Страница 19 из 55
Из машины я делаю несколько звонков. В Нью-Йорке полночь, но ненормированный рабочий день прописан в контрактах сотрудников отдельным пунктом. Особенно у топ-менеджмента. Плачу я хорошо, но и требую немало. После нескольких часов, без пользы проведённых в «Смарт Акке», я срочно вызываю в Сиэтл главу инвестиционного департамента и финансовых консультантов, настаивавших на сделке с «Текниксом». Пусть сами разгребают заваренную кашу. Решение я уже принял, но шанс переубедить себя даю всегда. Если в самом начале появляются проблемы, они будут сопровождать сделку на всём её протяжении. Финансовые, людские, материальные, даже информационные можно решить. Но не личные. Влезать в семейные разборки я не намерен. С лихвой хватило своих.
Закончив последний разговор, я свободно откидываюсь на спинку сидения и впервые с момента, как оказываюсь в машине, обращаю внимание на то, что происходит на улице.
Мы стоим на светофоре на оживлённом перекрёстке. Движение на дорогах плотное, как и на тротуарах. Весьма необычно, учитывая, что сегодня понедельник, время приближается к одиннадцати и это Сиэтл — один из самых спокойных городов Америки.
— Откуда так много людей?
Водитель, молодой парень с коротко стриженным плотным затылком, смотрит на меня в зеркало заднего вида.
— «Маринерс» в одном шаге от выхода в финал Лиги. Такого праздника у нас не было почти двадцать лет.
— Ясно.
Да, игра в Сан-Франциско — первая, которую я посетил за последние лет пять, но бейсбол всегда оставался неотъемлемой частью моей жизни. Как любой уважающий себя болельщик, я знаю, что «Сиэтл Маринерс» — единственный клуб, который за всю историю Мировой серии (решающая серия игр в сезоне Главной бейсбольной лиги — прим. автора) ни разу в ней не участвовала. Великие неудачники, наряду с ещё пятью командами, которые никогда не поднимали над головой Кубок.
Такое незначительное событие, как победа в одной из игр, у тех же «Гигантов» вряд ли вывело на улицы Сан-Франциско толпы поклонников. Неудивительно, что Сиэтл сегодня гудит — поводов для радости «Моряки» дают мало.
На следующем светофоре рядом с нами останавливает такси. Из открытого окна высунута рука с флагом команды: буква «С» на синем фоне. Мужчина на переднем сидении тянется к моему водителю:
— С победой, брат!
Из соображения безопасности окно остаётся закрытым. Поддержку водитель выражает несколькими короткими сигналами.
— Извините, — говорит он после того, как мы трогаемся.
— Всё в порядке.
— Выедем из Гринвуда, станет поспокойнее.
— Долго ещё?
— Минут пятнадцать, не больше. Если бы не игра, уже были бы на месте.
Ещё один светофор. Ещё одно такси.
На этот раз никаких фанатов. Окна закрыты. Водитель смотрит перед собой. На заднем сидении спит девушка.
Нет, не с первого и даже не со второго — с третьего взгляда, когда вынуждено наклоняясь вперёд, чтобы убедиться, что мне не показалось, я понимаю, что узнаю её.
Эмма, чёрт бы её побрал, Бейтс?
Это точно Эмма Бейтс спит сейчас в соседней машине?
Ошибки быть не может. Те же каштановые волосы, тот же серый пиджак. Она же ушла два часа назад, сослалась на плохое самочувствие. И только сейчас едет домой?
Стёкла моей машины слегка затемнённые, но яркий свет витрин круглосуточных магазинов падает на соседний автомобиль и позволяет мне хорошо рассмотреть спящую девушку. Такой умиротворённой я Эмму ещё не видел. Три раз я встречал мисс Бейтс, и все три раза она выглядела собранной, будто готовой к отражению атаки пришельцев. Да, похоже, именно такие эмоции я у неё и вызываю: опасение и неприязнь, вплоть до отвращения.
Но почему? Это я должен чувствовать себя так всякий раз при встрече с представителями семьи Эммы Бейтс. Особенно, когда вспоминаю, как на следующий день после похорон отца её мать заявилась к нам в дом с требованием денег.
