Страница 21 из 56
— Куда мне положить...
Она раздумывает, куда бы ей положить свою одежду. Кого, бл*дь, это волнует?! Положи ее себе за голову. Брось ее на пол. Просто сделай... что-нибудь.
— На стол, Мэдисон, — нетерпеливо огрызаюсь я. — Просто положи на стол.
— О, хорошо, — говорит она, прерывисто дыша. Бумажная салфетка разворачивается и громко шуршит, когда она пытается закрепить ее на месте. — Кажется, у меня получилось. Вот, давай ленту.
Я поворачиваюсь, а она сидит на краю стола, свесив ноги на одну сторону. Тонкий голубой материал прикрывает ее, но я все равно вижу очертания ее груди. Я наклоняю шею из стороны в сторону, желая, чтобы напряжение покинуло меня. Мэдисон смотрит вниз, на то место, где своей рукой придерживает салфетку, затем ее взгляд медленно переходит на меня, и она терпеливо ждет, с ее зелеными глазами и мягкими розовыми губами...
Мне нужно двигаться. Мои ноги должны подтолкнуть меня к столу, на котором сидит красивая женщина, почти обнаженная.
Кровь устремляется на юг.
Мой член решил, что время действовать.
— Повернись, — резко говорю я, чтобы дать моему телу время взять себя в руки, и чтобы я действительно мог добраться до места, куда мне нужно приклеить.
Мэдисон бросает на меня странный взгляд, а затем ставит ноги на стол, наклоняясь ко мне боком и спиной. У нее изящная спина. Маленькая талия. Светлая кожа, которая на ощупь кажется шелковистой. Со злостью я делаю шаг вперед и открываю ленту, наклоняясь, чтобы прижать к ее коже и салфетке. Я отнюдь не нежен, и Мэдисон говорит мне об этом.
— Хорошо, что не ты делаешь мне татуировку.
Да. Хорошо.
Я отлично справляюсь с этой лентой. Использую половину рулона. Пол не увидит ни малейшего намека на грудь Мэдисон. Кроме того, ей, вероятно, придется носить салфетку до конца своей жизни, потому что теперь она навсегда прикреплена к ее коже. Я с гордостью отступаю назад, прежде чем Пол возвращается в комнату.
— Все готово?
Я швыряю в него ленту. К сожалению, она не ударяет его по голове, как мне хотелось бы.
— Все готово.
***
Я уже знал, что Мэдисон — болтушка в обычных обстоятельствах, но в моменты сильного стресса — как сейчас — она становится настоящей болтушкой. Пол в нескольких минутах от того, чтобы начать. Он заверил ее, что мы пробудем здесь всего тридцать минут, максимум сорок пять. Мэдисон лежит на боку, ее голова лежит на правой руке, чтобы Пол мог получить доступ к участку кожи вдоль края ребер. Я сижу на табурете рядом с ее головой, в стороне от Пола, но достаточно близко, чтобы мог видеть, что он делает.
Я украдкой бросаю быстрые, напряженные взгляды на ее голую спину. Я пожалел, что не приклеил другую сторону салфетки к ее коже. Мэдисон лежит на столе, обнажая свою подтянутую спину вплоть до верха джинсов. Ее волосы рассыпались по столу. Это не должно быть чувственным, но это так. Все это так, даже когда она рассказывает Полу о своей работе в библиотеке. Она уже рассказала о различных программах, которые они предлагают, о своих любимых детских авторах, и сейчас как раз объясняет инициативу весеннего чтения, когда Пол прерывает ее, чтобы сказать, что он собирается начать.
— О боже, правда? Хорошо. Игла стала громче или мне показалось? Я уже говорила вам, ребята, что не люблю иголки?
Дважды.
Ее глаза устремляются на меня.
— Ты будешь держать меня за руку?
Пол смотрит на меня.
— Вообще-то, попробуй рисовать на ее руке. Движение больше отвлечет ее от боли, но не щекочи ее. Если она вздрогнет, я все испорчу.
Она издает нервный смешок.
— О боже, я думала, он скажет: «Если она вздрогнет, я убью ее».
Ух-ты. Ее мозг покинул здание. Мэдисон в полном беспорядке. Я дотягиваюсь до ее руки и кладу ее на свое колено. Ее тело все еще под углом, как нужно Полу, но теперь у меня есть лучший доступ к ее ладони. Я расправляю ее, поражаясь тому, какая она маленькая. Как у взрослого человека могут быть такие маленькие руки? Такие мягкие?
