Страница 18 из 65
— Ты ошибаешься.
— Я так не думаю, — произнесла Мэри тем невыносимо напевным тоном, который использовала исключительно, когда считала, что знает, о чем говорит.
Оливия бросила взгляд на Салли, как раз втыкавшую иголку в ткань и изо всех сил изображавшую, что не подслушивает. Потом снова посмотрела на Мэри, словно давая ей понять — не при слугах!
Это не решало проблему с Мэри, но, по крайней мере, отодвигало ее.
Оливия снова зашуршала газетой и расстроенно опустила взгляд на свои руки. Она забрала газету еще до того, как дворецкий ее прогладил[13], и вся измазалась в типографской краске.
— Фу, какая гадость, — произнесла Мэри.
Оливия не нашлась, что ответить, кроме:
— А где твоя горничная?
— А, там, — ответила Мери, махнув рукой куда-то назад. И тут Оливия поняла, что допустила ужасный промах. Мэри тут же повернулась к Салли и сказала: — Ты ведь знакома с моей Женевьевой правда? Пойди, поболтай с ней.
Салли была прекрасно знакома с Женевьевой и отлично знала, что способности последней объясняться по-английски, по меньшей мере, ограничены, но поскольку Оливия не могла вдруг вскочить и закричать, чтобы Салли не говорила с Женевьевой, той пришлось собрать свое вышивание и отправиться на поиски.
— Вот так, — гордо констатировала Мэри. — Чисто сработано. Теперь расскажи мне, какой он? Он красивый?
— Ты его видела.
— Нет, красив ли он с близкого расстояния? Эти глаза … — Мэри поежилась.
— О! — воскликнула Оливия, внезапно кое-что вспомнив. — Они карие, а вовсе не сине-серые.
— Не может быть. Я совершенно уверена…
— Ты ошиблась.
— Нет. Я в таких вещах никогда не ошибаюсь.
— Мэри, я видела его лицо вот с такого расстояния, — заявила Оливия, показав расстояние на скамейке между ними. — Уверяю тебя, у него карие глаза.
Это привело Мэри в ужас. Наконец она помотала головой и сказала:
— Наверное, это из-за того, как он на тебя смотрит. Так пронзительно! Вот я и решила, что у него голубые глаза. — Она моргнула. — Или серые.
Оливия закатила глаза, а потом уставилась прямо перед собой, надеясь, что все на этом и закончится. Но Мэри не так-то просто было сбить с толку.
— Ты так и не рассказала мне о нем, — заметила она.
— Мэри, тут не о чем рассказывать, — настаивала Оливия. Она расстроенно посмотрела себе на колени. Ее газета превратилась в мятую, совершенно нечитабельную груду бумаги. — Он пригласил, я согласилась.
— Но… — выдохнула Мэри.
— Что «но»? — Оливия начала терять терпение.
Мэри вдруг сжала ее руку. Натурально сжала. Сильно.
— Ну что еще?
Мери указала пальцем в направлении пруда Серпентайн.
— Там.
Оливия ничего не видела.
— На лошади, — прошипела Мэри.
Оливия посмотрела чуть левее и вдруг…
О нет! Не может быть!
— Это он?
Оливия не ответила.
— Сэр Гарри, — уточнила Мэри.
— Я знаю, о ком ты говоришь, — рявкнула Оливия.
Мери вытянула шею.
— Похоже, это именно сэр Гарри.
Оливия и не сомневалась, не столько потому, что он сильно походил на означенного джентльмена, сколько потому, что — с ее-то счастьем — кто же еще это мог бы быть?
— Он отлично держится в седле, — восхищенно прошептала Мэри.
Оливия решила, что самое время подумать о Боге и помолиться. А вдруг он их не заметит. А вдруг освещение…
— Похоже, он нас увидел, — воскликнула Мэри вне себя от восторга. — Помаши ему. Я помахала бы сама, но мы не представлены.
— Не смей его поощрять! — прорычала Оливия.
Мэри на секунду повернулась к ней.
— Я так и знала, что он тебе не понравился.
Оливия страдальчески закрыла глаза. Подумать только, все намечалось как одинокая мирная прогулка. Оливия размышляла, скоро ли Мэри подхватит от Энн простуду. И что можно сделать, чтобы ускорить заражение.
— Оливия, — прошипела Мери, толкая подругу под ребра.
Оливия открыла глаза. Сэр Гарри уже находился гораздо ближе и явно направлялся к ним.
— Интересно, а мистер Грей тоже с ним? — с надеждой произнесла Мэри. — Знаешь, он может оказаться наследником лорда Ньюбери.
