Страница 4 из 21
Возможно, из-за этого животного воя и устрашающе безумных глаз во время этих кратковременных приступов, ее никто и не трогал из помоичной братии, считая ее в таком состоянии способной на все (в том числе и на убийство); а возможно, не трогали Эрику из-за покровительства Кольки-Прыща, делавшего такие «клевые» наколки, что диву давались видавшие виды зеки – даже самые простые наколки под умелыми Колькиными руками превращались в произведения искусства с четкими линиями и готическими каллиграфическими надписями. Но Эрике хотелось думать, что «местные» не трогали ее из суеверного страха и уважения, если не к ней, то к ее картам и предсказаниям уж точно – в ее руках бумажные картинки, как бы, оживали, открывая ей людское прошлое и будущее – к ее предсказаниям прислушивались, их побаивались, но даже недоверчивыми и скептически настроенными воспринимались всерьез. Никто не знал, что карты были совсем не главными в ее «гаданиях-предсказаниях», а были лишь привычным атрибутом гадания, и совсем даже не карты «показывали» ей «грехи» и будущее человека…
Держа в руках паспорт мертвой девицы, Эрика испытывала, прямо, таки, физическое удовлетворение – с каким наслаждением она теперь сунет в нос курносому зазнайке-полицейскому настоящий документ с пропиской и фотографией и с удовольствием посмотрит на его реакцию!
Теперь то ей не надо будет ни от кого убегать!
Это раньше она убегала от него – такого важного и строгого, при исполнении служебных обязанностей – а теперь фигушки!
Это раньше, когда он высокий и плечистый входил в вагон с напарником и контролером и спрашивал «документики» у кого-нибудь из пассажиров, сердце ее тревожно замирало от знакомого баска, а потом начинало биться, как сумасшедшее, в предвкушении «опасной погони».
У нее он «документиков» никогда не спрашивал – просто, увидев ее яркую цветастую юбку и красный платок на голове, хмурил брови, заливался краской гнева и пытался поймать девку-гадалку, занимающуюся «не санкционированными действиями» в общественном транспорте, то есть в электричке – догони он ее, то обязательно отвел бы в отделение транспортной полиции для выяснения личности и «наложении» денежного штрафа.
Вот так с его стороны все было серьезно!
Смешно! Для выяснения личности!
Если бы она сама знала свою личность, то уж точно не околачивалась бы на вокзалах и платформах, а первой же электричкой поехала бы домой!
Домой!
Какое манящее, непривычно безопасное слово!
Дом! Это большая кровать с чистым выглаженным бельем, огромной, мягкой подушкой и толстым, теплым-претеплым одеялом… а еще там можно ходить босиком по чистому полу… и мыться сколько хочешь… и лежать в горячей, пенной ванне с пузырьками… и радужная пена, шурша, тает, неспеша оседает, и уставшее тело размокает в горячей воде, расслабляется, наполняясь покоем и блаженством…
Почему горячая, пенная ванна именно с пузырьками и откуда эти самые пузырьки берутся, Эрика не знала – просто она так чувствовала: горячая, пенная ванна с пузырьками.
Ведь был же у нее когда-то свой дом?! И своя постель, и своя ванна, и своя другая жизнь… И может быть, даже близкие люди были… Может быть, кто-то из родных до сих пор живет в этом ее доме и даже ждет ее возвращения!
Таких опасных мыслей Эрика старалась избегать – как только она пыталась что-то вспомнить о своем прошлом, голова начинала гудеть, предвещая очередной приступ боли.
Вот и сейчас, подумав о «своей личности», Эрика стянула с головы шелковый красный платок и привычно переключила мысли на другое.
– Интересно, сколько лет этой девахе? – задумчиво спросила она у самой себя, раскрыла чужой паспорт и занялась вычислениями. – Двадцать пять… А мне сколько? Старше она меня или младше?
Эрика взяла со стола круглую блестящую пудреницу и, открыв ее, внимательно посмотрела в зеркало на свое отражение – из зеркала на нее смотрела довольно симпатичная, худенькая девушка неопределенного возраста со светло-русыми, выгоревшими на солнце, волосами в пределах от шестнадцати до двадцати пяти. На бледном лице выделялись большие карие глаза с влажной грустинкой, нос и рот, как бы отсутствовали – нос был маленький аккуратненький, губы плотно сжаты в узкую полоску.
