Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 53 из 61

Помимо этих двух наиболее интересных на мой взгляд источников, есть ещё несколько других, но они не так интересны, поскольку написаны людьми, совсем никакого отношения не имеющими ни к развернувшейся трагедии, ни даже к экспедиции, но с большой охотой высказавшие своё мнение на произошедшие события. Теперь, когда читатель, я надеюсь, ознакомился в общих чертах с событиями, имевшими место в нашей экспедиции (я подразумеваю, что он прочёл указанные мной источники), мне хочется воспользоваться правом автора и передать свои личные впечатления, переживания и события так, как они отложились в моей памяти. А заодно исправить ошибки и неточности, допущенные в этих источниках. Итак…

Самые яркие эпизоды

Эпизод 1

25 июля – это день, когда наш заболевший начальник Митя Хейсин ушёл вниз в сопровождении вспомогателей с высоты ~5,300 м, передав дальнейшее руководство Толе Носову. В тот день вся команда, состоявшая из 10 человек, плюс оставшиеся вспомогатели, медленно, но верно, поднимались вверх с полными рюкзаками весом более 30 кг, согласно установленному порядку: первый шёл на всю длину верёвки (у нас тогда все верёвки были длиной по 40 м) с нижней страховкой, по возможности организуя промежуточные точки страховки с помощью либо скальных, либо ледовых крючьев в зависимости от рельефа склона. Выйдя на всю длину верёвки, первый закреплял её на верхней точке и тогда все остальные проходили по ней с помощью самодельных жумаров (промышленность СССР их вообще не производила), что экономило силы всем остальным. Жумар – это такое устройство, которое представляет из себя подобие дверной ручки и закрепляется на верёвке; он легко по ней передвигается вверх, но при нагрузке «схватывает» верёвку своими зубчиками и не двигается; тем самым даёт возможность альпинисту подтянуться вверх. После того как все члены команды и сопровождающие их вспомогатели проходили по таким перилам, верёвка не снималась, а оставалась закреплённой на склоне для будущего (через несколько дней) спуска, а бывший в цепочке восходителей первым становился в ней последним. Теперь должно быть понятно, что мы несли с собой большое количество верёвок, значительная часть которых должна была быть оставлена для спуска на самых опасных или крутых участках маршрута.

Случайно получилось так, что за 100 метров до выхода на так называемые «молодцовские» ночёвки (лагерь № 4) на высоте 5,600 м, мой черёд был идти первым и вот что тогда произошло: я иду первым и попадается мне редкостный в альпинизме участок для прохождения – это был склон градусов 45–50, усеянный булыжниками размером с небольшой арбуз, пустоты между которыми заполнены льдом, а сверху этот природный «пирог» покрыт небольшим слоем свежего снега. Это означает только одно – ни скальный, ни ледовый крюк в такой склон забить нельзя, как, впрочем, и ледоруб воткнуть в него тоже невозможно. Ни до этого, ни после, мне никогда такой тип склона не попадался. На Тянь-Шане вообще много того, чего не встретишь в горах Кавказа или Памира и, в первую очередь, это касается качество снега – он сухой и сыпучий как крупа. В таком снегу очень трудно делать ступени – они плохо формируются и осыпаются под тяжестью человека, как только он пытается их нагрузить своим весом.

Итак, я прошёл пол верёвки, не сделав ни одной точки страховки, после чего до меня дошли крики, чтобы я как можно быстрее сделал промежуточную точку страховки. Я же совершенно не вижу такой возможности и продолжаю идти до тех пор, пока не вышел на всю длину верёвки. Теперь, понимая свою вину, что вылез на 40 метров без единой точки страховки, всё же пытаюсь объяснить Носову ситуацию, с которой мне пришлось столкнуться, и прошу надвязать к моей верёвке ещё одну. Внизу недоверчиво ругаются, но всё-таки достают верёвку и надвязывают её к моей. Я продолжаю подъём в надежде на то, что рельеф склона изменится и смогу найти место для страховки.