Когда сэр Гарри приблизился — без своего кузена, возможно-наследника-графства — Оливия изобразила на лице напряженную улыбку. Она отметила, что он здорово держится в седле, и лошадь у него отличная — гнедой красавец-мерин с белыми «носочками». Сэр Гарри был одет в костюм для верховой езды — настоящей, а не ленивой рыси по парковой дорожке. Темные волосы растрепало ветром, щеки слегка разрумянились, он просто должен был выглядеть проще и дружелюбнее, но Оливия с некоторым презрением подумала, что для этого ему пришлось бы улыбнуться.
Сэр Гарри Валентайн не спешил расточать улыбки. Во всяком случае, не в ее сторону.
— Леди, — произнес он, остановившись перед скамейкой.
— Сэр Гарри, — Оливия не смогла себя заставить произнести что-то еще, ей вообще еле удалось разжать зубы.
Мэри ее стукнула.
— Позвольте представить Вам мисс Кадоган, — произнесла Оливия.
Он изящно склонил голову.
— Счастлив с Вами познакомиться.
— Сэр Гарри, — прощебетала Мэри, кивнув в ответ. — Чудесное утро, Вы не находите?
— Весьма, — ответил он. — Вы согласны, леди Оливия?
— Конечно, — натянуто произнесла та и повернулась к Мэри, надеясь, что он сделает то же и обратит все свои последующие вопросы к ней.
Но он, конечно же, этого не сделал.
— Раньше я не встречал Вас в Гайд-парке, леди Оливия, — сказал он.
— Обычно я не выхожу из дома так рано.
— Нет, — проговорил он. — Полагаю, у Вас в это время дня есть необычайно важные дела дома.
Мэри поглядела на нее с любопытством. И впрямь, утверждение выглядело загадочно.
— Разнообразные дела, — продолжил он, — наблюдение за людьми…
— А Ваш кузен тоже ездит верхом? — быстро спросила Оливия.
Он насмешливо поднял брови.
— Себастьяна редко можно встретить до полудня, — ответил он.
— А Вы встаете рано?
— Всегда.
Еще один пункт в списке его недостатков. Оливия не возражала против ранних подъемов, но ненавидела людей, которые им радовались.
Оливия ничего не ответила, нарочно стараясь продлить паузу до неловкости. Возможно, он уловит намек и уйдет. Любой человек в здравом уме смекнул бы, что две леди, сидящие на скамейке, просто не в состоянии вести беседу с джентльменом на лошади. От необходимости так долго смотреть вверх у нее уже затекла шея.
Она подняла руку и потерла шею, надеясь, что он поймет намек. Но тут — поскольку совершенно очевидно, что все в это утро было против нее, даже она сама — на нее накатили чрезвычайно несвоевременные воспоминания. О ее воображаемых бубонах. И о чуме. О ее бубонной разновидности. И, господи помоги ей, она рассмеялась.
Но ей нельзя было смеяться, не сейчас, когда рядом с ней сидит Мэри, а сэр Гарри взирает на нее сверху вниз, и она заставила себя держать рот закрытым. Но смешинка рвалась наружу, нашла путь через нос, и Оливия чихнула. Совершенно неизящно. И щекотно.
И от щекотки в голос расхохоталась.
— Оливия? — удивилась Мэри.
— Нет, ничего, — произнесла та, махнув на Мэри рукой и отвернувшись, чтобы скрыть лицо. — Правда, ничего.
Сэр Гарри, благодарение Господу, промолчал. Правда, видимо, только потому, что счел ее умалишенной.
Но Мэри — с Мэри было совсем другое дело, она никогда не понимала, что нужно оставить человека в покое.
— Оливия, ты уверена? Потому что…
Оливия все еще сидела, уставившись себе на плечо, потому что каким-то образом точно знала, что, как только повернется, рассмеется снова.
— Я просто кое о чем подумала, вот и все.
— Но…
И тут Мэри неожиданно отстала от нее.
Оливия почувствовала бы облегчение, но она знала, дело вряд ли в том, что Мэри неожиданно обрела чувство такта. И она, конечно, оказалась права, Мэри замолчала вовсе не из доброго отношения к Оливии. Она замолчала потому что…
13
Во времена Оливии — свежую газету перед подачей хозяину к завтраку, требовалось непременно прогладить горячим утюгом со всех сторон, чтобы газета не пачкала пальцы и была без изломов.
До сих пор в школах дворецких учат, как подавать хозяину газету. Утреннюю газету, которую джентльмен читает за завтраком, перед тем, как положить на стол, необходимо прогладить горячим утюгом. Иначе хозяин будет есть тосты не с мармеладом, а с типографской краской. Вечерние газеты, которые хозяин просматривает в своем кабинете, гладить не принято.