Страница 15 из 21
У гостя от волнения затряслись руки. Он попробовал сделать глубокий вдох, чтобы успокоиться, но ничего не вышло. Его проверяют? Зачем? Его обвиняют? Убьют ли его, если он ответит неверно?
– Не з-знаю.
Хозяин красного дома откинулся на стуле и разочарованно закатил глаза, не услышав правильного ответа. Гость опустил голову, будто подставляя шею для натягивания на неё петли. Он решил, что провалил экзамен.
Но на самом деле на заданный вопрос нет правильного ответа. Пожилой мужчина просто считал, что, будучи уже немолодым, его гость должен иметь устоявшуюся точку зрения по данному поводу.
– Вот подумай об этом, а то верит он. Ладно, извини старика за болтливость. Теперь серьезно. Ты же понимаешь, что тебя ждёт, если ты станешь одним из нас?
– Д-да.
– Никаких контактов с внешним миром, выполняешь мои поручения беспрекословно. Никакой связи, максимальная осторожность и анонимность. О существовании родных и близких придется забыть. Ты осознаёшь это?
– К-конечно. Как бу-будто у м-меня есть выбор.
Старик еще раз оценивающе осмотрел своего гостя. Снова пригляделся к молотку. Свет настольной лампы обличил кровавые разводы на бойке.
– Ну, хорошо. Ладно. Ты принят, это очевидно. Первое время будет непросто, но ты привыкнешь. Смотри-ка, даже боёк примялся. А теперь расскажи мне, как он страдал.
***
«– …То есть вы хотите сказать, что у Правительства Империума нет оппозиции?
«– Конечно. Вот что вы называете «оппозицией»? Несколько нелепых невежд, которые выходят на площади раз в пару месяцев с совершенно безумными популистскими лозунгами?
«– Ну почему же… например, Фракция Перемен. У них немало сторонников.
«– Ой, перестаньте, не напоминайте об этих мошенниках. У нас в Империуме развитое общество верноподданных. И никакие психи, бегающие по улицам, нам не нужны. У них нет конструктивной повестки. Всё, о чем они кричат, это «дайте нам власти, мы хотим воровать». Знаете, у нас в истории уже был период, когда «кухарки управляли государством». И к чему это привело? Поймите, власть народа – всего народа – это безвластие, анархия. Когда все отвечают за всё, никто ни за что не отвечает. А это то, к чему призывает эта ваша Фракция Перемен. Нет. Сегодня Правительством созданы все необходимые институты, чтобы каждый мог принять участие в управлении государством. Но таким образом, чтобы не повредить общему благу.
– Например?
– Каждый может написать прошение. Индивидуальное, коллективное – неважно. И все они рассматриваются в установленном порядке.
– И сколько таких прошений действительно привели к каким-то изменениям?
– Да хоть, например, вспомните Декрет о государственном регулировании информационно-телекоммуникационной сети «Интернет». Его основанием послужило прошение неравнодушного верноподданного, волнующегося о безопасности своих детей.
– То есть вы хотите сказать, что тот самый декрет, которым введена полная государственная цензура в интернете, попросили принять сами люди?
– Во-первых, не надо называть это цензурой. Во вт…»
Марк выключил телевизор. Надоело.
Пасмурная выдалась суббота. Марк вышел на балкон своей холостятской сычевальни и закурил очередную виноградную папиросу. Когда на улице холодает, курение уже не доставляет такое удовольствие. Приходится теплее одеваться, если выходишь на воздух. Окна мансарды выпавшего соседа всё ещё открыты. А ведь уже сутки прошли, неужели у него нет родственников, чтобы закрыть окно? Посмотрел вниз на очередь на автобусной остановке. Пара десятков самых разных людей. В сторону Марка смотрела девушка в красном плащике. Она уставилась на него, наклонив набок голову. Очень похожа на неё. Совсем близко – эти шесть этажей ничто по сравнению с целой упущенной жизнью. Марка опять охватила паника и чувство вины. Он уже должен был привыкнуть ко всему этому – столько лет прошло. Марк дал себе лёгкую пощёчину. Надо меньше пить и обратиться уже наконец к психологу.
Докурив, Марк достал из кармана халата и без особого удовольствия подкинул свою монетку. Та тихонько приземлилась на тыльную сторону правой ладони, и адвокат накрыл её левой рукой. Перевернул – решка. Как всегда.
