Счастливая куртизанка

Это верно, что я жаждала избавиться от своей дочери, как жаждет больной избавиться от лихорадки, что треплет его уже более трех суток; и если бы та нашла смерть честным, как я это называла, путем, иначе говоря, если бы умерла от какого-нибудь недуга, я бы не слишком много слез пролила над ее могилой. Но я не настолько закоснела в злодеяниях, чтобы пойти на прямое убийство, тем более на убийство родного дитяти, нет, я и в мыслях не имела столь чудовищного намерения! Но, как я уже сказала, Эми все это проделала впоследствии без моего ведома, за что я ее прокляла всей душой — и это все, что мне оставалось; ведь если бы я набросилась на Эми, я бы погубила себя окончательно. Впрочем, эту трагическую историю следует рассказать пространней, а сейчас для нее нет места. Возвращаюсь к моему отъезду.

Милый мой друг квакерша была женщиной весьма доброй, но при этом и чрезвычайно правдивой. Для меня она была готова на все, что не выходит за пределы честности и добропорядочности. Она просила меня даже не сообщать ей о моем местопребывании, дабы с чистой совестью сказать моей девице, если та придет, что оно ей неизвестно; для вящей убедительности я разрешила квакерше сказать, что из моих разговоров с мужем она поняла, будто мы намеревались ехать в Ньюмаркет. Это квакерше понравилось. В остальном я предоставила ей действовать по ее собственному усмотрению; единственное, о чем я ее попросила, — это не поощрять девчонку, если та вздумает распространяться о своем житье на Пел-Мел; напротив, говорила я, следует ей дать понять, что все мы были в некотором недоумении, слыша, с каким видимым удовольствием она смакует подробности этого житья; я просила ее сказать также, что миледи (то есть я) отнюдь не в восторге от того, что в ней находят сходство с какой-то куртизанкой, актеркой и так далее. Быть может, сказала я, такая отповедь заставит ту в дальнейшем попридержать свой язычок. Хоть я и не сказала моей квакерше, как адресовать ко мне письма, у ее служанки я, однако, оставила для нее запечатанный конверт с адресом, по которому она могла снестись с Эми, а таким образом и со мною.

Дня через два или три после моего отъезда моя неугомонная девица притащилась к дому квакерши справиться о моем здоровье, узнать, намерена ли я ехать и так далее. Мой преданный друг квакерша оказалась на ту пору дома и приняла ее весьма холодно, в дверях: леди, которую та, имеет в виду, сказала она, уехала.

Обескураженная таким приемом, девица поначалу некоторое время мялась в дверях, соображая, что бы такое сказать, однако, заметив выражение принужденности на лице квакерши, словно та только и ждет, как отделаться от гостьи и закрыть за нею дверь, она почувствовала себя уязвленной. Между тем осторожная квакерша не пригласила ее в дом оттого, что опасалась, как бы девица, обнаружив, что они одни, не сделалась слишком развязной; к тому же, рассудила она, чем холоднее она ее примет, тем это будет приятнее для меня.

Однако от нее не так-то легко было отвязаться. Поскольку ей не удалось поговорить с миледи, сказала нежеланная гостья, то, быть может, она (то есть квакерша) согласится выслушать ее? На это моя квакерша учтиво, но холодно пригласила ее войти, а той только того и надо было. Заметьте: квакерша повела ее не в парадную гостиную, где мы принимали ее в первый раз, когда она приходила с капитаншей, а в маленькую прихожую, служившую лакейской.

С первых же слов девчонка не постеснялась дать понять, что не верит, будто меня нет дома, и думает, что я просто не желаю показываться на люди; затем принялась с жаром просить разрешения сказать мне всего два словечка; просьбы ее перешли в мольбы, а затем последовали слезы.

— Мне весьма прискорбно, — сказала добрейшая квакерша, — что ты столь низкого обо мне мнения и полагаешь, что я способна солгать и сказать тебе, будто миледи уехала из дома, если бы это было не так!

Уверяю тебя, что я никогда не позволяю себе такого; да и сама леди ***, насколько мне известно, не стала бы просить меня о подобной услуге. Если бы она была дома, я бы так и сказала.

Та ничего на это не возразила, но только сказала, что ей надобно со мной поговорить о деле чрезвычайной важности, после чего расплакалась пуще прежнего.

