Страница 59 из 66
Это — все? Он поверил тому, кого убил?
Поставив меня, словно куклу, посреди ванной, Эрис открыл краны и принялся, набирая в ковш воду, поливать меня.
— Руки убери, — рявкнул, когда я снова попыталась закрыться от него.
— Эрис, — тихо сказала я, — неужели ты…
— Замолчи! — вдруг заорал он, — ты! От тебя… пахнет им. Ты вся им пропахла!
Я прикусила губу. Значит, поверил… Что же теперь делать?
А муж, сперва яростно намылив губку, принялся ожесточенно меня тереть, потом смыл пену, намылил еще раз. Обнюхал, ткнувшись носом в плечо, проведя им по груди. Меня начало трясти. Что дальше-то?
Эрис отошел, подхватил большое полотенце и, обмотав меня им, легко поднял на руки. И когда только сил набрался? Я ведь его оставила сидящим на полу, совершенно измочаленным.
… И с размаху опустил меня на кровать, поверх покрывала. Начал раздеваться сам, поспешно скидывая одежду. Диадема начала неприятно колоть и царапать кожу головы, я стянула ее, отложила в сторону.
— Эрис, — позвала в надежде… сама не знаю, на что надеялась. Возможно, что мы все же поговорим и все уладим?
Громко сопя, он сбросил на пол штаны и, оставшись обнаженным, тяжело опустился рядом и принялся разматывать мое полотенце.
— Я не виновата, — шепнула все же я.
— Знаю, — и скрежет зубов.
— Но тогда…
Он вдруг резко развернул меня к себе, положил руку на щеку, не давая шевельнуть головой, а сам прислонился лбом к моему лбу и замер.
— Лора… Клянусь жизнью моей матери. Я пытался. Я боролся. Я старался себя убедить, что ты всего лишь человек, и что ты ничего для меня не значишь. Но проиграл. Себе же проиграл. Своему фантому. Смешно, правда? Я думал, что хочу просто жить, но не сразу понял, что только с тобой я жив как никогда раньше.
Он умолк, тяжело дыша, нюхая воздух рядом с моим лицом. Затем продолжил:
— Я знаю, что виноват перед тобой. Многое должно было быть по-иному… И да, я очень виноват, Лора. Ты… Могу я надеяться, что ты меня простишь? Что останешься со мной?
— Ох, Эрис, — выдохнула я потрясенно, — не надо…
— Нет, надо, — внезапно зло сказал он, сверкнув глазами, — никто больше не посмеет тебя обидеть. И я придумаю, как быть с братом, как обойти клятву и ее силу. Чтобы мы могли просто жить. Но это… если ты меня простишь и согласишься быть рядом.
Он умолк, сверля меня взглядом. Ждал ответа.
Я же…
Я простила. Наверное, еще раньше простила.
Но как же побег? Как же Солья? Как же… все?!
— Нам не дадут здесь жить хорошо, — растерянно промямлила я.
Ох, не то нужно было говорить. Но ничего иного в голову не пришло.
— Я сделаю так, что дадут, — уверенно ответил Эрис, — самое главное — это ты. И сегодня, на балу… после того, как его величество пыжился и доказывал собственное превосходство, мне показалось, что мое положение не безнадежно, что у нас ещё все может быть… хорошо, так, как должно, так, как ты того достойна.
— А как… я достойна?
Он улыбнулся. Мы все еще касались друг друга лбами, совершенно обнаженные на кровати.
— Лучше всех, Лора. Женщина, которую я люблю, получит все.
Почему-то меня начало знобить. Что же теперь? Я могла сбежать с Сольей, а могла остаться с человеком… нет, с шедом, который всего лишь наконец сообразил, что не нужно бороться с собой. Но что я сама чувствовала по отношению к нему?
Заглядывать в собственное сердце было страшно, но все же отважилась — одним глазком.
Не знаю, что это было за чувство, но уж точно не равнодушие.
— Позволь мне любить тебя, — прошептал Эрис, — так, как правильно. Так, как надо было с самого начала…
— А как… надо было? — горько спросила я, — без твоей этой заморозки?
Я хотела добавить, что каждый раз, когда он так делал, мне все казалось, что он даже прикасается ко мне с отвращением. Впрочем, ему было за что не любить людей, так ведь?
Муж погладил меня по щеке. Потом нежно, очень нежно поцеловал. Его поцелуи расцветали на коже, словно цветы эллериума — темной сладостью, предвкушением большего.
