Палые листья лета

Островитянам не было знакомо такое понятие, как эфемерный долг. Они жили одним днем, радостно принимали все, чем он их одаривал и искренне верили, что и назавтра боги не отринут от них свои милости, наделяя кровом и пищей. Но Уна покорно ответила:

— Я понимаю. И буду тебя ждать.

Прощание вышло не таким театральным и надрывным, каковыми были его прощания с ожидающей в Сторхеде вдовушкой. Уна, как и все девушки, надела на шею своему избраннику цветочное ожерелье. Больше всего ожерелий украсило могучую шею помощника капитана Узера, вот уж кто всполошил сердца местных молодок, да и не только их, вслед орку счастливо улыбались и несколько беззубых ртов. Впрочем, если никто не остался обиженным, какие могут быть упреки?

Важно поскрипывая снастями, корабль покинул гостеприимный остров. Надолго ли останутся в памяти моряков его любвеобильные дамы? Кто знает. Но Леандр дин Тиаграсса с какой-то затаенной нежностью думал о маленькой белозубой островитянке, когда почти через четыре года его корабль вновь бросил якорь в той же лагуне. Судьба? Воля повелителя воды Ирдена? Кто же его знает. Ведь воля богов и есть судьба, и свершается она независимо от того, веришь ты в богов или нет. А какой же мореход не верит в Ирдена? Такой надолго в море не задержится. Или сбежит на сушу, или отправится в гости к божеству, так сказать, знакомиться.

Тот же остров, те же приветливые улыбки на лицах его жителей. Приветственные крики узнавания, та же звонкоголосая юркая детвора под ногами. Уна. Уже не та наивная девчонка, а уверенная в себе женщина. И маленькая сероглазая девочка со смешными каштановыми кудряшками, крепко прижимающаяся к ее ноге. Может быть такое, что девочка вовсе и не дочь капитана дин Тиаграсса? Может. Но отчего так беспокойно застучало сердце? Отчего соленые капли жгут глаза, встретившиеся с доверчивыми серыми глазами? Точно такими же, которые он наблюдал в зеркале при бритье.

Островитяне не лгут. Тем, кто счастлив, незачем лгать.

— Это твоя дочь, — просто сказала Уна и тепло улыбнулась.

— Папа? — как малышка старательно выговаривает новое для нее слово.

— Да, я твой папа.

Решение созрело мгновенно. Он не может бросить их здесь.

— Уна, поедем со мной! Там, на большой земле, ты ни в чем не будешь испытывать нужды! Я накуплю тебе шелковых платьев и украшений. Я буду носить на руках тебя и нашу девочку! Ты там будешь счастлива!

Островитянка беспечно рассмеялась.

— Платья у меня есть, целых два! — она гордо дернула подол дешевого ситцевого одеяния. — Украшения я сделаю сама, — Леандру было продемонстрировано ожерелье из обломков перламутровых раковин. — А счастлива я только здесь, — при последних глазах ее взгляд стал необычайно серьезен. — Ат-Уаки не любит, когда ее дочери покидают ее без надобности, — и Уна судорожно прижала к себе дочь.

Если бы не этот ее жест, капитан дин Тиаграсса и не додумался бы до того, что впоследствии совершил. Уна испугалась, что он украдет девочку? Какая странная идея…

Мог ли Леандр Тиаграсса оставить дочь здесь? Чтобы через десять с небольшим лет она, так же, как и ее подруги, доверчиво спешила навстречу уже другим морякам, решившим бросить якорь в этом благословенном месте. Его дочь достойна большего.

Уже на следующий вечер «Трезубец Ирдена» покидал уютную гавань. В каюте капитана на узкой кровати сидела маленькая девочка и широко раскрытыми глазами рассматривала незнакомую обстановку. На берегу, в старческих, но крепких объятиях местной уурду* Ильгры билась в слезах молодая женщина.

— Поплачь, Уна, поплачь. Пусть слезы унесут твою боль, — приговаривала старая Ильгра. — Богине Ат-Уаки было угодно, чтобы твоя девочка ушла в большой мир. Кто мы такие, чтобы противиться ее воле? Ты поплачь, а потом благослови. Нет ничего сильнее искреннего благословения матери. И отцу ее не шли проклятий. Нет ничего страшнее проклятия обманутой женщины. Эх, Уна, Уна, стара я уже стала, менять меня пора, а уурду можно стать только через боль. Жестоко? Но кто мы такие, чтобы спорить с Ат-Уаки? — печально повторила она.

