Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 21

Никто из прохожих, занятых своими делами, не обращал на нее никакого внимания – мало ли в наше время беременных малолеток – у каждого были свои проблемы, свои заботы, свои невеселые насущные думы, а спасать и помогать другим людям ни физических, ни душевных сил уже не было.

Дойдя до торговых рядов, Эрика нырнула в темноту за одну из палаток, охватывающих привокзальную площадь плотным палаточным полукольцом. Воровато огляделась по сторонам, точно так же как голодная, грязная собачина постоянно оглядывалась по сторонам, ожидая увесистого тычка или строгого человеческого окрика, и успокоилась – поблизости никого не было. Она запихнула свою добычу под одну из размокших коробок из-под сигарет, валявшихся за палаткой, напялила на себя широкую цветастую юбку и быстро отошла от своей «похоронки». И вовремя…

Дверь табачной палатки приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась женская голова, повязанная темным платком.

– Кто тут ходит? – строго спросила женщина в темноту и басовито пригрозила: – Выходи, а то пальну из ружья!

– Это я тетя Клава, – Эрика появилась в узком освещенном прямоугольнике, склонив голову и отряхивая подол выцветшей цыганской юбки. – Ноги о траву вытирала – опять в дерьмо собачье вляпалась.

Насупленное лицо женщины разгладилось.

– Да уж, развели коблов, – заворчала она, подвигаясь и пропуская «сменщицу» внутрь палатки. – Людям пройти негде стало!

Согласно кивнув головой, Эрика протиснулась мимо дородной женщины, прошла в дальний угол палатки, присела на корточки между коробками и привычно замерла, обхватив колени руками, давая возможность женщине спокойно одеться и собрать объемные сумки с продуктами.

– Ну, все, я побежала, – внимательно оглядывая крохотное помещение – не забыла ли чего, произнесла тетя Клава. – Бутерброды на столе, можешь взять одну бутылку пива, но не больше, а то голова снова разболится. Слышишь меня, девонька?

– Угу, – снова кивнула головой Эрика из своего угла, стараясь унять внутреннюю дрожь – вдруг кто-нибудь из бомжей, пока она тут сидит и слушает наставления продавщицы, случайно наткнется на ее «добычу» и присвоит ее! Хотя бомжи и остерегались подходить близко к сигаретной палатке тети Клавы – уж очень решительно та гоняла от своей «торговой точки» попрошаек и собирателей окурков, но кто их разберет этих бомжей – лучше бы ей сейчас быть поближе к своей «добыче».

– Завтра заканчивай свои гадания в электричках пораньше, моя кума к тебе прийти собиралась – погадаешь ей на картах, а то у нее младший сын жениться надумал. Представляешь, девку из детдома в приличный дом привел! Кума и так и эдак ее выживает, а девка оказалась непонятливая, да настырная, прицепилась к парню, как репей к штанам, и никак не уходит из их дома. Ну, хоть ты тресни!

«– Как бы ты завопила, если бы твой сын захотел жениться на мне?! – зло подумала Эрика и, представив эту картину, скривилась от распиравшего ее смеха. – Невеста без роду, без племени, да еще с помойки! Пусть твоя кума, тетка Клава, радуется, что девушка из детдома, а не с мусорной свалки, как я!»

Вслух, конечно, Эрика этого ничего не сказала, но себе пообещала не разрушать любовь молодых – пообещала не из чувства доброты или сострадания (этих чувств она давно ни к кому не испытывала, по крайней мере, сколько себя помнила), а пообещала из вредности (этого в Эрике было с избытком). Хорошо бы еще припугнуть куму тетки Клавы: сказать, что если она будет плохо относиться к невестке, то помрет раньше времени! Вот бы посмотреть на их встречу после такого предупреждения!

Но об этом Эрика только помечтала.

Гадая на картах, она никогда не обманывала: говорить правду всегда легче – сказала и с плеч долой, пусть человек сам разбирается, что ему с этой правдой делать. К тому же Эрика точно не знала, зачем кем-то сверху ей был дан Дар предвидения – всем клиентам она говорила одну и ту же фразу, возникшую в ее голове после первого же предсказания:





«– Вы получили шанс еще при жизни исправить зло, содеянное вами».

