Страница 26 из 40
— Ты моя маленькая красивая потаскушка.
— Вся твоя, — выдохнула.
Отпустив мои волосы, выхватил что-то позади.
— Могла бы просто попросить об этом, малявка. Хочешь, чтобы сделал тебе больно? Это все, что нужно. Вероятно, ты не доверяешь мне настолько, чтобы позволить дать то, в чем нуждаешься, иначе бы не выкинула этот стервозный трюк. Знаю, что страдаешь, малышка. Всегда сделаю так, чтобы стало лучше.
Сморгнула выступившие жгучие слезы. Хотелось, чтобы он замолчал, и заставил не чувствовать ничего, кроме нас, в это мгновение.
— Хреново справляешься. Может, кто-то другой сумеет куда лучше.
Он рассмеялся, но в этом звуке не было никакой теплоты.
Подумала, что зашла слишком далеко, и лишь слегка расслабилась, когда ничего не произошло, а он ждал именно этого.
— Гримм, — прохрипела, как только ощутила прохладу изогнутого клинка-косы у своего горла, все еще покрытого кровью последней жертвы.
Киска сжалась, мне понравилась сама идея, но сердцебиение подскочило до запредельного уровня.
— Помнишь нашу беседу, что я одержимый собственник? Если когда-нибудь снова ляпнешь мне подобное дерьмо, я перережу тебе глотку и засуну внутрь свой член, пока будешь захлебываться собственной кровью. Никто и никогда не прикоснется к тебе, кроме меня. Без проблем уничтожу любого мужика, который сочтет подобное возможным.
Гримм вошел в меня так глубоко, что стало больно.
Его слова заставили меня почувствовать себя чертовски прекрасной, полностью владеющей собой. Хотелось большего. Лезвие грозило прикончить меня, залить кровью всю землю вокруг.
Я доверяла тому, что он порежет ровно настолько, чтобы причинить мучительную боль, которой страстно жаждала, и сделает ее опаляющей. Начав медленно входить и выходить, заставлял принимать толстый, твердый член дюйм за дюймом.
— Хочешь, чтобы оттрахал тебя до крови? Помни, ты сама напросилась.
Он сильнее надавил на лезвие. Я застонала, когда оно пронзило кожу, жжение усилило давление внизу живота.
Почувствовала, как хлынула струйка крови, за долю секунды до того, как он отнял нож. И тут же коса впилась в плоть на плече, причем вошла достаточно резко, заставив содрогнуться.
Гримм оказался быстрым и искусным в своем деле. Менее чем через десять секунд, отбросив клинок в сторону, приподнял мои бедра, втрахивая еще глубже в землю.
Собрав немного крови, стекающей по шее, он слегка отклонился, чтобы переместиться и раздвинуть мне ягодицы, окровавленными пальцами надавливая на задний проход.
Я напряглась, а дыхание застряло в горле. Никто не прикасался ко мне там с той самой ночи.
Вспомнив разрывы и боль, вдруг захотела ощутить это от него. Знала, что он справится еще лучше. Затем, повторил тот же процесс, что и раньше, на сей раз, стирая липкую багровую массу с плеча.
— В следующий раз я вырежу букву «Р», — небрежно заявил.
До меня не сразу дошло, что имелось в виду, и с секундным опозданием поняла, что он уже вырезал на моей коже первую букву своего имени.
Держа головку члена у сфинктера, засовывал пальцы, которыми только что смазывал там, мне в рот.
— Сейчас ты закричишь. Прикуси, — приказал Гримм, целиком вонзаясь мне в задницу.
Отказаться от выполнения команды, было невозможно.
Челюсть сомкнулась, когда он с яростью погружался и выходил из чувствительной дырочки. Я закричала, чувствуя, как дрожат ноги. От боли и наслаждения по лицу покатились безудержные слезы.
Он полностью добил меня. Не могла этого выдержать.
В одну минуту мое тело находилось в напряжении, а в следующую — бушевало в инфернальном пламени чистейшего блаженства. Я кричала, наслаждение разрывало на части, когда достигла пика, на который никогда ранее не взбиралась, и бросилась через край.
