Страница 43 из 65
— Все, кто может вывести вас из себя, заслуживают моего глубочайшего уважения.
Она нахмурилась.
— То есть, я полагаю, вы со своей сестрой были сама доброта и нежность?
— Конечно, нет, — ответил он без малейшего сожаления в голосе. — Я был настоящим чудовищем. Но… — Он с хитрой улыбкой наклонился вперед. — Но я всегда использовал разные уловки.
— Ой, ладно. — У Оливии было достаточно опыта общения с братьями, чтобы решить, что он просто не понимает, о чем говорит. — Только не говорите мне, что ваша сестра ничего не знала об этих ваших «уловках»…
— Ну, нет, конечно же, она все знала, — Гарри нагнулся еще ближе. — А вот моя бабушка даже не догадывалась.
— Ваша бабушка?
— Она переехала жить к нам, когда я был еще младенцем. Я был с ней ближе, чем с родителями.
Оливия обнаружила, что кивает, сама не зная почему.
— Она, наверное, была очаровательная.
Гарри коротко хмыкнул.
— Она была какой угодно, но не очаровательной.
Оливия спросила, не в силах сдержать улыбку:
— Что вы имеете в виду?
— Она была крайне… — Он помахал рукой в воздухе, выбирая слова, — суровая. И я бы сказал, что она очень твердо придерживалась своих убеждений.
Секунду Оливия обдумывала его слова, а потом заявила:
— Люблю женщин с твердыми убеждениями.
— Не сомневаюсь.
Она почувствовала, что улыбается, и наклонилась вперед, ощущая с Гарри удивительное, теснейшее родство.
— А я бы ей понравилась?
Похоже, вопрос застал его врасплох, несколько секунд он молчал, открыв рот, а потом ответил, похоже, забавляясь:
— Нет. Не думаю, что вы бы ей понравились.
Тут Оливия почувствовала, как от изумления открывается ее собственный рот.
— Вы хотели, чтобы я солгал?
— Нет, но…
Он отмел ее протест взмахом руки.
— Она ко всем относилась ужасно нетерпимо. Она прогнала шестерых моих учителей.
— Шестерых?
Он кивнул.
— О, Господи! — Оливия была поражена. — Мне она наверняка бы понравилась. Я сама сумела избавиться лишь от пяти гувернанток.
Он медленно улыбнулся.
— Интересно, почему меня это нисколько не удивляет?
Она нахмурилась. То есть она хотела нахмуриться. Но, похоже, получилась насмешливая гримаса.
— Как так получилось, что я ничего не знаю о вашей бабушке? — спросила она.
— Вы не спрашивали.
Он что, думает, что она пристает ко всем знакомым с расспросами о бабушках и дедушках? Но тут ей пришло в голову — а что она вообще знает об этом человеке?
Очень мало. На самом деле, почти ничего.
И это было очень странно, поскольку она знала его. В этом она была уверена. И вдруг она поняла — она знает его самого, но не обстоятельства, которые его сформировали.
— Расскажите о своих родителях, — неожиданно попросила она.
Он, кажется, слегка удивился.
— Я не спрашивала про вашу бабушку, — сказала она вместо объяснения. — Мне стыдно, что я об этом не подумала.
— Ну что же… — Но он ответил не сразу. По выражению его лица нельзя было понять, о чем он думает, но ясно было, что он размышляет и не может решить, как же ему лучше ответить. А потом он произнес:
— Мой отец был пьяницей.
«Мисс Баттеруорт», которую Оливия неосознанно сжимала в руках, выскользнула из ее пальцев и шлепнулась на колени.
— Он был скорее обаятельным пьяницей, но как ни странно, это не сильно улучшало ситуацию. — Гарри говорил совершенно безразлично. Он даже улыбался, будто все это — просто шутка.
Так ему было проще.
— Мне очень жаль, — откликнулась Оливия.
Гарри пожал плечами.
— Он ничего не мог с собой поделать.
— Это очень сложно, — тихо заметила она.
Он резко развернулся, поскольку что-то такое уловил в ее голосе. Нечто робкое, нечто похожее на… понимание.
