Страница 8 из 117
Я молча позволила ей сделать как она считала нужным макияж и прическу. У меня было слишком много забот.
Хотя мне не следовало ей позволять все это проделывать со мной. Она переусердствовала с волосами, а также слишком много положила косметики.
Мне неминуемо должны были перегрызть горло зубы этот чертовый вампир, он собирался высосать мою кровь, а затем вернуться к своей паре.
К чему такая суета?
После Отбора я рассказала матери, что произошло в комнате Контрактов, и потребовала, чтобы она связалась с Доминионом Вампиров и обжаловала контракт.
Сначала она выглядела потрясенной. Потом позвонила тетушкам. Мои тети позвали мою сестру, но, на удивление, двоюродных сестер не позвали.
У них состоялась общая встреча, на которую меня не пригласили, и это меня разозлило.
Затем они связались с Доминионом, но не для того, чтобы обжаловать мой контракт, а, чтобы заполучить его копию.
Как и полагалось — мне и ему, копию мы получили. Эйвери доставил ее лично. За закрытыми дверями, без меня, они изучали мой контракт в течение нескольких часов.
Ладно, больше похоже на час, но мне показалось, что было много часов.
Моя сестра вышла первой, ее лицо было бледным, глаза потрясенными. Она, не проронив ни слова, ушла. Это было удивительно. Лана всегда была разговорчивой. Она могла заболтать кого угодно. Я даже не подозревала, что она умеет молчать.
Это было не хорошим знаком.
Следующей вышла моя тетя Кейт. По какой-то причине она тоже выглядела потрясенной, но решительной. Старшая из четырех матриархов Бьюкенен, поскольку сейчас за четыре десятилетия традиция перешла ко мне, она сказала свое последнее, веское слово. Мне просто не понравилось ее последнее слово.
— Ты будешь соблюдать этот контракт.
— Что? — крикнула я.
— Каждое слово в нем, — ответила она. Затем, не сказав больше ни слова, как будто она боялась того, что я могла сказать в ответ, клянусь, тетя Кейт ничего не боялась в своей жизни, быстро удалилась.
Так же поступили Миллисент и Надя.
Моя мать стояла передо мной, и я потребовала:
— Они это не серьезно.
— Если ты пойдешь против нас, ты будешь изгнана из нашей семьи, — тихо ответила моя мать, пытаясь, я знала, смягчить боль от ужасных слов. — Если ты пойдешь против Люсьена с этим подписанным контрактом, у него будут определенные права, Лия. Права, на которые ты не захочешь, чтобы он ссылался. Права, я чувствую себя относительно уверенной, что он это сделает.
— Что за права? — огрызнулась я, устав от секретов и не планируя идти на свои вампирские занятия до следующего дня. Два дня я должна была изучать все, что касается вампиров и всего, что касается наложниц, чего я не только не жаждала с нетерпением, но и в тот момент не собиралась делать.
— Ему разрешено выследить тебя, и когда он найдет тебя, что обязательно сделает, разрешено делать все, что он пожелает, — ответила мама.
— И «он пожелает» означает сосать мою кровь, именно это и позволяет мой контракт ему делать, среди прочего.
Она побледнела от моих слов, я не могла понять почему, но ее следующие слова заставили меня переключить внимание на другое.
— Кормиться, да, и не останавливаться.
— Что? — Спросила я.
— Он имеет полное право кормиться и не останавливаться. Как его добровольной наложнице, ему позволено кормиться от тебя. Как только он посвятит тебя, и ты привыкнешь к кормлению, он сможет делать это, когда пожелает, так часто, как пожелает. Но он должен останавливаться не только, чтобы тебя не убить, но и для того, чтобы совсем не ослабить тебя физически. Если ты бросишь вызов этому контракту, он выследит тебя и сможет питаться тобой, пока ты не умрешь.
Мне нечего было на это ответить, потому что это было просто ужасно.
Люсьен выследит меня и высосет всю кровь из моего тела, пока я не умру.
Он бы сделал это. Если бы я бросила ему вызов, этот ублюдок не только сделал бы это, он бы наслаждался каждой минутой этого действа.