Казалось, часами, он объезжал мое тело, оставив бескостной грудой массы, к моменту кульминации. Едва осознавала, что вообще дышу, когда мужчина размазал избытки своей спермы и моих соков по окровавленной коже, а затем поднес пальцы ко рту. Я всосала их так, словно они покрыты неким эликсиром.
Внезапно, усмехнувшись, он оглянулся через плечо.
— Наслаждаешься шоу, больной ублюдок?
О, Боже. Выдернув изо рта его пальцы, спрятала лицо.
— Лично я, Гримми, добавил бы чуточку больше динамики, но ставлю тебе твердую восьмерку из девяти! — крикнул Кобра с противоположного края поляны, после чего рассмеялся.
Покачала головой, борясь с собственной ухмылкой. Даже не заметила, что за нами наблюдает этот чертов соглядатай Том.
Гримм перевернул меня так, что оказалась на боку, а он прижался к моей спине.
— Ты охренительно красива, малявка, — пробормотал он, проводя рукой по моему бедру, и мы оба умолкли, обессиленные, лежа в грязи.
Мне было абсолютно безразлично, что в волосах полно листьев, кожу жжет там, где порезы, и, что, вероятнее всего, к рассвету не смогу ходить.
Я испытывала зависимость от того, как он заглушал боль в моем мозгу, даруя совсем иной вид страданий. Заставил мое израненное сердце разрываться от боли самым лучшим образом.
Гримм никогда не являлся лекарством, он — это всегда болезнь. Мой проклятый наркотик, яд, который охотно буду поглощать до последнего дня.
****
— Зная или нет то, что всплыло сейчас, скучаешь ли когда-нибудь по своей прежней жизни? — спросил он, поглаживая прядь моих волос.
Мы все еще лежали на земле, но уже одетые, его толстовка превратилась в одеяло. Уверена, что в данный момент мое тело — не более чем жесткий картонный лист.
Пробудились всего лишь тридцать минут назад, но уже была готова закончить этот разговор немедленно.
Подняла взгляд на бородатое лицо. Разумеется, могла бы просто ответить «нет», но, в некотором роде, это была бы ложь.
Я тосковала по дяде, скучала по ма, даже сейчас, когда она полностью разбила мне сердце, однако, этим все и ограничилось.
В тот момент мне не хватало бритвы, шампуня, душа, горячей еды, Кали и даже Ромеро. Мне не доставало рая пылающих трупов, удивления от столкновения с человеком в черной мантии с капюшоном, и белой сатанинской маске, в три часа ночи.
Я не скучала ни по дому, ни по мальчишке у бассейна, ни по той безобразной стене. Не скучала по отцу и даже по Бэт, сводной сестре, которая, как полагала, уже мертва, в данный момент. Она никогда не делала ничего, кроме попыток навредить мне или семье, которую отныне любила. Пусть они и были Дикарями, но даже у волков в крови текла преданность.
— А что, если скажу, что мне глубоко начхать на прежнюю жизнь, поскольку именно так оно и есть? Находиться здесь с тобой, прокладывая убийствами путь обратно в наш уголок темного рая, где поджидает дьявол… такова отныне моя жизнь, и она нравится гораздо больше.
— Неужели? — он положил руки мне на бедра. — Смерть больше не пугает тебя?
— Ох, пугает. Однако мне это нравится, почти так же сильно, как я люблю тебя, — улыбнулась, обвив одной рукой его шею, прижимая нас ближе друг к другу. Не ожидала, что он ответит тем же, даже было не важно, сочтет ли меня сумасшедшей за то, что так быстро произнесла эти три коротких слова.
Уж слишком долго сходила по нему с ума, чтобы придавать этому значение. Можно и подождать, пока он полюбит меня в ответ.
— Какая ирония судьбы, ведь, пожалуй, ты — единственное, чего до смерти боялся в своей жизни, — произнес Гримм, скрипучий голос звучал настолько тихо, что казалось, будто он шепчет.
Губы приоткрылись, но из них вылетел лишь воздух. Если бы придала огромное значение его суровому честному признанию, он бы замкнулся.
Я понимала, что он хотел сказать, и никакие слова не заменят действий, которые следовало предпринять.
Боялась любить его, и для нас обоих, это — неизведанная территория. Мы не верили в нормальность и страшились прочных устоев. Любовь — штука, которую нельзя потрогать, невозможно удержать, и быть уверенным, что она никогда не исчезнет.