— Твоя рука очень теплая, — говорит она, полуобморочная от нервов. Наши взгляды встречаются, когда Пол начинает.
— Если тебе понадобится, чтобы я сделал перерыв, дай мне знать.
— Ай! — вскрикивает она, как только игла встречается с кожей.
— Это слишком больно? — спрашивает он, но ее глаза все еще смотрят на меня.
Я наклоняю голову в вопросе.
— Собираешься струсить так скоро? А как же твой список?
Мэдисон закусывает нижнюю губу и качает головой. Пол продолжает.
Ее глаза закрываются, а ладонь пытается свернуться сама собой, но я расправляю ее обратно и думаю, как отвлечь девушку. Это не должно быть так сложно, но она отвлекает меня. Мы касаемся друг друга, почти держимся за руки. Ее кожа хорошо ощущается на моей. Я не думал, что мои руки настолько мозолистые от занятий в спортзале и работы по дому во время ремонта, но по сравнению с ее руками они грубые.
Мэдисон морщится, и я вспоминаю о своем долге: отвлечь ее.
— Попробуй сказать мне, какое слово я произношу.
Она моргает, открывая глаза.
— Что?
Я начинаю рисовать буквы на ее ладони подушечкой пальца, чтобы показать ей, что я имею в виду: М-Э-Д-И...
— Мэдисон, — догадывается она. Край ее рта подрагивает, и я понимаю, что поймал ее.
Я улыбаюсь и начинаю снова, сосредоточив свое внимание на ее руке. Теперь, когда она наблюдает за мной, я не могу придумать ни слова. Я просто бесцельно рисую на ее ладони. Это катарсис. Я прослеживаю линии ее жизни и думаю, какие кусочки ее будущего они хранят, если они вообще есть. Я задаюсь вопросом, является ли тоска в моей груди следствием пиццы, которую мы с Энди разделили за обедом, или я полностью игнорирую очевидную истину, стоящую (или, скорее, лежащую) прямо передо мной.
Она морщит нос.
— Я ничего из этого не уловила. Это были буквы?
Я прочищаю горло.
— Давай я попробую еще раз.
Б-Е-Н.
Она смеется.
— Креативно.
Б-Ы-Л.
— О боже. Скажи мне, что ты не...
З-Д-Е-С-Ь.
Пол поднимает глаза, наблюдая, как Мэдисон смеется, с одобрительным блеском в глазах.
— Как долго вы двое вместе?
Наши рты открываются одновременно, как будто мы оба собираемся поспешно ответить и исправить ситуацию, пока она не стала еще более неловкой, но затем проходят секунды. Больше. Никто из нас не произносит ни слова. Может быть, мы хотим избежать ситкомовского приёма — говорить друг за друга и рассказывать противоречивые истории. Неделя! Месяц! А может, никто из нас не спешит его поправлять. Мы оба закрываем рты, и я наблюдаю, как взгляд Мэдисон смягчается, а ее губы кривятся в соблазнительной ухмылке. Она осмеливается мне подыграть.
— Год в следующем месяце, — уверенно заявляет она.
Я вскидываю бровь. Год? Это довольно серьезные отношения.
Пол вытирает ее татуировку, очищая кожу, а затем продолжает:
— Собираетесь сделать что-нибудь особенное на вашу годовщину?
На этот раз нет паузы, и Мэдисон начинает отвечать:
— Бен везет меня в Европу. Я никогда там не была. Но мы пропустим все клише — никаких Эйфелевых башен и Ватикана. — Я ухмыляюсь. О, правда? — Мы едем в Италию, в маленькую рыбацкую деревушку на самом побережье. — Я впечатлен. — Туда можно добраться только на поезде, и там есть отель типа «постель и завтрак», принадлежащий английской паре. Это настоящая скрытая жемчужина.
— Как вы, ребята, узнали об этом? — спрашивает Пол.
Я наклоняю голову. Да, Мэдисон, как мы об этом узнали?
— Мой друг Илай останавливался там несколько лет назад. Он сказал, что если я совершу только одно путешествие за всю свою жизнь, то мне стоит поехать именно туда. Вернацца.
— Похоже, это будет романтично, — говорит Пол, бросая на меня взгляд, который дает понять, что он считает меня счастливчиком.
Ее татуировка не занимает много времени, но это не так важно. Поскольку Мэдисон ведет разговор за нас троих, а ее рука все еще в моей, я рисую случайные рисунки на ее коже, получая больше удовольствия, чем следовало бы. Она говорит о самых скучных вещах, таких как система каталогизации в библиотеке, и все же я заворожен, полностью и без остатка.