Страница 5 из 9
– Ну что, я свободен? – узнает этот ценный кадр, дожидаясь паузы.
– Угу. Мы тебе звякнем, – обещаю с такой милой улыбкой, что вот-вот треснут губы.
– Круто. А сколько я буду получать на руки?
Моя улыбка перерастает в идиотскую.
– Обсудишь с нашим финансовым директором.
Проблема в том, что у нас отродясь не водилось финансового директора. Но братца мой ответ полностью устраивает. Он со знанием дела кивает и шустренько уходит, забыв попрощаться. А я высовываюсь в окно и вижу, как он садится в темно-зеленую «Ладу», купленную мамой на восемнадцатый день рождения. Мне на совершеннолетие мама подарила, по-моему, коробку конфет и духи из магазина бытовой химии.
Меня душит несправедливость. Ну почему я должна устраивать брата на работу? В фирму, которую мама с первого дня называла «ребячеством» и «пустой тратой времени»? Почему не могу просто отказать?..
Я трясу головой, разгоняя тоску, что осела осадком на легких. В последнее время уныния слишком много. Краски посерели, на глаза то и дело наворачиваются слезы. Осень, что ли, тому виной?
Ещё неделю, месяц, полгода назад было иначе.
Мне так не хочется домой, что я допоздна засиживаюсь за месячными отчетами. Из всего выходит, что мы опять растем, а значит, придется набирать дополнительный штат. Клиенты уже недовольны: доставка запаздывает, курьер приезжает запыхавшийся или злой, не дает толком примерить вещь. И сами доставщики жалуются, что им приходится безостановочно мотаться из одного района в другой. Логисты переводят стрелки – они маршруты выстраивали правильно. Плохо дело.
Небо усыпано звездами, когда я выдвигаюсь к дому. Автобус трясется, норовя то ли заглохнуть, то ли развалиться на куски. Моя голова прислонена к немытому стеклу, и перед глазами проносятся здания. Я могла бы сесть в такси, но не приемлю лишних трат. Это Ира отрывается за бедную жизнь, транжиря зарплату направо и налево. А я понимаю, что мне всего двадцать, и любой бизнес может рухнуть. Тем более наш магазин далеко не единственный на просторах рунета, достаточно и других, более известных и популярных. Вполне вероятно, что мы не переживем какой-нибудь кризис или нас подомнут под себя крупные фирмы.
Тьфу! Да что за мысли лезут в голову целый день?
Автобус выплевывает меня на промозглую улицу и пыхтит на прощание. Я долго стою у светофора, дожидаясь зеленого сигнала. Автомобили несутся, безумно рыча. Как дикие звери, выпущенные на волю. Моросит, и ветер кидает в лицо колючие брызги. Моё и без того плохое настроение становится унылым до невозможности. Впору удавиться, честное слово.
Внезапный телефонный звонок спасает меня от пучины депрессии.
– Как дела?! – вопрошает Ира; у нее такой тонкий голос, что любой вопрос напоминает изумление. – Извини, не заехала сегодня! Весь день в бегах, зато наш склад прошел стороннюю проверку. Мы молодцы?
– Разумеется, молодцы, – соглашаюсь я, ступая с тротуара на проезжую часть. – Дела никак. Мой брат – олух, и я возьму его к нам только тогда, когда решу разрушить компанию к чертям собачьим. Прикинь, он назвал наше дело продажей бабских шмоток.
– Ну, парень-то прав. – Ира ржет. – А я…
Эту машину я замечаю слишком поздно. Свет неоновых фар на миг ослепляет, и я теряю ориентацию. Что делать?! Машинально отпрыгиваю в сторону и падаю на асфальт, сдирая ладони в кровь. Телефон, отскочив, разбивается на три части. А автомобиль уносится вдаль, и не подумав притормозить.
Меня поднимают, отряхивают, машут перед лицом руками. Я не понимаю, где нахожусь. Колотит дрожь, сводит пальцы левой ноги. В меня запихивают малюсенькие таблетки, по вкусу – валерьянка. Я выплевываю, не хватало ещё пить незнамо что с чужих рук.
Неужели опять он?!
Не бывает таких случайностей!
Два-ноль в его пользу.
Часы тикают, отмеряя время до финала.
