Последний сын

Фина взглянула на своего мальчика. Ханнес, вышедший по обыкновению встречать учителя, видел, что сказал инспектор. От обиды опустив голову, он зашел в комнату и закрыл дверь.

– Вы зачем пришли? – жестко спросила Фина.

– Мы хотели поговорить… – начал первый из инспекторов.

– Не буду я с вами разговаривать, – резко перебила Фина. – Вызывайте к себе, если нужно.

– Подождите. Здесь речь не о вашем сыне. К нему же приходил учитель? – пытался объяснить первый инспектор.

Фина поглядела на нацполицейского. Тот не спускал с нее глаз.

– Тогда вам надо ждать, пока муж вернется с работы, – нашлась Фина. – Это он был в комнате с ними каждый раз, когда учитель занимался с Ханнесом.

– Долго ждать? – спросил второй инспектор.

Фина пожала плечами.

– Конец года. Они там план гонят…

Нацполицейский посмотрел на первого инспектора. Тот покачал головой. Все трое вышли из квартиры, не сказав ни слова.

Фина набрала воды в ведро, взяла тряпку и стала мыть за ними полы.

Телля вызвали в Нацкомитет безопасности. Телль, которому приходилось иметь дело лишь с инспекцией Нацдетства да с нацполами, не знал, что думать. Нацкомитет занимался врагами, а на врагов ни сам он, ни Фина вроде как не тянули.

Время явки по повестке было 14.00 – разгар рабочего дня, поэтому о предстоящем походе в Нацбез пришлось сообщить мастеру. Телль поначалу думал отпроситься под предлогом, что его вызвали в школу, но в конце года, когда фабрика не останавливалась, в школу могли и не отпустить. Нацбез – дело другое. И лучше пойти туда, чтобы потом не пришли оттуда.

– Что ж ты такого сделал Тридцатый? – говорил мастер, выписывая пропуск Теллю.

– Пока не знаю, – пожал тот плечами.

Огромное серое здание с большими деревянными дверями выглядело как неприступная крепость. Телль никогда не видел, чтобы туда кто-нибудь заходил или выходил, даже стоящих рядом людей там никогда не было. Подойдя к двери, он показал в глазок камеры повестку. Дверь медленно открылась. За ней сразу находилась рамка металлодетектора, которая противно запищала, едва Телль шагнул в нее.

– Что у вас там металлического?

Дежурный протянул Теллю пластиковую коробку, в которую тот положил ключи.

– Пряжка ремня еще, – сказал Телль.

– Кладите.

Когда Телль повторно прошел через рамку, она промолчала.

– Кабинет 210, это второй этаж. Лестница справа, – дежурный вернул Теллю повестку, отметив в ней время.

Внутри Нацбеза тоже было безлюдно. Ни на лестнице, ни на этаже Телль не встретил ни одного посетителя. Только дежурные сидели за столами. Протянув дежурившему у правой лестницы повестку, Телль направился к кабинету. Как ни старался он ступать тихо, шаги его раздавались на весь коридор.

На часах оставалась минута до назначенного времени. Телль хотел постучаться, но дверь сама открылась. Голос из кабинета позвал: «заходите!»

Между тяжелыми коричневыми шторами висел портрет Нацлидера. Под ним, за столом, на котором не было ничего, сидел человек.

– Первый раз здесь? Волнуетесь? Не стоит, – снисходительно произнес он.

Каждое его слово задевало Телля. Хотелось спросить, зачем он здесь, ведь он ничего не сделал.

– Мы позвали вас, чтобы вы помогли нам разобраться, – хозяин кабинета, опять снисходительно, показал на стул.

Телль сел.

– Вам? – спросил с недоверием он.

Телль весь напрягся. Руки, которые он не мог засунуть в карманы штанов, держали друг друга под свернутой курткой. Спина уперлась в спинку стула.

Но человек не услышал вопроса. Он положил на стол лист бумаги, ручку, потом еще один лист.

– Вы знакомы ведь с… – наклонившись над вторым листом, человек прочел неизвестное Теллю имя.

– Я никогда не слышал о нем, – немного покопавшись в памяти, ответил Телль.

Незнакомое имя озадачило его.