Да где ей это понять! Это невозможно. У нее-то — здоровая и счастливая семья, ее брат женат на ее лучшей подруге, а родители действительно о ней заботятся.
— Мой брат, — сказала она. — Тот самый, что женился на моей подруге Миранде. Не думаю, что говорила об этом, но он уже был один раз женат. Его первая жена оказалась настоящим кошмаром. А потом она умерла. И после этого… не знаю, все думали, что, избавившись от нее, он обрадуется, но он выглядел все несчастнее и несчастнее. — Она остановилась, а потом продолжила: — Он очень много пил.
«Да это же совсем не то», — хотел сказать Гарри, — ведь брат — не один из родителей, не тот, кто должен любить тебя и защищать, не тот, от кого зависит, будет ли твой мир безопасным и надежным местом. Это же совсем не то, поскольку она-то явно не вытирала рвотные массы за своим братом 127 раз. И брат — это не мать, которая никогда ни о чем не может сказать тебе ни слова, и это не… Это не то, черт побери. Совсем не то!..
— Конечно, это совсем не то, — мягко произнесла она. — Думаю, это даже сравнить нельзя.
И как только он услышал это — всего лишь два коротеньких предложения, как все внутри него — вся эта безумная буря эмоций — неожиданно успокоилось. Улеглось.
Она нерешительно улыбнулась. Легкой, но искренней улыбкой.
— Но думаю, я все же могу понять. Хотя бы отчасти.
Почему-то он посмотрел вниз, на ее руки, лежавшие на коленях поверх книги, а потом на обитый бледно-зеленой тканью диван. Они с Оливией не сидели рядом, в пространстве между ними мог свободно поместиться еще один человек. Но они сидели на одном диване, и если бы он протянул ей руку, и если бы она сделала то же самое…
Он задохнулся.
Потому что она протянула ему руку.
Глава 16
Гарри не думал, что делает. Просто не мог, а если бы он только задумался, то никогда бы этого не сделал. Но когда она протянула ему руку…
Он взял ее.
И только тогда понял, что произошло, и сама Оливия только тогда поняла, чему положила начало, но было уже поздно.
Он поднес ее руку к губам и поцеловал каждый пальчик, как раз у основания, где она будет носить кольцо. И где она пока не носила кольца. Где он неожиданно, в дикой вспышке фантазии, увидел свое кольцо.
Это должно было предостеречь его. Должно было заставить его запаниковать, бросить ее руку и вылететь из комнаты, из дома, убежать от нее навсегда.
Но он этого не сделал. Он задержал ее руку у своих губ, не в силах оторваться от ее кожи.
Она была такая теплая. Такая нежная.
И дрожала.
Наконец он посмотрел ей в глаза. Широко распахнутые, полные трепета… и доверия… и, возможно… желания? Он не мог быть в этом уверен, поскольку знал, что она сама не может быть уверена. Она не поймет, что испытывает желание, не сумеет распознать эту сладкую пытку, эту тягу одного тела к другому.
Он-то все понял и вдруг обнаружил, что чувствовал это с самого начала, с того момента, как узнал Оливию. Ту первую яркую вспышку влечения можно не считать. Он тогда еще не знал Оливию, она ему даже не нравилась.
Но теперь… все было иначе. Он хотел не просто ее красоту, или изгиб ее груди, или вкус ее кожи. Он хотел ее. Всю. Целиком и полностью. Хотел нечто, заставлявшее ее читать газеты вместо романов, и ту милую странность, побудившую ее открывать окно и читать ему дурацкие книжки вслух через пространство между домами.
Он хотел ее ум, ее способность отбривать собеседника, и тот триумф на ее лице, когда ей удавалось найти ему в ответ особенно удачную фразу. Хотел этот загнанный и растерянный взгляд, появлявшийся, стоило ему взять над ней верх.
Он хотел огонь ее глаз, вкус ее губ и, да, он хотел ощутить ее под собой, вокруг себя, на себе… во всех возможных позах и каждым возможным способом.
Ему придется на ней жениться. Все очень просто.
— Гарри? — прошептала она, и он перевел взгляд на ее губы.
— Я собираюсь тебя поцеловать, — тихо произнес он, и ему даже в голову не пришло спросить у нее разрешения.