Наконец, закончилась и вторая верёвка. Это означает, что в случае срыва и падения, я пролечу уже 160 метров (80+80) и, если к этому моменту от меня что-нибудь путное останется, а также в момент рывка верёвка не оборвётся, моё падение будет остановлено. Я всё это понимаю, но другого выхода, кроме как продолжать идти вверх я не вижу, тем более что в пол верёвке от меня я вижу снежную полку, на которой возвышается скальная «балда», за которую можно будет устроить страховку. А все участники в 80 метрах ниже наблюдают за моими действиями и, конечно, не верят мне, что на этом месте страховку организовать невозможно. Когда же я попросил надвязать мне третью верёвку, объясняя, что мне нужно пройти ещё всего 15–20 метров и тогда я смогу закрепить верёвку, тут уж все в один голос и, в первую очередь, Толя Носов на правах руководителя, стали ругаться матом и требовать, чтобы я немедленно спускался обратно, а о третьей верёвке забыл раз и навсегда. Естественно, что спускаться вниз, находясь выше точки страховки на 80 метров, да ещё по скользким булыжникам, где само задержание с помощью ледоруба в случае проскальзывания выглядит очень проблематичным, я никак не хотел по двум причинам: во-первых, просто страшно, а, во-вторых, таким образом я потерплю фиаско на глазах у всех, чего я допустить никак не могу. И вдруг совершенно неожиданно я нахожу выход из создавшегося положения – я вспоминаю, что у меня в рюкзаке тоже есть верёвка и про неё мне ни у кого не надо спрашивать разрешение. Быстро снимаю рюкзак, достаю верёвку и надвязываю её к своей. Ещё через 15 минут я выхожу на полку и закрепляю теперь уже три верёвки за такую желанную скальную «балду».

Теперь я нахожусь в ожидании большой взбучки от начальства, хотя в душе надеюсь, что оно само увидит состояние склона и тогда, может быть, я буду прощён. И действительно, первым вылезает ко мне наверх Толя Носов и не произносит ни одного бранного слова. Это однозначно говорит о том, что он и сам убедился в необычном рельефе склона. И надо заметить, что сам этот факт моей альпинистской биографии никогда и нигде больше не обсуждался, хотя, с точки зрения безопасности передвижения в горах, он является абсолютно недопустимым.

Эпизод 2

На следующий день, 26-го июля, весь коллектив разъединяется – вспомогатели уходят налево на пик Саладина, высотой 6,400 м, а команда поднимается прямо и выходит на громадное снежное плато на высоте 6,100 м, где мы за несколько часов выкапываем довольно комфортабельную снежную пещеру, которая становится нашим лагерем № 5. Но это также и день моего рождения и никто не возражает, если я по такому случаю напою всех глинтвейном. Для этого мне было выделено из неприкосновенного запаса немного спирта и малиновое варенье, ну и, конечно, чай для заварки без ограничения. Вот тут-то и сказалась на мне высота: как известно, базовый продукт для глинтвейна – это хорошо заваренный чай, но, чтобы чай хорошо заварился его надо довести до кипения. А из школьной программы физики все хорошо знают, что на такой высоте температура кипения воды не 100O C, а всего 80OC. Но при такой низкой температуре чай плохо заваривается. А мне так хотелось сделать настоящий глинтвейн, что я наивно полагал, что сумею обмануть закон физики и заставлю-таки кипеть воду при более высокой температуре, если буду продолжать нагревать воду достаточно длительное время. Благо, что бензином мы были обеспечены с большим запасом.

Трудно представить себе более романтичного дня рождения, чем тот который случился со мной в тот день: глубокая ночь в снежной пещере на высоте 6,100 метров, температура ниже нуля по Цельсию даже в пещере, девять человек команды уже давно заснули; один Исаак не спит, а всё колдует над обещанным глинтвейном в надежде сделать его не хуже, чем на уровне моря. Меня хватило часа на полтора такого бдения – сидя и наблюдая за примусом с кастрюлькой на ней, я вскоре тоже начал засыпать. Как только я почувствовал, что засыпаю, пришлось сдаться, поскольку это становилось уже не безопасным. Теперь я стал по очереди будить спящих товарищей, чтобы они смогли отведать моего высотного варева под названием глинтвейн и таким вот образом отметить мой день рождения. Игорь Виноградский сразу после дегустации присвоил моему глинтвейну марку «зашибись». Отметив таким образом свой день рождения, удовлетворённый содеянным, наконец, и я смог отойти ко сну. Следующий, не менее романтичный, мой день рождения случится только через 49 лет, когда я встречу своё 80-летие на вершине Эльбруса. Но об этом будет отдельный рассказ в 5-й части книги.