Страница 4 из 6
Тогда как вторая «Критика» Канта представляет доктрину наивысшего добра как часть структуры справедливости, созданной практическим разумом, «Критика суждения» (Kritik der Urteilskraft, 1790) отводит довольно скромную функцию наивысшему добру, – фактически, Кант отказывается от своего утверждения, сделанного во второй «Критике» о том, что власть морального закона зависит от наивысшего добра. Его аргумент звучит так: если кто-либо убеждён в том, что Бога нет; если ультимативного наказания и поощрения не произойдёт, – будет ошибкой «на этом основании толковать обязательные законы как надуманные, незаконные и необязательные».
Как и в первой «Критике», Кант утверждает в своей третьей «Критике», что наша мотивация следовать моральному закону зависит от того счастья, которое этот закон обещает тем, кто его заслужил. В отношении же мотивации, которую предлагает наивысшее добро, Кант меняет своё мнение и принимает мотивацию наивысшего добра как поддержку, не более, для утверждения обязанности перед моралью. Хотя авторитет морального закона стал независим от возможности приближения к наивысшему добру как идеалу, наша обязанность перед законом сохраняет эту возможность. Поэтому мы обязаны верить в наивысшее добро, а с этим и в утверждения о существовании Бога и бессмертия.
Несмотря на своё утверждение о том, что в общем мы можем держать под контролем наши желания и похоти, Кант вынужден констатировать, что страх и отчаяние могут повлиять на нашу самостоятельность; а когда это происходит, то мы вынуждены бороться с этим находя различные мотивации, к примеру, надежду.
В своём первом предисловии к «Религии…» наивысшее добро связывается с постоянно пребывающим элементом нашей практической жизни. Каждый раз, когда мы совершаем выбор, у нас неминуемо возникают некоторые ожидания, некоторые ожидаемые следствия, по направлению к которым наш выбор совершается.
Тогда как правильность действия покоится в самом моральном законе, по утверждению Канта – когда мы как человеческие существа, заинтересованные в последствиях наших действий, подчиняем нашу обязанность перед моральным законом и совершаем выбор, – то этот выбор есть тот, который «мы просто не в состоянии избежать». Те, кто подчинил себя моральному приоритету в ущерб собственным интересам, – они будут также на основании «природной необходимости» направлять свои действия в направлении определённой цели, они будут обязывать себя к достижению этой цели, которая отражает их приоритет. Такой целью будет наивысшее добро как идеал, поскольку оно устанавливает мораль как основание для счастья, и таким образом соединяет эти две цели в одну как синтез кодекса моральных законов: а именно, что счастье оделяется согласно моральной ценности.
С одной стороны, Кант утверждает Бога и бессмертие как основания, необходимые для справедливого распределения счастья, с другой же стороны то, что мы совершаем для реализации наивысшего добра как идеала, – это и создаёт для нас моральную ценность, по мнению философа. В соответствии с этим части первая и вторая «Религии …» уточняют наше моральное состояние, что для нас как человеческих существ, значит быть недостойными морально, что мы обязаны сделать для того, чтобы стать достойными. Третья часть «Религии…» ведёт от индивидуальной моральной динамики к общей, потому что именно здесь, по мнению Канта, наивысшее добро как обязанность «становится обязанностью «в своём роде» / sui generis (Лат.), не между индивидами, но для человеческой расы в целом по отношению к себе». Хотя распределение счастья лежит всё ещё в обязанности Бога, наша задача состоит в том, чтобы очеловечить наивысшее добро как идеал, и достижение этой цели «каждый должен представить себе как зависящее от него». Так, если Судный День грядёт, а никто до тех пор на принял милосердия Божия, – единственное, что будет распределяться – это наказание. Счастье будет сохранять свою пропорцию по отношению к моральной ценности, но поскольку не будет никого, кто заслуживал бы счастья, никто не будет оделён счастьем. Так, без наших устремлений наивысшее добро остаётся лишь пустой скорлупой.
Каждое из трёх утверждений Канта – свобода, Бог, бессмертие – имеет свои отношения происхождения. В отличие от двух последних, утверждение свободы связано более непосредственно с фактами разума и понимается Кантом как необходимое основание для присоединения нас к моральному закону. Два других утверждения – Бог и бессмертие – берут свою основу в наивысшем добре. Наша вера в Бога и бессмертие оправдывается на основании того, что эти два понятия являют необходимые основания для реализации наивысшего добра как идеала. Наконец, в рамках утверждения «если наивысшее добро как идеал может быть достигнуто, то должны существовать Бог и бессмертие» эти два понятия могут рассматриваться как фактические объекты.
Во всех трёх «Критиках», в «Религии…» и многих других работах Канта, изданных им в 1790-е годы, Бог и бессмертие упоминаются в связи с возможностью достичь наивысшего добра как идеала, которое зависит от всемогущей, всезнающей и справедливой божественности. В «Критике чистого разума» Кант выражает симпатию по отношению к доказательству мироустройства, но он вместе с тем отмечает, что это приводит нас к «мудрому создателю природы», существу, которое устанавливает миропорядок, имеет нескончаемые ресурсы и обладает моралью и благоприятностью. Если наивысшее добро есть цель нашего достижения, то по необходимости должен существовать некто, кто в состоянии упорядочить мир так, что счастье становится возможным в пропорции к моральной ценности человека. Такое существо также должно обладать мыслительной силой, способной к вынесению суждения о моральной ценности, а также волю, которая сопровождает мораль.
Этическое общество есть для Канта религиозный идеал и может быть истолковано как иное выражение для наивысшего добра как идеала. Как это описано в его «Религии…», этическое общество есть «проект, реализация которого невозможна для людей, лишь для самого Бога».
Понятие «бессмертие» обычно сопровождает аргументацию Канта относительно понятия «Бог». Первый известный аргумент мы находим в его «Критике чистого разума». Так же как в случае с понятием Бога Кант утверждает, что мы вынуждены признать бессмертие души как необходимое основание для распределения счастья при наивысшем добре как идеале. Исходя из служебного характера миропорядка, такое распределение невозможно в рамках этого миропорядка; поэтому мы с необходимостью принимаем идею «будущей жизни», «Царства Божьего», где «каждого ожидает счастье, если, конечно, мы не препятствуем этому сами, становясь недостойными быть счастливыми». Таким образом, цель потусторонней жизни есть предоставление домена для наивысшего добра как идеала, где счастье распределяется среди людей, заслуживших его.
Во второй «Критике» понятие «бессмертия» подвергается сильной переработке. Хотя формально Кант оставляет за бессмертием приоритет распределения счастья при наивысшем добре как идеале, он также представляет бессмертие как нашу необходимость стать достойными этого счастья. Философ представляет дилемму, стоящую перед нами относительно того, что требуется от нас, чтобы стать достойными счастья, которое предлагается нам через достижение наивысшего добра. Аргументация второй «Критики» Канта такова:
реализация наивысшего добра содержит не только формальную пропорциональность счастья с моральной ценностью, но также и тот случай, когда никто не достигает моральной ценности, достойной счастья;
счастье, которое распределяется, понимается Кантом как Абсолют, а не дифференцированная единица, поэтому и требуется от нас «абсолютная согласованность наших склонностей с моральным законом»;
однако, такая согласованность невозможна в этой жизни, поэтому Кант помещает её достижение в иную жизнь, которая грядёт;
если, тем не менее, мы и в грядущей жизни не достигаем морального совершенства, Бог примет эту нашу устремлённость как «эквивалент того, что мы её достигли» посредством Своего излияния милосердия.