— Эрис! — пискнула я, когда поцелуи опустились ниже пупка, — что ты…
— Молчи, — приказал он и раздвинул мне ноги.
На мгновение стало очень щекотно, я глупо хихикнула — и даже испугалась происходящего. Это никуда, совсем никуда не годится. Знала бы матушка…
— Эрис! — возмущенно.
— Тихо, — строго сказал он, — не сопротивляйся.
Я невольно опустила руку, пальцы запутались в его густых волосах.
— Что ты делаешь? Так нельзя!
Мои ноги оказались раздвинуты ещё шире. Внезапное удовольствие омыло жаркой волной, я вскрикнула.
Но, как оказалось, это было лишь начало.
И, пожалуй, Эрис Аш-исси в одном был прав: вот так было правильно.
* * *
Луна в городе Теней такая, что ей хочется любоваться. Возможно, это тени ее такой делают. Или как-нибудь настраивают свойства купола своей реальности, чтобы луна была именно такой: огромной, низкой, цвета лимонного золота.
Сейчас луна бессовестно заглядывала прямо в витражное окно, заливая спальню бледным светом. По полу стелились размытые квадраты, последний из них ложился на край моей кровати, выхватывая из сумрака две пары босых ног. Наших с Эрисом ног.
Он обнимал меня, прижимая к себе, зарывшись носом в мою окончательно растрепавшуюся прическу. Макушкой я чувствовала горячее дыхание, и это было так мирно, совершенно по-домашнему, что я подумала: только теперь, только сейчас я начинаю по-настоящему узнавать шеда, за которого меня выдали замуж. Мы молчали. Я рассеянно гладила его руку — касаться его было приятно. Да и вообще, просто лежать рядом, чувствовать его тепло, слушать размеренное дыхание…
Но мне не давала покоя одна мысль, и я не преминула ее высказать:
— Эрис, кто был этот… Релт? Твой брат не взбесится ли оттого, что на балу случился поединок?
— Не бойся, душа моя, — прошелестело в спальне, — я убил брата Релии. Подозреваю, что именно она все это и подстроила… Ну, теперь, надеюсь, уймется.
— Ах, вот как…
Я посмотрела на большую луну, разбитую на части витражной рамой окна. Не знаю, с чего вдруг Эрис решил, что его покинутая невеста уймется?
— Она думала, что со мной можно играть, — пояснил он, — теперь поняла, что это не останется безнаказанным, даже учитывая мое положение.
— А если бы это был не брат Релии? Ты бы… и его убил?
— Разумеется, — твердо ответил Эрис, — любого, кто посмеет тебя обидеть.
— Как бы тебе не пришлось изрубить весь двор, — проворчала я, — вряд ли ко мне когда-либо отнесутся так, как тебе бы этого хотелось.
— Не думай сейчас об этом, хорошо? Мы справимся.
Я кивнула и крепче прижалась к нему боком. Все-таки в объятиях Эриса я чувствовала себя гораздо уверенней, и совсем не хотелось, чтобы он выпустил меня из кольца рук.
— Скажи, ты правда… меня любишь? — прошептала я в темноту, — если ты хочешь, чтобы я осталась, обещай, что больше никогда… никогда не будешь вести себя так, как вел. Знаешь, это было очень больно, потому что я… Ну, хоть я и говорила, что освободила бы тебя в любом случае… вернее, так оно и было, но я… знаешь, если фантом — это в самом деле то, что составляет суть любой тени, то я, выходит, так глупо, так безрассудно полюбила то, что в тебе.
— То, что есть я сам, — тихо поправил Эрис и умолк.
Потом приподнялся на руках, поцеловал в плечо.
— Это, Лора, самый ужасающий пример, когда предрассудки вкупе с ненавистью могут задавить то, что ты собой представляешь. Хорошо, что я это понял вовремя. Ведь вовремя?
— Вовремя, — согласилась я, а сама подумала, что если бы не осознал, утром я бы сбежала с Сольей.
Теперь, правда, придется с ней объясниться, как-то ее утешить. Она ведь себе уже наверняка рисовала картины бешеных скачек на зеленых ящерах, а я взяла — и передумала бежать.
Я и в самом деле передумала. Зачем бежать оттуда, где тебе хорошо? Ведь действительно хорошо, зачем себя обманывать.