Он лениво убрал монетку и вошёл в квартиру – в гостиную и по совместительству спальню – достал из белого фанерного шкафчика бутылку виски «Скрижаль», наполнил старый 14-гранный стакан. Льда нет. Тёплая «Скрижаль» мерзка на вкус, но ведь пьют не ради этого.
Чем отличается эстет от алкоголика? Где грань? В количестве выпитого или качестве потребляемых напитков? В частоте потребления или обстоятельствах? Сомелье ведь не является алкоголиком только потому, что он – сомелье. Марк всё пытается нащупать ответ на этот вопрос и по сему в последнее время стал чаще пить, хоть и не больше половины стакана горячительного за будничный вечер. И только виски, что не дешевле трёхсот имперских за бутылку, ибо иначе и отравиться можно.
Не успел Марк поднести стакан ко рту, как раздался телефонный звонок. Ему на мобильный каждый день звонят десятки раз – такая работа. И каждый раз его словно бьёт током.
Скрытый номер. Не к добру.
– Надеюсь, не обозлённый клиент.
Марк глотнул виски и таки решился снять трубку.
– Да?
– Сюрприз! Спорим, вы уже и забыли обо мне! – раздался из трубки звонкий женский голос, немножко прерывистый из-за помех на радиочастотах.
Как же тут забудешь – и суток не прошло. Может, повесить трубку, притвориться, что связь оборвалась? Но ведь он сам дал свой номер. Зачем он это сделал? А почему бы, собственно, и нет? Может, наконец, настало время попробовать снова? Никогда. Нет, надо. В конце концов, можно просто пообщаться. Это ни к чему не обязывает. Марк сделал глоток виски. Играем. А может, ей просто нужен адвокат…
– Ау, Марк, вы тут?
– Да, простите. Что-то со связью. Виктория, терпение – явно не самая сильная ваша черта.
– Ой, ну а что, я три года должна была выждать? Наша жизнь итак чересчур коротка. Многие даже не представляют, насколько.
– Да нет, нет, простите… вы можете звонить мне, когда хотите. Ну, или на худой конец, пишите.
– О, нет, если мне интересно общение с человеком, я предпочитаю только личный контакт.
– Это льстит. И как вы видите нашу следующую встречу?
– Я буду вся в белом, а вы будете в чёрном. Шучу. Я хочу вас увидеть в это воскресение. Встретимся в баре «Habentes» в девятнадцать часов.
Неплохой бар. Выпить с ней? Зачем? А вдруг что… нет, не вовремя. А когда наступит «вовремя»? Уже много лет «не вовремя». Марк выпил ещё. Ладно, уже невежливо отказывать.
– Это уже завтра.
– Вас это смущает?
– Нет, простоите… конечно, увидимся с вами завтра.
– Что же вы всё время извиняетесь! Так или иначе, до завтра. И да, возьмите с собой какого-нибудь друга. Я тоже возьму с собой кого-нибудь.
– А это обязательно? – разочаровался Марк, уже настроенный на встречу вдвоем, согласиться на которую и без того было нелегко.
– Но-но, не спешите, мы с вами даже на «ты» ещё не перешли. Расслабьтесь, Марк, судьба не желает нам зла, она просто смеётся над нами. К тому же, «скажи мне, кто твой друг, и я скажу тебе, кто ты».
– И кто с вами будет?
– А вот! Завтра и увидите.
И Виктория, по-детски хихикая, бросила трубку. Короткие прерывистые гудки криком отозвались в голове Марка.
Вот чёрт! Но да ладно, эти правила мы принять вынуждены. Кого взять? Марк откинулся на диван и сделал еще глоток. К двадцатисемилетию осталось лишь два человека, которых он мог назвать друзьями. Максим. Профессиональный следователь, в торговле погонами не замеченный. Весь вечер будет лить в уши рассказы о преступниках, которых героически поймал, о жестокостях, которые стойко лицезрел и не сошёл с ума. Или Тимур, открытый оппозиционер. Офицер, борющийся со злом, или наивный политик? Прости, Максим, ты нам не подходишь. – После недолгих размышлений вслух, Марк решил набрать номер пылающего сердцем борца за свободу.