— Я вижу, ты в большом горе, — говорит ей квакерша. — И рада была бы тебе помочь, но поскольку тебя ничто не в состоянии утешить, кроме свидания с леди ***, то я бессильна.

— Я все же надеюсь на вашу помощь, — говорит та. — Право же, мне необходимо с ней поговорить, иначе я погибла.

— Мне очень прискорбно это слышать, — говорит квакерша. — Но, коли так, зачем ты не поговорила с нею, когда вы были здесь с женой капитана?

— С глазу на глаз поговорить с нею у меня не было случая, — отвечает та, — а при всех говорить было нельзя; кабы только мне удалось остаться с нею наедине, я бы бросилась к ней в ноги и испросила ее благословения.

— Какие странные речи! — говорит квакерша. — Я не понимаю смысла твоих слов.

— Ах! Если в вас есть капля великодушия или жалости, будьте мне другом, — говорит она, — не то я погибла, совершенно погибла!

— Твоя горячность меня пугает, — говорит квакерша, — ибо истинно тебе говорю, я не понимаю тебя.

— Ах, но ведь она моя матушка! — говорит та. — Моя родная мать! И не хочет признать меня своею дочерью.

— Твоя матушка? — повторяет квакерша, приходя в большое волнение. — Что ты хочешь этим сказать?

— Да только то, что говорю, — отвечает она. — Говорю вам, это моя родная матушка, и только не желает меня признать.

Проговорив эти слова, девушка вновь заливается слезами.

— Не желает тебя признать? — повторила чувствительная квакерша и сама заплакала. — Но ведь она тебя не знает и никогда прежде не видела.

— Да, она меня, должно быть, и в самом деле не узнала, — говорит девица. — Но я-то ее знаю, и я знаю, что она — моя мать.

— Мыслимое ли дело! — говорит квакерша. — У тебя что ни слово, то загадка. Не изволишь ли ты, наконец, объясниться как следует?

— Да, да, да, — говорит она, — сейчас я вам все объясню. Мне было известно наверное, что это моя родная мать, и душа моя не знала покоя, покуда я ее не разыскала. А теперь — потерять ее вновь, когда я только ее нашла… да у меня сердце разорвется от горя!

— Но если она твоя мать, — спросила квакерша, — как же это возможно, чтобы она тебя не узнала?

— Увы, — отвечала она. — Я была разлучена с нею в младенчестве, и она с тех пор меня не видела.

— Стало быть, и ты ее не видела тоже?

— Ах, нет, — отвечала она. — Я-то ее видела, и частенько, ибо в бытность ее леди Роксаной я служила у них в доме, но тогда ни я ее не узнала, ни она меня. Но с той поры все это разъяснилось. Разве нет у нее служанки по имени Эми?

Приметьте, этот вопрос застиг мою честную квакершу врасплох и к тому же чрезвычайно ее изумил.

— Право же, — сказала она, — у миледи множество девушек в услужении, и я не упомню все имена.

— Да, но ее камеристка, любимая ее служанка, — настаивала девица. — Ведь ее зовут Эми, не так ли?

— Вот что, — нашлась вдруг квакерша. — Хоть я и не люблю, когда меня допрашивают, но чтобы тебе не взбрело в голову, будто я что-то от тебя утаиваю, то скажу тебе: каково истинное имя ее камеристки, я не знаю, не только слышала, что хозяева называли ее Черри.

NB: В день нашего бракосочетания муж мой в шутку дал ей такое прозвище, и мы так ее и стали с тех пор называть, так что квакерша сказала в некотором смысле чистую правду.

Девица смиренно принесла свои извинения за нескромные расспросы, сказав, что не имела в мыслях дерзить ей, либо допрашивать ее; она, мол, измучена своим горестным положением и подчас сама не знает, что говорит; она отнюдь не хочет причинить беспокойство, но только заклинает ее как христианку и мать сжалиться над нею и по возможности помочь ей со мною свидеться.

Передавая мне весь этот разговор, добросердечная квакерша призналась, что трогательное красноречие бедной девушки разжалобило ее до слез; тем не менее она была вынуждена сказать, что ей неизвестно, ни куда я уехала, ни по какому адресу мне писать; однако, прибавила квакерша, если ей когда доведется меня повстречать, она не преминет пересказать этот разговор, или, во всяком случае, ту часть его, какую найдет нужной, и передать ей, то есть девице, мой ответ, если я, в свою очередь, найду нужным таковой дать.