Прислушивались ли люди к ее словам и исправляли ли они это «зло, содеянное ими» (каждый сам ведает свои грехи), Эрика не знала. Да, если честно, знать не хотела – неуемное женское любопытство напрочь отсутствовало в ее душе, как, впрочем, и многие другие чувства: заледеневшая душа ее мало походила на клокочущий трепещущий сгусток чувств и энергии, скорее на бесформенную каменную глыбу, неожиданно застывшую и неизвестно откуда возникшую у нее внутри. О том, что жить с такой каменной тяжестью в душе невозможно, Эрика не задумывалась – да она и не жила вовсе, а просто выживала, а для выживания это как раз было очень удобно: все направлено на одну цель, и не надо отвлекаться от нее на собственные чувства.

Это уже потом, спустя месяц, много думая (она была умная и рассудительная) о своем Даре и анализируя свои разные предсказания, она поняла, что Дар ей дан кем-то сверху не просто так (для зарабатывания денег, например), а для того, чтобы указать человеку на его грех и «показать» или рассказать ему о его «ближайшем будущем», которое он может изменить, если захочет, «исправив» свои «ошибки» или искупив свой грех.

О как!!!

Поначалу Эрике было сложно разобраться в этих «показах», «рассказах», грехах, изменениях и искуплениях, а потом, поднаторев в гаданиях на картах (сравнивая «виденное» прошлое-настоящее-будущее в раскладах и «виденное» прошлое-настоящее-будущее при помощи своего Дара: она брала человека за руки, касаясь своими ладонями его ладоней и «видела», как в кино, его прошлое, настоящее и «ближайшее» будущее, которое можно изменить, «далекое» будущее она не видела, зато она могла «показать» человеку его жизнь, держа его за руки и глядя ему в глаза) она сравнивала, делала выводы, а потом, чтобы не путаться и не мучиться, разделила свои «гадания-предсказания» на три этапа: гадание на картах – сто рублей; гадание на картах и предсказание прошлого и будущего по руке – тысячу рублей; а вот «показ» человеку его прошлого-настоящего-будущего целых пять тысяч, но делала она «показ» очень редко, после него болела голова, ощущалась слабость во всем теле и приходилось долго отдыхать…

Наконец, тетя Клава выговорилась, вышла из палатки и, как обычно, постояла немного у двери, слушая, как Эрика закроет изнутри дверь на засов. Поудобнее перехватила тяжелые сумки и быстро пошла к своему дому.

А Эрика выждав несколько минут в напряженной тишине, погасила свет, открыла дверь, неслышно выскользнула из палатки, обогнула угол и, откинув размокшую коробку, жадно схватила свою никем не взятую добычу. Теперь она могла успокоиться и не бояться за нее!

Снова закрывшись в палатке на засов, Эрика включила тусклую лампочку и уже при свете стала внимательно рассматривать одежду и содержимое сумки мертвой девушки.

Одежда была дорогая, приятная на ощупь, правда, немного испачканная землей, но Эрика быстро справилась с этой неприятностью, потерев грязные места чистой тряпочкой, смоченной минералкой. Она аккуратно разложила одежду на сигаретные коробки подсохнуть и придвинула к себе дорогую блестящую сумку. Раскрыла ее, по одной стала доставать из нее вещи и раскладывать перед собой на застеленный газетой стол.

Вещей в сумке было много, но то, что она вынула последним из бокового кармашка сумки, заставило ее задрожать от радостного возбуждения – в руках у нее оказался паспорт! Настоящий российский паспорт с фотографией и пропиской!

Как давно Эрика мечтала о таком документе!

Рука девушки машинально потянулась к бутылке с пивом, но она вовремя сообразила, что пиво для нее сейчас самый большой враг, и отдернула руку.

Алкоголь резко менял ее настроение – делал Эрику агрессивной, злой и отрешенной, пытающейся вспомнить свое прошлое, а наказанием за эти попытки вспомнить была накатывающая огромной, безжалостной волной головная боль. Отодвигая реальность на край сознания, боль туманила безумством остановившиеся глаза, заполняя возникшую пустоту ослепительными, трепещущими сгустками воспоминаний и протыкая мозг раскаленными прутьями. И тогда Эрика стискивала голову руками, боясь, что та от непереносимой боли расколется пополам, и, качаясь вперед-назад, словно китайский болванчик, начинала подвывать, пытаясь заглушить надвигающуюся волну боли и собственные страхи перед ней.