Страница 16 из 24
Люди постепенно стали встречаться на улицах. Без четверти семь, торговцы открывали лавчонки, хозяйки выходили на воздух заняться делами. Эберт завернул за угол, впереди еще много дороги.
Он замер.
Собиралась толпа, сбегались мальчишки. Человек пятнадцать, может и больше. Кто-то кивал головой, кто-то закрывал ладонью глаза. Тихий гомон, будто только разбуженный улей.
– Кто же сделал такое? – услышал Эберт и обернулся. – Какой человек?
– Зверь, а не человек, – хмыкнул какой-то толстяк, погладил длинную бороду. – Помяните мое слово – страшный зверь. За грехи нам и послан. За ваши, госпожа Альбретта, в первую очередь.
– Это какая же сила? Так разодрать!
Эберт протолкнулся через толпу и невольно прижал руку ко рту от подступившей дурноты. В луже темной свернувшейся крови лежал человек. Вернее, человеком его назвать было трудно. Голова у трупа неестественно выгнута, нападавший похоже без труда свернул ему шею. На месте грудной клетки зияла дыра. Поломанные ребра разворочены, по краям то ли следы длинных когтей, то ли клещей, этого Эберт сказать не мог. Сердца в ране не было вовсе.
– Псы должно быть поели, – пробормотал кто-то сбоку.
– Скажешь тоже, псы… Все шавки тело за милю обегали и даже скулили… Тут явно нечисто. И неплохо бы в Совет доложить. А лучше сразу – заплатить кому следует, те свое дело знают.
Эберт бросил еще один взгляд на тело и у него перехватило дыхание. Этого человека он знал. Старый Туг, его слуга, работал еще у отца, потом остался в поместье, когда отец перебрался за город. Еще вчера вечером он отдал ему приказ, какое-то мелкое поручение, то ли сходить к банкиру, то ли к ткачу – мысли у Эберта путались, текли, как кисель. Еще вчера он его видел, еще вчера он был жив. Значит, вышел на улицу и не вернулся. Пролежал здесь всю ночь.
– Укройте тело и перенесите его в дом Гальва, – глухо сказал он собравшимся; вроде кто-то его признал. – Вам щедро заплатят. Передайте моему управляющему мои слова.
– Далековато до Гальвы, – проворчал рослый кузнец, уставившись на труп. – Протащить такое через весь город – переполошится народ. А сдавать такое сразу могильщику на погребение – и вовек не узнаем, что приключилось, к лекарю б надо, да тоже не близко.
Народ переглядывался, переминался с ноги на ногу, и было видно, как каждый спешит отойти, скрыться, заняться собственным делом. Эберт сбросил с плеч плащ и накрыл им тело. Края тут же пропитались в крови. Старый верный слуга, и такая страшная смерть. Вот и думай, зачем постоянно гнаться за счастьем, если в любой момент можешь остаться с выдранным сердцем.
– До особняка Альбре минут пятнадцать пути, – обратился он к кузнецу и еще двум крепким юношам. – Отнесите туда. И вот, держите каждому за труды.
Он протянул каждому золотой – за такую плату любой горожанин согласится помочь и не чесать языком. В голове шумело, усталость давила на плечи. Конечно, ночь он не спал, а теперь слуга с вырванным сердцем, которого он на рассвете несет в дом к невесте. Куда как прекрасное утро!
Во двор дома Сольвег они прошли без лишних вопросов. Седой привратник, сидящий у ворот, сонно хлопал глазами, но отлично понимал, что перед ним будущий хозяин поместья, а потому слушаться его надо беспрекословно, в отличии от обанкротившегося господина. У подножия длинной лестницы, ведущей к главной двери, Эберт приказал им остановиться. Он быстро поднялся, едва не споткнулся и постучал свинцовым дверным кольцом в дубовую дверь. Из дома не доносилось ни звука. Он постучал еще раз, уже настойчивее. Послышался приглушенный стук какой-то двери.
– Иветта! – услышал рыцарь знакомый гневный голос. – Иветта, стучат!
Тишина.
– Иветта!.. Ах вот как, наглая девчонка, значит, мне открывать?!
Он услышал стук крепких башмачков по каменному полу, лязг засова и тяжелая дверь слегка приоткрылась. Лицо Сольвег было бледным и сонным, она щурилась на ярком свету, должно быть, только что встала.
– Пошли все вон, мы не раздаем милостыню и не жалуем бродячих торговцев.
– Сольвег, это я, – ответил он.
Сольвег открыла пошире сонные глаза, против солнца она его видела плохо.
