Аконит

— Что?

Сердце пропустило удар. Кажется, нащупала то, что искала. Однако Лико неправильно понял мой вопрос.

— Если мы уедем, то сможем прожить нормальную человеческую жизнь. Я смогу сдерживать в себе волка, Елена. Я всё изменю ради тебя. Ведь без превращений, я обычный человек. И проживу не дольше чем ты.

Он вновь потянулся ко мне и в этот раз не стала отворачиваться. Во мне билась одна мысль. Мир волков. Что будет, если окажусь в мире волков? Действительно ли во мне течёт волчья кровь? Поэтому удалось избавиться от влияния неона? Поэтому иногда веду себя как волчица? Вопросы сыпались как из рога изобилия, я настолько в них погрузилась, что пропустила начало разговора Лико по телефону.

— Да, хорошо. Тогда так и поступим. Увидимся завтра, — твёрдо проговорил Лико, отстраняясь и немного нахмурив брови.

— Что такое? — сразу всполошилась, вновь обращая внимание на время.

Арман всё ещё не пришёл.

— На улице ждёт такси. Арман присоединиться завтра.

— Что случилось?

— У него есть идея, как вытащить твою сестру. Завтра он всё расскажет.

Лико вышел из-за стола и подошёл к кассе, чтобы расплатиться за ужин. Оставшись одна, уставилась на руки, подмечая вновь нервную дрожь пальцев. Всё происходящее — как нырнуть в бассейн без дна с акулами и пираньями. Безумное погружение.

Вновь глядя за окно, замечаю двух молодых девушек, пересекающих площадь перед станцией. Они совсем юные, в коротких платьицах и расстёгнутых куртках. Одна что-то с жаром втолковывает другой, а та смеётся без остановки. И по тому, как они двигаются, как говорят, ясно, они близки — лучшие подружки, почти семья.

Я завидую им. Всё, с чем столкнутся, понятно и пройдено сотнями подростков до них. Никаких неожиданностей. Рядом всегда будут те, кто поможет, кто объяснит, что делать. Есть пути, куда идти, есть будущее.

А есть ли оно у меня? Закончится ли этот марафон боли? Что останется от меня, когда всё закончится?

Смотрю на них, когда проходят прямо перед окнами кафе. И тогда перехватываю взгляд одной из них. И вижу тот самый, голубой отблеск в глазах. Эта девочка принимает неон.

Глава 13. Белый флаг

Мне бы смелости набраться,

Выпить яд до дна — мой аконит.

Но не сгинуть, не потеряться,

Став до кончиков когтей другой…

А под странный бесконечный

волчий злобный вой -

Не страдая, не мечтая,

О любви большой желая,

Жить, и только так, как хочет сердце,

Глупое, невинное, моё.

Когда Лико выбежал на улицу, они уже скрылись за поворотом. Теперь не поймёшь — узнала она меня или нет? Хорошо, что я чувствую их, а они меня нет. Эта односторонняя связь прекрасно действует, как будто у меня есть суперсила. Лико предупредил, что в Москве неонезированнах больше, так как здесь располагается завод по производству неона, скрытый известным названием какой-то фармы.

В небольшой стильной гостинице неподалёку от метро Маяковская, нас ожидал шикарный двухместный номер, горячий душ, поздний кофе и сонный разговор ни о чём. Несмотря на то, что удалось поспать в поезде, мягкая постель быстро расправилась с ложной бодростью и я вырубилась как младенец. Завтра будет новый день.

Завтра мы спасём Ингу.

***

Сон начинается с того, что вновь сбегаю из поместья, только никто не идёт за мной и я приезжаю в Москву одна, прямиком на Цветной бульвар. Теперь там роскошный косметический центр. Вежливые девушки, приятные доктора, косметологи. Они вертятся вокруг, как птицы. Сбивают с толку, слова не дают сказать:

— Вам жизненно необходим полный комплекс процедур! Ваша кожа нуждается в воздухе, а волосы в свежести! И этот шрам, его нужно убрать! Стереть, вычистить, удалить! И пилинг! И как же без маникюра/педикюра? Всё, никаких возражений! Глубокая эпиляция, шугаринг, но сначала пластика — шрам в первую очередь! И нос поправим! И цвет глаз сменить на голубой! Серые — как у мышки — тоскливо, а голубой — ультрамодный! Неоновый!