– Это тот учитель, который ходил к вам домой, – подняв глаза на Телля, пояснил хозяин кабинета.

– Да, к нам приходил учитель, заниматься с сыном, – теперь Телль догадался, что приход к ним домой нацполов с инспекторами, и его вызов сюда – связаны.

– Вы оставляли этого человека наедине с вашим ребенком?

– Они занимались в комнате сына, – ответил, как было, Телль.

– Под вашим присмотром? Вы были дома в тот момент? Или жена? – настойчиво спрашивал человек.

– Конечно! Как бы тогда учитель смог попасть к нам в квартиру?

И тут Телль понял, что сказал лишнее. Руки под плащом сжали друг друга еще сильнее. Главное, чтобы сейчас человек с той стороны стола не задал вопрос про то, почему Ханнес сам не мог ему открыть дверь. Но человека эта деталь не интересовала.

– То есть, вы находились в квартире во время занятий? Или прям в одной комнате? – уточняя, спросил он.

– Ну, с самого начала учитель сказал, что станет заниматься с сыном только в присутствии меня или жены. Кто-то из нас всегда был во время занятий рядом.

– Понятно. И ничего странного не заметили?

– Я в математике не очень, – Телль ответил так, как понял вопрос.

– Вы слышали, о чем учитель говорил с вашим сыном? Что он делал?

– Да, – Телль все хорошо помнил, но не мог уяснить, для чего все эти вопросы. – Учитель держал учебник или тетрадь и объяснял Ханнесу какие-то задачи, решения.

– Понятно.

Значит, дело таки не в Ханнесе. Телль чуть расслабился и даже сам задал вопрос.

– Что он сделал?

– Он гей.

Телль отпрянул назад. Геи – одни из тех, кого считали врагами нации. Телль беспомощно посмотрел в сторону – и столкнулся взглядом с портретом главы Нацбеза. Вокруг не было ничего, за что он мог бы зацепиться. И тогда Телль стал смотреть на свои колени.

– Значит, его признают врагом. Но почему? – не поднимая головы, спросил он.

Такого вопроса человек с той стороны стола не ожидал. Разжевывать подобные вещи, тем более – взрослому мужчине… Ну ладно.

– Нашей нации нужно здоровое потомство, сильные дети, которые вырастут, окрепнут и займут наше место. А от геев какое потомство? Они живут противоестественной половой жизнью. Они разрушают нацию.

Видя, что Телль принял его ответ, человек придвинул к нему лист бумаги с большими печатными буквами – «Протокол допроса свидетеля».

– Вам надо написать… – человек положил рядом с листом авторучку.

– Что написать? – напрягся Телль.

– Показания. Напишите, как учитель к вам приходил, что делал. Этого достаточно.

– Достаточно для чего?

Человек на той стороне стола смотрел на него и молчал. Он ждал, что Телль поймет сам. И Телль понял.

– Я не буду, – покачав головой, Телль отодвинулся вместе со стулом.

От звука царапающих пол ножек лицо человека чуть дернулось. Когда стул остановился, оно снова стало спокойным.

– А вы подумайте, – тихо сказал человек и уточнил: – О сыне подумайте.

Телль стиснул зубы. Они заскрипели.

Прощение

То, что Телль сделал, грызло его изнутри, не давало покоя. Он не знал, как ему теперь смотреть в глаза сыну. Он доходил до двери комнаты Ханнеса, но готовая открыть ее рука опускалась вниз.

– Надо просто пережить, – говорил себе Телль.

Никогда раньше сам с собой он не разговаривал.

Переживания становились все тяжелее, и только слова признания, которые рвались наружу, могли освободить переполненную совесть.

Когда Телль рассказывал Фине, его голова горела от стыда.

– Ты бы все равно ему ничем не помог, – была уверена жена.

– Но я хотя бы в этом не участвовал бы, – опустил голову Телль.

– У тебя какая была цель? Навредить старику или отвести угрозу от сына?

– Думаешь, от этого легче?

– Или ты все же что-то не то написал? – чуть наклонив голову, Фина пристально поглядела на мужа.

– Я написал – это уже «не то», – Телль смотрел на стакан с чаем, который ему налила жена. – Этот человек знал, о чем я думаю.

Есть не хотелось – кусок не лез в горло.