Собрав телефон, я отписываюсь Ире, что всё в порядке. Домой идти уже не хочется, да и нет у меня своего дома. Я покупаю из-под полы в круглосуточном магазинчике какой-то дешевый коньяк, но не пью его, а сажусь на лавочку у подъезда и беззвучно рыдаю. Горло сводит судорогами. Скалится рыжеватая луна. Даже в подростковые годы, будучи проблемным ребенком, я не ревела навзрыд у подъезда своего дома. У чужого – бывало; но точно не у своего.
Коньяк воняет картоном, и я морщусь, пока промываю им царапины. Кожу нестерпимо щиплет, приходится дуть на руки, трясти ими, но боль не утихает. Она, боль, где-то внутри, запряталась под кожу, въелась в мышцы, колотит в висках.
Боль повсюду. Она стала моим продолжением.
Два дня до конца света. Что же ты придумал?..
7. Тогда
Семь лет назад…
Саша получила разряд кандидата в мастера спорта! КМС, как их называют! Невероятно! Она сама не верила, но это произошло. Ей предрекали средние результаты, говорили: «Тем, кто поздно приходит в гимнастику, не добиться никаких успехов». Но Саша взяла и стала КМС!
Полка была уставлена кубками, стены увешаны медалями и грамотами. Она сбила ноги в кровь, её коленки пестрели ссадинами, болели суставы и спина (тренер уверяла, что это проблема всех гимнасток), от недосыпа кружилась голова, но она добивалась всё новых успехов и покоряла вершину за вершиной.
Она научилась танцевать с лентой так, будто этот тонкий алый хвостик был продолжением пальцев. Научилась крутить обруч и подбрасывать булавы (и даже не выбила себе зуб, как Наташка Петрова – кровищи-то было…) Она зарабатывала баллы за пластику тела, за гибкость, за волны. Она ездила на всероссийские соревнования наравне с другими КМС.
– Чтоб ты шею сломала, – шипела Ленка, главная Сашина соперница.
– Только после тебя, – подмигивала девочка.
Их вражда стала чем-то вроде привязанности. Не проходило и часа, чтобы Ленка не отвесила колкость по поводу внешности Саши, а та не посмеялась над её пластичностью. Когда Ленка болела – тренировки проходили вяло, без напряжения. Соперничество добавляло тонуса. С такими врагами и друзья не нужны!
А с друзьями как-то не складывалось. Они ходили по впискам, по кинотеатрам, зависали на площадке у детского сада, тусовались на фудкортах, пока Саша тренировалась. Впрочем, бабушка сказала, что без друзей жить можно – а Саша бабушке верила.
Сегодня ей исполнилось тринадцать лет. В честь праздника бабушка заплела внучке две косички и купила платьице в горошек, и целый день Саша ловила на себе восхищенные взгляды. А после тренировки позвала девочек из группы к столу, где уже был разлит по стаканчикам яблочный сок, а на тарелочках лежало скромное угощение: конфеты да печенье.
Первого и последнего мужчину группы, как называла его тренер, фотографа Никиту Герасимова, тоже пригласили на мини-чаепитие. Саше было стыдно перед ним; он всегда смотрел так важно и оценивающе (даже через объектив), а тут обычные сладости, которых полно в любом кондитерском магазине. Никита со знанием дела прицелился фотоаппаратом к нетронутому столу, сделал пару кадров и дал разрешение чаевничать.
Только тогда оголодавшие после занятий девочки расхватали угощение. Лена показательно не ела. Саша – тоже; кусок в горло не лез.
Ей тринадцать, не может быть. Кто-то в тринадцать лет уже готовится стать чемпионом России, а она всего-то КМС, к тому же не подающий особых надежд. Все-таки возраст сказывался, вот отдали бы её лет в пять…
– Обалденный чай, – пробасил Никита, влезая в девичью болтовню.
На него сразу же посмотрели все без исключения. Конечно, Никита Герасимов – мечта всех гимнасток: высокий, модно одевающийся, веселый, светловолосый парень. Если уж он шутил, то до колик в животе. А взгляд? Признаться, Саша тонула в серо-голубой бездне его глаз. Но, понимая, где он и где она, с разговорами не лезла и держала дистанцию.
Она зарделась до кончиков волос.
– Бабушка заваривала. Он с сушеной мятой.
Именно бабушка сервировала стол, после чего ушла домой – чтобы не мешать праздновать. Саше досталась очень хорошая, продвинутая бабушка, которая никогда не покушалась на личное пространство внучки.