Роман моего отца с Николь Бейтс был долгим. Они встречались, расставались, снова встречались. Я знаю, что с её стороны любви не было, но вот отец меня немало удивил, незадолго до смерти объявив, что собрался жениться на Николь — на Никки Би, если быть точным. Но прежде, чем сделать это, ему требовалось оформить развод с моей матерью.
Я давно не испытывал ностальгии по браку своих родителей. Их союз давно не был браком в привычном смысле этого слова. Они разошлись, когда мне было шестнадцать. Не разводились, нет — просто разъехались по разным домам.
— Ты вырос. А больше нас с твоим отцом ничего не связывает, — сказала тогда мать, а я оказался довольно взрослым, чтобы не устраивать по этому поводу трагедии.
Отношения всё же у них остались дружеские. Отец много работал. Мать много путешествовала. Они жили в параллельных вселенных, изредка пересекаясь на крупных светских мероприятиях, откуда всякий раз уезжали порознь. У обоих были отношения на стороне, но это всегда оставалось вне обсуждений. По крайней мере, я ни разу не видел имён своих родителей в жёлтой прессе. И теперь всё должно было измениться.
Я уверен, мать дала бы отцу развод. Уверен, что он никогда бы не обидел её, отдав всё, что в этом случае полагается. Не было бы дележа имущества, не было бы судов, скандалов и интервью у Опры. Отец просто не успел это сделать.
Как они с Николь оказались на той трассе, никто никогда не узнает. Снежные заносы между Келсо и Олимпией не редкость, но виной всему стал человеческий фактор. Водитель пикапа, движущегося навстречу, пошёл на обгон и не справился с управлением. Он вылетел на встречку, и, чтобы уйти от столкновения, отец резко вывернул руль вправо. На скользкой дороге машину повело. Пробив ограждение, «ровер» слетел с моста в реку. Отец умер от удара. Подушка безопасности не сработала, руль пробил ему грудную клетку. Николь утонула. Захлебнулась в ледяной воде.
Адвокаты компании засекретили все обстоятельства смерти отца. Это было сделано для того, чтобы репутация главы «Броуди Мьючуал Инвестментс» оставалась незапятнанной. Агентству, которое вело дела с Николь, были выплачены приличные отступные в связи с неисполненными контрактами. Гибель известного инвестиционного банкира и супермодели, чья слава к тому моменту уже катилась к закату, в прессе освещалась параллельно. Моя мать стала вдовой, наряду со мной оставаясь единственной наследницей немалого отцовского состояния. Линда Бейтс, мать Николь, за то, чтобы так оставалось и впредь, запросила два миллиона долларов. И пусть все были против — и адвокаты, и служба безопасности — я выплатил ей эти деньги в полном объёме.
Так какого чёрта её младшая дочь смотрит на меня так, будто это я сидел за рулём того сорвавшегося в реку «ровера»? Обида за гибель любимой сестры? Удивительно, но при жизни Николь я ведать не ведал, что у неё была сестра. О матери она говорила неоднократно. О деде — подпольном торговце спиртным — тоже. Как и об отце, который едва не изнасиловал её в пятнадцать, и из-за которого она убежала из дома. Но я ни разу не слышал от неё имя Эммы — ни в жизни, ни в интервью.
Я далёк от мысли, что этой девушке нужны моя поддержка, объятия и «Кумбая», пропетая у костра. Думаю, моё появление для неё сродни неприятному воспоминанию. Признаться, я тоже давно похоронил ту историю, и призраки прошлого меня беспокоят мало. Но я снова и снова натыкаюсь на Эмму Бейтс, и в то, что это простое совпадение, я вовсе не верю. Так что спрошу ещё раз: какого чёрта здесь происходит?
— За тем такси, пожалуйста.
Профессионал на водительском кресле ничем не выражает своего удивления и плавно перестраивается в левый ряд.
— Конечно, сэр. Как скажете.
Глава 13
Soundtrack Heart Of Glass by Lily Moore
Лавировать между подвыпившими посетителями с подносом, полным пива — это как на велосипеде кататься: однажды научившись, никогда этому не разучишься.
Да, я не только сводила дебет с кредитом в задней комнате бара, как пророчил мне дед, приходилось и за стойкой стоять, и по залу бегать. И этот зал убирать тоже. Ясное дело, не при Сеймуре, но все, кто когда-либо работал в «Зелёном камне», относились к этому заведению как к дому.