Страница 60 из 71
— Я тоже уловил сходство… «Ну, что, — говорит, — товарищ политрук, не пропало желание перейти в командный состав?» Я вытягиваюсь по стойке «смирно». «Как юный пионер, — чеканю, — всегда готов!» «Молодца! — крякает товарищ Салов. — Начштаба, пиши представление на комбата на очередное воинское звание — капитан! И… Что ему там полагается за два сбитых «мессера»?» А Дробицкий с места: «Орден «Отечественной войны» — и две тыщи рублёв!» — помолчав, потянув паузу, я добавил, наслаждаясь восторгом в девичьих глазах. — Это было ровно десять дней назад.
Неторопливо сунув руку в оттопырившийся карман гимнастерки, выудил красную коробочку с орденом — и новенькие петлицы. На защитном фоне тускло зеленела заветная «шпала».
— И-и-и! Капита-ан! — пища от радости, Кристина стиснула меня и жарко чмокнула в щечку.
Хм… Признаться, даже дружеский поцелуй товарища военфельдшера куда приятней крепкого рукопожатия товарища подполковника…
— Никакого чинопочитания, — строго попенял девушке Трошкин, но удержать серьезное выражение лица не сумел — расплылся. — Так это… обмыть бы надо!
— Ну, а как же, — ответил я, посмеиваясь, — законы чтим…
— Ой, а пойдемте в кремль? — воскликнула Кристина. — Я там еще ни разу не была!
Меня шибче осеннего солнца грела шаловливая радость девушки — и пусть она длится подольше, замывая скорбную память. Понятно, что горе не избыть, но хоть тоскливая, мучительная чернота осядет. Останется лишь светлая печаль, не рвущая душу.
— В кремль! — постановил я.
Своих я разместил на немецкой рембазе — приземистые мастерские выходили во двор, заставленный битыми танками, грузовиками и бронетранспортерами. Жили скученно, но не скучно. Пока вся дивизия отсыпалась, да отъедалась, мы крепили обороноспособность нашего батальона.
«Опели», как я и предполагал, у нас отобрали, зато самоделки из «Т-II» оставили. А мы за полторы недели собрали еще девять «цуек»! По три на каждую роту, по одной на взвод. Народ это дело живо возлюбил. А чего ж… Подвезут до самых окопов, и корячиться, таская железяки на спине, не надо, для этого прицепы есть. «Чего ж так-то не жить?», — как Лапин выразился.
Правда, хоть братство в батальоне и наличествовало, но вот с равенством наметился перекос — бойцы 5-й и 6-й рот ревниво наблюдали, как 8-я полегоньку-потихоньку выделяется, превращаясь в штурмовую роту. Мало того, что я своим «любимчикам» еще пару «цуек» наобещал, так теперь еще затеял САУ клепать. Эрзацы, конечно, а все ж… Снова цитирую Лапина: "Моща!"
За основу мы с Порошиным, Будашем и прочими «Винтиками-Шпунтиками» взяли не легкие "Т-II", а основательные "Т-III" — уж больно сильна отдача у пушек семьдесят пятого калибра, подвеску сломит.
Башни долой. Устанавливаем «семидесятипятку», опять-таки трофейную, навариваем рубку. Впереди мехвод и радист, позади — командир, он же наводчик, плюс заряжающий. Боекомплект — тридцать снарядов. Двенадцать, а то и четырнадцать выстрелов в минуту, а бронебойный с дистанции в километр дырявит сто тридцать миллиметров стали. Истребитель танков!
…Вытирая руки ветошью, я медленно обошел вторую по счету самоходку. На первой рубка точно посередке стояла, а на этой мы ее назад сдвинули — так лучше. Жаль только, что бронелисты пришлось по старинке склепывать — отличная ацетиленовая горелка системы Мессера-Гризгейма резала их аккуратно и точно, а вот аустенитные электроды — йок. Кончились.
«Ну, и ладно, обойдемся как-нибудь…»
— Товарищ командир! — пробился сквозь корпус глухой голос Кравцова, до войны слесарившего на «Уралмаше». — Готово! Прикрутил! Хрен отвернешь…
— Вылезай! — отозвался я. — Хватит на сегодня. А то товарищ Симоньян уже истосковался, глядючи, как похлебка стынет…
Кряхтя, Леха вылез из верхнего люка и спрыгнул.
— Товарищ командир… — завел он опасливо, обтирая руки о замасленный комбез. — А чё всё 8-й? А нам?
Я усмехнулся, косясь на красноармейцев, ловивших каждый звучок.
— Не волнуйся, всем перепадет. Просто у 8-й больше опыта в штурмовке. Полунино, Тимофеево, Ржев, Сычевка, Вязьма… Тактика у нас такая будет — 8-я рота идет впереди, как ударная сила, а 5-я и 6-я прикрывают. Ну, и зачищают — по ходу, на флангах…
— Здоровеньки булы! — разнесся эхом голос по мастерской.
Замполит вкатился шустрым колобком. После переаттестации он переживал лишь «наполовину», по его собственному выражению. Как хотел Зюзя идти «по политической части», так и шел, а вот из-за понижения в звании расстраивался. «На пьятдесят карбованцив менше!» — сокрушенно мотал он головой.
Меня подобное отношение к службе не коробило — Данил Григорьевич в герои не рвался, но и труса не праздновал. Справно тащил свою лямку — вон, загонял совсем Яруту, художника нашего. Вторую стенгазету за месяц вывешивает.
Я лично не в курсе, сколько капитану Лушину в финотделе насчитали, так ведь у меня и нет никого. А у Зюзи жена, трое ребятишек и любимая теща с больными ногами…
— Трэба Яруте сказаты, щоб зирку намалював, — привстав на цыпочки, замполит похлопал по рубке. — Ось туточки! Товарищ комбат, я чого прийшов… Поповнення у нас, двадцять червоноармийцив. На довольствие поставыв, всэ чин чинарем… Та й думку гадаю: а чому б всьому батальону нэ выихаты на учения? И технику обкатаем, и хлопцив!
— Хм… — сапогом я качнул гусеницу, словно проверяя натяг. — Мысль здравая, так ведь боеприпасов не напасешься. Модель, скотина, все вывез!
— А ось и нэ усэ! Дэщо залышылося, — торжествующе парировал Зюзя. — Полвагона вам хватыть?
Вечером прошел слабый дождь, ночь стояла холодная, а с утра «потеплело» — плюс пять, как в холодильнике. Зюзя молодец, раздобыл телогрейки и ватные штаны на весь батальон, но мы не привередничали, обошлись шинелями. Не зима, чай.