулась. Видимо, вспомнила.

– Тонкий намек на толстые обстоятельства? – Улыбка исчезла с ее губ, глаза погрустнели еще больше. – Когда мы с тобой ходили в «Мурад», ты заказал мне раф, а себе – фирменное мороженое. Из-за моей ссоры с Юрой ты остался без мороженого. Но после всего, что у нас с тобой было потом, я бы на твоем месте не жаловалась.