ГЛАВА 1

— Не морщись, не морщись! И комплиментов не жди, не дождешься! — Санайя строго погрозила пальцем зеркалу, вернее, отражающейся в нем сероглазой пухлощекой шатенке. — Да, я знаю, все психически нормальные девушки склонны считать себя привлекательными. И ты будь добра считать так же! Так и считаешь? То-то, — пока никто не видит, отражению был показан язык. Да, неприлично, но самой себе — можно. — И вообще, это только с первого взгляда мужчины западают на внешность. А потом… нет, могут, конечно, и на кошелек, но у нас явно не тот случай. У Риченда и своих денег достаточно. А значит, нас с тобой любят за внешний вид и милый характер, дорогая иерина дин Тиаграсса. Да, именно так, за милый характер! И не спорь.

Отражение в зеркале и не думало спорить. Да и с кем спорить? С самой собой? Бессмысленно и неконструктивно.

Санайя поднялась с пуфика перед зеркалом, где она приводила себя в порядок после сна, и сладко потянулась. Сегодня замечательный день. Не то, чтобы ее прочие дни были плохи, но сегодняшний день был особенным. Сегодня ей исполнилось восемнадцать. Совершеннолетие. Это ведь что-то особенное, правда? Пусть зеркало и не отразило изменений, но они были. Новые возможности, новые права. Да все новое! Сегодня в ее честь папа и Эмильена устраивают прием. Будет не меньше полутора сотен гостей. Здесь Санни поморщилась. Гости — большей частью деловые партнеры ее отца, и этот прием мало чем будет отличаться от множества таких же приемов, где встречаются деловые люди мира сего: коммерсанты, банкиры и промышленники. Разве что придут они с разряженными в пух и прах женами и дочерями, и обсуждать свои скучные дела примутся не сразу, а предварительно сказав несколько высокопарных слов виновнице торжества и вручив безумно дорогой подарок вроде акций жутко перспективной горнорудной компании. Дельцы — они и есть дельцы. Ну да и ладно, она уже давно не обижалась на папу. Бизнес прежде всего, это в их семье знали все.

И все же, кое-чем этот прием будет отличаться от других. Сегодня Рич попросит у папы ее руки и его отцовского благословения. Санни мечтательно повторила несколько па из паратена — танца, в котором они закружатся после того, как жених наденет на ее пальчик помолвочное кольцо.

— Ри-Рич, и-ич, па-да-дам, Ри-Рич, — будущая невеста раскинула руки, сделала глубокий реверанс и счастливо засмеялась. Как же прекрасна жизнь.

Но хватит предаваться мечтам, пора торопиться на завтрак. Сегодня еще столько нужно сделать.

— ЭмилИ, Лео, доброе утро, — Санни, выслушав поздравления, приложилась щекой к щеке мачехи, изображая поцелуй, и чмокнула в макушку младшего братца. — Папа уже ушел?

— Как всегда, дорогая, как всегда, — Эмильена дин Тиаграсса привычно вздохнула. — А то ты не знаешь нашего папу.

— Знаю, и нисколько не удивляюсь, — именинница заняла место за столом и принялась за завтрак. — Что у нас на сегодня осталось?

— Кухню я уже проверила, там все в порядке, от цветочного магазина прибудут к двум часам, зал осталось оформить только цветами, — поведала мачеха. — К двум же прибудет и иерина Прани, сделает прическу сначала мне, потом тебе. Оркестранты приглашены к семи. Все готово, милая, тебе не о чем волноваться, — успокаивающе улыбнулась она. — Хотя, ах, где мои восемнадцать, я бы на твоем месте тоже волновалась.

— Тебе ли сожалеть, — Санни вернула улыбку. — Может, я волнуюсь о том, что кто-нибудь из папиных гостей нас с тобой перепутает и вручит подарок тебе.

— А я знаю, что тебе подарит папа! — хитро заявил молчавший до этого младший братец.

— Лео, не порть папе сюрприз, — осуждающе проговорила иера дин Тиаграсса. — Всему свое время.

— Ладно, — протянул мальчуган, — пусть еще помучится.

Вот же заговорщики. Была у Санни мечта. Восемнадцать лет — как раз тот самый возраст, когда можно садиться за руль магомобиля. Но папа такой перестраховщик. Вряд ли откликнется на ее отчаянную просьбу. Хотя — невольная улыбка растянула губы — она же совсем скоро выйдет замуж, и Рич обязательно купит ей магил. Или выделит один из своих, коих у него аж три сразу.