– Эберт? – пробормотала она. – Какая нелегкая… в смысле, что тебе нужно?
– Сольвег, я понимаю, что ты задаешься вопросом, что я забыл у тебя в такую рань…
– Отца нет, – перебила она. – Поэтому если тебе нечего сказать невесте, которая теперь вынуждена сама открывать двери, точно прислуга, то тебе лучше уйти.
Рыцарь вздохнул и украдкой бросил взгляд на своих помощников, державших завернутый в плащ труп.
– Ты злишься на меня? Я не давал о себе знать, я понимаю.
Он судорожно пытался припомнить все, что говорил своим пассиям Микаэль, когда те выставляли его вон или грозились вывернуть на него ведро помоев. Вроде это даже работало, потому что дверь постепенно приоткрывалась пошире, а лицо его невесты становилось меньше похоже на прокисшую простоквашу.
– Я непременно заглажу свою вину, – продолжал он, судорожно подбирая слова.
Сольвег фыркнула и ее лицо снова скривилось. Эберт понял, что все же перестарался.
– Ты мне зубы не заговаривай, на тебя не похоже, – буркнула она, но дверь отворила как следует.
Рыцарь поймал себя на мысли, что раздраженная и скорая на язык она ему нравилась гораздо больше, чем когда ластилась и пыталась вертеть им, как пешкой. Поверх простого домашнего платья, в котором он ее не видел ни разу, да и видеть не следовало, был накинут большой серый пуховый платок, который доставал чуть ли ей не до пят. Черные волосы собраны наспех шпильками в кривоватый узел, из него выбивались тонкие длинные пряди, падали ей на лицо, а она с раздражением откидывала их назад.
– Тебе наверно интересно, что мне нужно.
– Не особо, но ведь ты все равно расскажешь.
Эберт вздохнул и поманил рукой своих помощников. Те тут же стали топать тяжелыми грязными сапогами по начищенной до блеска лестнице. Лицо Сольвег аж побледнело от возмущения, и он понимал, что дальше будет только хуже. А что он ей скажет? «Дорогая, я шел этим прекрасным утром по улице, нашел труп своего слуги и решил занести тебе как подарок на свадьбу?» Здоровяки без особой осторожности грохнули тело на мраморные плиты. Плащ откинулся, и из-под его полы показалась белая исцарапанная когтями рука. Сольвег в ужасе отшатнулась.
– Ты что, убил человека и решил, что я буду тебя покрывать?!
– Тише, тише, – перебил ее Эберт, поспешно оглядываясь по сторонам. – Никого я не убивал. Сольвег, с моим слугой случилось несчастье и мне нужна твоя помощь. Если бы ты увидела, ты бы поняла, но большего я объяснить тебе не могу.
Сольвег скрестила на груди руки. Ее лицо оставалось невозмутимым, а упрямства в ней, как у ослицы, не меньше. Ей совершенно все равно, будь тут хоть море трупов да сама Смерть с косой в придачу в сером саване – она все равно с пеной у рта будет возмущаться и отказываться уходить на тот свет только потому, что с ней обошлись без должного почтения, подобострастия и объяснений.
– Что помешает мне закрыть сейчас эту дверь у тебя перед носом?
Рыцарь вздохнул. Вряд ли есть хоть одна такая же упрямая женщина. И такая же храбрая – перед ней труп лежит, другая бы заголосила и грохнулась в обморок, а эта даже бровью не повела.
– Поверь, тебе это видеть не стоит.
– Поверь, – лучезарно улыбнулась она. – В противном случае я вызову стражу, и ты полдня будешь говорить дознавателям, что это не ты.
Она сладко зевнула, потянулась, как кошка. Его помощники, не скрывая, любовались ей. Это ужасно, думалось ему, оставь женщину без внимания на несколько дней – и она с превеликой радостью сама создаст тайное братство по охоте за твоей головой – и это еще если повезет. Он представил себе, какие могут быть ближайшие годы жизни с этой миловидной мегерой и отчего-то ему стало смешно. Однако смеяться ранним утром с трупом у ног у дома невесты было бы несколько опрометчиво.
– Не говори, что я не предупреждал, – Эберт закусил губу и откинул носком сапога плащ с тела. Кровавая рваная дыра в груди предстала во всей красе. Сольвег с любопытством наклонилась, но не сказала ни слова, только краска сбежала с ее губ и щек, и рыцарь невольно протянул ей руки, испугавшись, что она лишится чувств. Она его оттолкнула, глубоко вздохнула и подняла голову.