Эрика схватила со стола золотой тюбик с губной помадой и, поглядывая на фотографию в паспорте, густо накрасила свои бледные губы помадой – лицо в зеркале волшебным образом преобразилось: с красными губами оно стало игривым и довольно привлекательным. Эрика вытянула губы трубочкой, сложила капризным бантиком и улыбнулась своему отражению – ну, чем не обезьянка перед зеркалом!
Она снова посмотрела на фотографию в паспорте и неожиданно для себя потянулась за париком девицы.
Когда после пятой попытки Эрика все же надела парик и посмотрела на себя в зеркало, то ахнула – с каштановыми волосами и накрашенными губами она стала так похожа на мертвую девушку, что отличить их можно было, лишь по цвету глаз.
Она перестала быть собой и стала двойником мертвой девушки!
Медленно повернув голову, Эрика посмотрела на чужую одежду, и шальная мысль тут же завертелась в ее мозгу.
А что, если?..
Сбросив свои вещи, она надела одежду мертвой девицы. Надела все – даже белье, хотя одежда ей была явно велика, но Эрику это не остановило!
Она примеряла на себя новый облик, словно хамелеон маскировалась под ситуацию, влезая в чужую шкурку. Чужая «шкурка» была не ее размера, терла в некоторых местах и висела в других, но обладала неоспоримым преимуществом: меняла не только внешность, влезшего в нее человека, но и собственную самооценку этого человека – с новой внешностью и новым документом Эрика становилась совершенно другим человеком. Человеком свободным и уверенным, сознающим свою принадлежность к добропорядочным гражданам огромной страны.
С новой внешностью и чужим паспортом у нее появился шанс, о котором так часто говорил Колька-Прыщ!
«– Каждому человеку хоть раз в жизни выпадает счастливый билет, – мечтательно произносил он, поднимая глаза к небу (или к картонному потолку своей хибары – смотря по обстоятельствам), – главное, не лопухнуться в это время, схватить его и использовать по полной программе!»
Возможно, смерть незнакомой девушки дала ей такой шанс?!
И она должна «схватить его и использовать по полной программе»!
Эрика посмотрела на чужой мобильный телефон и заспешила – времени до последней электрички в Москву оставалось совсем мало!
Побрызгавшись чужими духами, чтобы отбить въевшийся в ее кожу запах сигарет, Эрика натянула поверх разорванных колгот свои черные плотные лосины, сгребла вещицы со стола обратно в сумку и, переложив золотые украшения мертвой девицы из своих джинсов в кармашек сумки, сложила свою собственную одежду в большой целлофановый пакет. Покопавшись среди коробок, она вытащила из тайника банку из-под кофе со своими сбережениями, пересчитала их – больше пятидесяти тысяч и, выключив свет, неслышно вышла из палатки.
5
Колька-Прыщ без сна лежал на новом ватном матрасе, уложенном поверх картонных коробок, смотрел в грязный потолок своей халупы, накрытой сверху толстой (не рваной!) пленкой, и думал о будущем.
«– Зима скоро… Надо хибару утеплить и буржуйку починить – совсем тепло не держит. Хорошо бы еще одежонку теплую и чеботы справить, – по-хозяйски мечтал он о лучшей жизни и, достав из-под матраса пачку дешевых сигарет, закурил. – А может, ну ее к черту эту хибару?! Продам ее к едрене фене – охотники найдутся, а мы с Эрикой снимем комнату в настоящем кирпичном доме, отмоемся, отъедимся, отоспимся и заживем, как нормальные люди. Она будет гадать на картах, я татуировки колоть – денег заработаем уйму! А там, глядишь, может, у нас все и сложится. Хорошо, что я ее для себя поберег и на потребу помоичным мужикам не отдал, хотя они и просили – денег поимел бы с них с гулькин нос, а так я от нее столько денег получил, что могу и один комнату снять. Снять и зажить, как белый человек! Могу и один, но с ней лучше! Завтра утром увижу ее и предложу жить вместе в настоящем доме. Авось не откажет. Где она лучше меня мужика то найдет?»