Страница 128 из 136
— Ничего сложного, я начал писать книгу, боюсь, что после того, как её напишу, ко мне могут возникнуть вопросы у советских спецслужб. — сообщил я.
— А они точно возникнут? — прищурился Торвальд.
Я пожал плечами.
— Сложно решать за руководство КГБ, но думаю, что вопросы появятся, и хочется как-то себя обезопасить.
— Так, может, лучше не связываться с этой темой? — спросил собеседник, — И будешь никому не интересен. Кстати, почему ты решил, что тебя непременно будут преследовать?
Извини, конечно, но на нового Троцкого, или Солженицына ты не тянешь. — Ухмыльнулся он.
В дальнейшей беседе Торвальд пообещал подумать о том, как можно будет меня укрыть от всевидящего ока коммунистов. И через две недели мы с ним встретились снова. Обрисовав перспективы, Торвальд на листочке бумаги написал сумму и номер счета. Деньги я перевел без торга. После чего получил номер телефона, по которому следует звонить, когда буду готов.
С тех пор прошло больше полугода. Я уже начинал надеяться, что опасения таковыми и останутся и что зря мы с Эмели учили наши легенды, а я переводил капиталы на номерные счета, тихо радуясь, что сейчас не двадцатые годы двадцать первого века, когда большие деньги так просто не спрятать. Но видимо не судьба.
В указанное время я позвонил по нужному номеру. В трубке сразу раздался озабоченный голос Торвальда, он заговорил, не дав мне вставить и полслова.
— Алекс, рад тебя слышать. Я собирался сам тебе завтра звонить, но так даже лучше. Ну, что вы, наконец, решились?
— Да, — кратко сообщил я и положил трубку.
Погода этим субботним летним утром была великолепной. Ярко-синее небо без единого облачка, с которого ласково светило солнце, раскрашивая яркими красками разноцветные гидросамолеты покачивающиеся на мелкой морской волне.
Мы с Эмели подъехали на своей машине на автостоянку. Долго копались в багажнике, доставая рыбацкие причиндалы, а затем направились к офисному зданию.
Попав к молодому клерку, я предъявил свои документы.
— Герр Красовски, — уточнил тот.
— Да, это я.
— Пожалуйста, проходите с женой на пирс, ваш самолет синяя Сессна бортовой номер А73. Пилот уже вас ожидает.
Мы с Эмели, не торопясь, прошли на пирс и по трапу перебрались в кабину самолета.
Когда мы уселись рядышком сразу за пилотом, Эмели принялась от волнения интенсивно щипать мой бицепс.
— Перестань, — шепнул я ей. — Все в порядке. Сейчас мы взлетим.
Пилот, усатый мужчина лет пятидесяти, прибавил газ, и мы начали отходить от причала. Гул мотора усилился, гидросамолет начал разгоняться и, наконец, подпрыгивая, поднялся в воздух.
Я смотрел на море под нами, а голове назойливо звучал мотивчик песни «Gle
Прошло почти два часа, когда мы начали снижаться над длинным извилистым фьордом. Время исчезать Глену Миллеру еще не пришло.
Погода в Норвегии тоже была неплоха, но здесь, несмотря на высокие горные склоны дул пронзительный ветер.
Мы с Эмели перебрались с гидросамолета на небольшой причал прокатной фирмы обслуживающей рыбаков.
Наша яхта покачивалась на легкой волне в полной боевой готовности, ожидая своих хозяев.
Пообщавшись с хозяином стоянки, мы перебрались на яхту. Паруса я поднимать не стал, сразу завел дизель и на малом ходу направил яхту к выходу из фьорда. До нужного квадрата нужно было еще пилить и пилить.
— Эмели, молчавшая всю дорогу и превратившая мой левый бицепс в большой синяк, наконец, очнулась от молчания и начала забрасывать меня вопросами.
— Саша, а когда нас встретят? Может, нам не стоило убегать. Что мы будем делать в Парагвае?
— Жить мы там будем, дорогая, — сообщил я в ответ. И в который раз пожалел, что не смог кардинально решить дилемму, вставшую передо мной. По идее уходить надо было одному, но я не выдержал и рассказал Эмели, о том, что мне может грозить.
Как ни удивительно, но жена мне поверила сразу и бесповоротно. Комитет госбезопасности СССР и в Швеции пользовался зловещей репутацией. Было много слез и упреков, но потом Эмели заявила, что должна быть рядом со мной.
Попытки отговорить её оказались бесполезны. Так, что Торвальду пришлось продумывать план исчезновения для нас двоих.
Мы тем временем вышли в открытое море на пару миль, и встали на якорь на каменистой луде. Я расчехлил удочки и уселся с ними на корму.
Ждать надо было долго. Несколько раз мимо нас проходили рыбацкие шлюпки, один норвежец даже поинтересовался уловом. На что я поднял над бортом треску килограмм на восемь.
Как назло клёв был великолепен. Я даже поймал себя на мысли, что мне не так жалко терять свою яхту, как-то, что выловленная рыба бесполезно пропадет в море.
Понемногу смеркалось, все-таки в этих широтах настоящих белых ночей не бывает. Я включил навигационные огни и забрался в кубрик. Эмели нахохлившись, сидела там за столиком. Судя по красным глазам, она недавно плакала.
Как ни удивительно, но вместо того, чтобы её пожалеть, я разозлился. Злился, естественно, на себя, что не смог держать язык за зубами, хотя за прожитые годы можно было набраться житейской мудрости.
Я растопил маленький камелек и поставил на него кофейник.
Но тот даже не успел закипеть, как за бортом послышался мерный стук дизеля.
Я выбрался наружу и принял швартовый конец, кинутый мне Торвальдом из почти такой же яхты, как у меня.
Карлссон, в брезентовой робе и сапогах выглядел профессиональным рыбаком. От него даже несло протухшей чешуёй. Мы с ним перетащили в мою яхту лодочный мотор и резиновую лодку, а затем вместе с Эмели перешли в яхту Торвальда.
Все было обговорено не один раз, поэтому работали мы молча, понимая друг друга без слов.
Я убрал небольшой трап, по которому переводил жену, после чего пожал руку Торвальду и последовал за Эмели.
— Удачи, — тихо сказал мне вслед контрразведчик.
— За такие бабки мог бы еще что-нибудь пожелать, — беззлобно подумал я, принимая швартовый канат, брошенный им.
А чего злиться? Пока, что Торвальд выполнял все обязательства.