— Такого никогда не было. Ни разу за пятьсот лет, — сообщила мне мама, подошла ближе и схватила меня за обе руки, страстно сжимая их. — Не становись первой Бьюкенен на этот путь. Прошу тебя, не надо, — умоляла она меня. — Наше имя безупречно. У нас самый высокий рейтинг в Отборе, самые длительные Соглашения. Позор, который ты сотворишь, будет означать, что ни один вампир не будет общаться с нами в течение многих десятилетий, может быть, никогда. Твою сестру освободят, и это ее опустошит. Рейф обожает ее. Он не потерял к ней вкуса. Она готова бросить вызов моим достижениям. Твои двоюродные братья тоже будут освобождены. Твои кузины, которые еще не участвовали в Отборе, его не увидят... а они хотят на него попасть, Лия... подумай о них.
— Я не могу поверить, что ты просишь меня об этом, — прошептала я.
Все это было ужасно. Все это.
Ее руки сжали мои.
— Ты не понимаешь. Иди на учебу, ты научишься. Иди к Люсьену. Он будет добр к тебе, Лия. После того как он посвятит тебя, я обещаю, ты все поймешь.
— Кто этот парень? — Спросила я.
— Он Люсьен, — ответила она, как будто этим все было сказано.
— Хотелось бы получить больше информации.
Она кивнула, ответив:
— И я дам тебе больше информации, после твоей учебы, после первого кормления, когда ты все поймешь. Тогда я расскажу тебе о Люсьене.
— Почему потом?
— Сначала ты должна понять. — Она снова сжала мои руки. — Я не сомневаюсь, что он заставит тебя понять. После этого, — она улыбнулась, — тебе, возможно, будет уже все равно.
Тогда я в этом сомневалась. Я сомневалась в этом и сейчас, стоя в этой прекрасной комнате, моей прекрасной комнате, в моем новом прекрасном доме, комнате (и доме), которую мне предоставил чертовый вампир Люсьен.
Я ненавидела его всем своим бьющимся сердцем.
При этой мысли дверь открылась. Я резко повернулась и увидела, как он закрыл за собой дверь.
Я не видела его целую неделю.
Он снова был одет в темный костюм с темной рубашкой, расстегнутой у горла. Его глаза не отрывались от меня, пока он шел через комнату к дивану, где снял пиджак и бросил его на диван.
Не сводя с меня глаз, он подошел к краю кровати, остановился, и сказал:
— Иди сюда, Лия.
И снова я заметила, что он даже не поздоровался.
Я не жаловалась, что он не поздоровался. Я тоже не поздоровалась с ним.
Я подошла к нему.
Не потому, что не могла контролировать свое тело. Это было слишком унизительно, выносить это снова.
А потому, что у меня не было выбора.
И это было отстойно.
Он был таким же огромным и подавляющим, каким я его запомнила. Тем более в моей маленькой комнате, со мной босиком.
Его глаза были более напряженными. Гораздо более интенсивными. Пугающе более интенсивными.
Я остановилась в футе от него и запрокинула голову, взглянув ему в лицо. Я не успела изучить его манеру поведения, но сейчас он выглядел странно — разочарованным.
Я поняла почему, когда он заговорил.
— Не собираешься упрямиться сегодня?
Я упрямилась каждую ночь. И каждый день, если уж на то пошло. Я просто не была дурочкой.
— Моя мать говорит, если я сбегу и нарушу контракт, ты можешь выследить меня и убить.
Его голова слегка склонилась набок.
Затем он несколько нерешительно ответил:
— Верно.
— Ну, даже несмотря на то, что в следующий раз, как бы долго я ни была бы с тобой, мне вроде как нравится жить, и я определенно не хочу, чтобы ты получал удовольствие, отнимая у меня жизнь, так что нет. Я не желаю сегодня упрямиться. — Я откинула голову назад, обнажая горло, напряглась всем телом и нелюбезно предложила: — Займись делом.
Я ждала, слегка запаниковав и определенно испугавшись, что меня разорвут на части.
Вместо этого услышала громкий смех, прежде чем оказалась у него на коленях.
Одну секунду я стояла в шаге от него, предлагая ему свое горло в качестве спасательного круга. В следующую секунду (или, может быть, полсекунды) он уже сидел. А я сидела у него на коленях, одной рукой он крепко обнимал меня спереди за бедра, другая крепко прижималась к моему позвоночнику между лопатками, его пальцы запутались в моих волосах. Мой торс был прижат к его удивительному теплу, руки прижаты к бокам.