Посольство

– Никогда. Ты знаешь, мы как пара наркоманов. Не можем даже дождаться, когда уедет Лаверн.

Нед помолчал.

– Ты не зажжешь газ в камине? – Он смотрел, как она зажгла огонь. В комнате стало гораздо уютнее. – А ты не думаешь, – спросил он, – что Лаверн нас обоих перехитрила?

– Нет. – Джейн стояла на коленях у камина, регулируя огонь. – Женщины так не поступают. Во всяком случае, женщины вроде Лаверн.

– Нет? Не может она пойти за советом к своей сопернице?

– А тебе приятно подозревать ее в коварстве?

Он покачал головой.

– Просто пытаюсь себе это представить. Так, один из возможных сценариев.

– Игры.

– Что? – переспросил он.

– Игры, в которые играют мужчины. А потом ноют о чудовищных поступках женщин. Ты бы еще сказал, что она собралась похитить своих собственных дочерей. – Она продолжала стоять на коленях. Теперь она держала в руке стакан и смотрела на него. Ее большие темно-карие глаза были печальны.

– У меня есть книжка, которую мне кто-то прислал из Штатов на прошлое Рождество. – Она нахмурилась, вспоминая. – Там есть... – Она встала, подошла к книжному шкафу, порылась там и достала большой альбом рисунков – «Эхо из бездонного колодца». Она начала листать альбом.

– Он голландец, – сказала Джейн про автора, – художник и философ. Я только... – Она продолжала листать. – Вот. – Она передала альбом Неду. Он увидел незамысловатый рисунок, выполненный кистью, пером и чернилами. На нем была изображена обнаженная полная женщина, лежащая на спине с разведенными в стороны ногами.

– Как у гинеколога, – сказал Нед. – Прелестно!

– Не будь ослом, Нед, это изречение буддийской монахини. «Отсюда, – гласило изречение, – вышел в мир Будда и Христос». Художник добавил и имя монахини: Майолей.

– Понятно, – сказал Нед, возвращая альбом. – Это устройство дает вам лицензию на чудовищные поступки.

– Я ничего не могу сказать про буддийских монахинь, – начала размышлять вслух Джейн. – Может быть, они дают обет безбрачия. Но я незамужняя и бездетная, уверяю тебя, каждая женщина знает, что она говорит о нас правду. Мы связаны с планетой и человечеством так, как никто из мужчин. У меня нет детей и, скорее всего, и не будет, но я чувствую эту связь не менее сильно, чем Лаверн. Вот почему она...

– Глупости.

– Нед...

– Послушай, связь отца с человечеством не менее определенна. Это биологическая связь, и она, конечно, не так драматична. А эмоционально он связан с детьми так же, как и мать. Но когда доходит до дела, роли меняются. Мать выкармливает. Отец добывает пропитание. Это не драматично, как беременность и роды, но не смей думать, что мы менее связаны с человечеством, чем те, кто дает нам детей.

– Ты не хочешь позволить Лаверн даже этого?

Он надул щеки в знак недовольства.

– Знаешь, что я хочу сказать? Вы, женщины, делаете то, что хотите, делясь друг с другом самым задушевным. Интересно, долго ли вы можете сохранять служебные тайны?

– А сколько женщин среди сотрудников разведки? Или агентов?

– В мирное время очень немного.

– А сколько мафиози?

– Ни одной.

– Даже среди террористов женщины очень редки.

– Да. – Он осторожно посмотрел на нее. – Ты утверждаешь, что женщины более нежны и заботливы? Не касайся этой темы.

– О, могут быть ужасные примеры бессердечных, страшных женщин, – признала она. – Так же, как могут быть два или три солдата – чудовища. – Она криво улыбнулась. – Или агента разведки.

– До начала современной эпохи профессия солдата была неотделима от профессии убийцы, – сказал Нед. – Но когда появилась возможность убивать на расстоянии, проводить атомные бомбардировки и использовать химическое или бактериологическое оружие, профессия солдата стала уважаемой. Моральная ответственность перешла к политикам.

– Ты любишь мальчиков для битья.

– Иногда говорят о различии между террористом и солдатом. Террорист убивает во имя того, во что он верит сам. А солдат убивает во имя того, во что верят политики.

– Извини, но я американка. Мне это не подходит.

– Джейн? – Он взглянул на нее удивленно.

– Я гражданка демократической страны. И у нас именно те тупые, коррумпированные политики, которые нам нравятся и которых мы хотим. Если не согласен, почитай опросы общественного мнения.

– Когда обвиняют всех, никто ни за что не отвечает.

– Как раз поэтому некоторые военные стараются перекинуть ответственность на политиканов.

– Ты просто невозможна, – бросил он.

Она долго смотрела на него.

– Нед. Я всегда буду такой. Она подошла к нему и встала перед ним. Ее стройная фигура была скрыта под складками зеленого бархата. У нее был вид проповедницы, склонной пророчествовать, а не приносить успокоение.

– Это все еврейские штучки, да? – спросил он. – Вы для этого посланы на землю?

Она допила виски.

– А теперь то, что я назвала бы вполне христианской мыслью. – Ее огромные глаза были устремлены на его лицо. – Нет конкретной цели, с которой мы посланы на землю. Мы пьем виски. Работаем. Влюбляемся в совершенно неподходящих людей.

Он потянулся к ней, и они медленно обнялись, прижимаясь друг к другу осторожно, будто опасались спрятанных шипов.

– Это совсем не то, что говорил мне старый Химниц, – заметил Нед. – Он сказал мне, что предназначение евреев – удерживать все остальное человечество на правильном пути. А кому нравятся люди, лезущие не в свои дела?

– Химниц – просто рехнувшийся осел, – ответила Джейн. Они целовались нежно и долго. – А его лучший ученик, – добавила она, вздохнув, – такой же осел.

– Именно об этом меня предупредили сегодня вечером. Коллега-шпион.

– Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Френч, мы так и будем жить дальше? Корабли, которые встречаются только в ночи?

– Не знаю. Я чертовски запаниковал, когда ты не захотела говорить со мной по телефону. Как будто отторгла меня.

– Ты говоришь как еврей.

Он нахмурился.

– Это шутка? Не мучай меня, Вейл. Мы должны быть всегда открыты друг для друга. Даже если все, что мы можем сказать друг другу, – это: «Привет, у меня все в порядке. Как твои дела?» Мы просто обязаны быть доступны друг для друга.