Пытаюсь вставить хоть слова, постоянно перебивают и легко-легко, но цепко, тащат вглубь здания. Повсюду белый, голубой и фиолетовый цвет, всё сверкает прозрачностью и простором, высокие лампы слепят глаза, в воздухе витают нежные лиловые ароматы, среди которых затесался и хищный вкус полевых цветов.

Повсюду мерещится неуловимый среди иных запахов аконит. Фотографии фиолетового цветка открыто висят на стенах, а на каждой удобной поверхности вазы, забитые под завязку этим растением. Чуть сосредоточившись, вижу, как из них на пол льётся вода.

Я как не в фокусе, всё вновь потеряло чёткость, только вода льётся водопадами, шумно, громко, мокро, волосы от влаги потяжелели, прилипли к спине, лезут в рот, в глаза, ещё больше путая. Мы идём быстро, и чавкающий звук от ног, погружающихся в очень мокрый ковёр, звучит всё громче и громче. Вода поднимается, она уже по щиколотку, но никто этого не видит.

— Здесь повсюду вода! — почти кричу, но они улыбаются.

Белоснежные зубы, очаровательные улыбки, нет-нет, да и мелькнут волчьи клыки, а голубые ясные глаза окрасятся в желтизну и вместо смеха раздаётся негромкое утробное рычание. Моргнёшь и всё в порядке.

— Моя сестра…

— Прошу сюда! — восклицает секретарша, открывая двери и вталкивая внутрь…

Внутрь операционной. Наслоение — я уже лежу на столе, связанная, зафиксированная, чтобы не дай бог шевельнулась! Такую операцию, разумеется — к сожалению, проводят без наркоза. Печальным голосом заявляется ассистентка хирурга. И добавляет, что он скоро будет здесь.

Почему не удивлена, что это Кай?

Вся комната — красно-чёрная. Красные стены, чёрный пол. Красная форма врачей, чёрное покрывало на мне. Красный потолок, чёрная жижа стекает из вентиляции, капает невидимыми из-за обилия чёрного цвета каплями на пол. Капает на лицо, грудь, живот, попадает в рот и чувствую — это кровь. Чёрная, как смоль, солёная как море, кровь.

Грянула музыка. Пронзительно-торжественное, вызывающе-злое, под такую мелодию следует убивать. Или устраивать кровавые свадьбы.

— Я позабочусь о тебе, Елена, — шепчет на ухо Кай, а ассистент стирает тампоном кровь с лица, обеззараживая для будущей операции. — Ты будешь такой же красивой, как и я!

Его лицо, скрытое маской, удлиняется и я вижу, что на руках с зажатым скальпелем, появляется шерсть. Пытаюсь закричать, но рот сам по себе стягивается толстыми стяжками, отчего раздаются лишь стоны боли, тихие, невыразительные. Вновь слышится рычание и я вижу повсюду волчьи морды. Все присутствующие здесь — волки. Они скалятся и веселятся. Начинается операция.

Если бы могла — кричала бы от боли, срывая стяжки, выдирая нитки, но нет возможности даже вздохнуть. Задыхаюсь, а Кай с бешеным взглядом вскрывает лицо скальпелем, приговаривая:

— Скоро ты станешь такой красивой!

И в тот момент, когда кажется, что схожу с ума, всё заканчивается.

Просыпаюсь в белоснежной палате, заставленной чёрными вазами, забитыми фиолетовыми насыщенными цветами, разносящими по комнате острый отравляющий аромат. Не узнать это растение невозможно — это вновь аконит, мой спутник, мой любимый яд.

Я скрыта серой простынёй, только правая рука наружу — на сгибе локтя под кожей игла, закреплённая лейкопластырем. Слышится пиликанье аппарата, фиксирующего жизненные показатели, кроме этого звука, ничто не разбивает холодной, ледяной тишины. Не слышен шум города за окнами, не доносится ни голоска за дверьми комнаты. Абсолютная тишина и прерывистое дыхание, глухое из-за бинтов, скрывающих лицо. Сердце спокойно, я сонная, поэтому не сразу вспоминаю, что произошло. Какой странный сон приснился. Я попала в аварию? Поэтому так трудно двигаться?

Удаётся вырвать из руки иголку, шатаясь, выбраться из постели и дойти до зеркала. Так и есть — вся голова забинтована, остались лишь щели для глаз. Разматывая бинты, начинаю срывать их с себя и вместе с тем кричать. Мой крик доходит до ультразвука и зеркало разбивается на крупные осколки — в каждом из которых моё отражение — волчья морда.