Страница 53 из 71
Мои губы натянули улыбку. Яша еще в Полунино со мной ходил, про способности «товарища командира» знает, но помалкивает. Ходанович ему популярно объяснил про секретность — поднес к никитинскому носу здоровенный кулачище, и прогудел угрожающе: «Молчи, понял?» Да Никитин и без того не из болтливых. Тем более, что Красная Армия приучает хранить тайну.
Поймав себя на том, что разговорился, хоть и мысленно, я угомонил нервы, сосредотачиваясь и напрягаясь.
В свете фар заплясали покосившиеся заборы — и полосатый шлагбаум, блестевший свежей краской.
— Тормози, Яш, — вытолкнул я.
— Хальт! — донесся резкий оклик с улицы.
Лопоча гусеницами, «Ганомаг» остановился. Оглядывая колонну, приблизился фельджандарм, сверкая горжетой на груди. Я слышал его лающий голос, не понимая смысла слов, а сам посматривал на блок-пост, откуда, поверх мешков с песком, выглядывало дуло пулемета.
Никитин ответил «цепному псу», и тот важно махнул жезлом с красной бляхой, как самодержец скипетром, дозволяя движение. А я закрыл глаза, погружаясь сознанием во враждебный, колючий эгрегор. Красные огоньки чужих душ багровели в темноте, как уголья разворошенного костра, и нужно было не раздуть этот тлеющий пурпур. Пусть спят или дремлют, благодушно принимая нас за своих… Спите спокойно, сволочи…
Заворчав двигателем, «Ганомаг» тронулся, и я приоткрыл глаза, вспоминая, как хаживал к ДОТу с Пашкой. Мне тогда хотелось и для немцев стать невидимками, и нашим морока подпустить. Но так не получится — мозг не способен одновременно решать две задачи, да еще разные по сути.
— Езжай на стоянку… — шевельнул я непослушным, будто «замороженным» ртом. — Ну, где грузовики…
— Есть! — выдохнул Никитин.
Скоро в свете фар прорезались серые, словно обрубленные капоты «Опелей». За ними виднелись темные, угловатые формы танков. Показалась парочка часовых, но я всех держал под контролем — немцы равнодушно оглядели подъехавших «камарадов», да махнули рукой в сторону плаца, огороженного колючей проволокой, и со сторожевой вышкой на углу — заготовка временного лагеря для пленных «унтерменшей».
— Сигнал!
Яков отъехал в сторонку, чтобы не мешать действу, и газанул — двигатель выдал два долгих взревывания, один короткий, еще парочку подольше… И наши пришли в движение.
Я почти окостенел, скрючившись на сиденье. Всё было обговорено и отрепетировано, роли распределены. Мне просто нельзя участвовать в нашем спектакле напрямую, моя задача — держать немцев в неведении. А на сцену выходят Шубин, Зюзя… Ротные, взводные… Старшины и сержанты…
Все, как и я, в немецких кительках да пилотках — этой условности хватило. Театр, все-таки. Оперативно, но без лишней суеты, средний комсостав раскомандовался. Только и слышно было: «Шнелле, шнелле!» — «Йа! Йаволь!» — «Ком цу мир!».
Одни красноармейцы, тоже прикинутые по моде вермахта, заводили тентованные грузовики, другие загоняли «пленных» в кузова. «Опели-Блиц» заводились и выезжали на Старую Смоленскую дорогу, недовольно ворча моторами, словно чуя инородцев за рулем.
А я вдруг запаниковал — ментальные огонечки, эти «стоп-сигналы» тевтонских душ, стали неожиданно разгораться, и все в ближайшей избе. Этому опасному шевелению не место в пьесе! С чего вдруг возбудилась немчура, не ясно, да и не важно.
— Яша… — вытолкнул я. — Тревога. Изба напротив…
— Щас я!
Никитин катапультировался из кабины, и вцепился в Ходановича. Тот встрепенулся, махнул рукой Якушу… Вдвоем, держа в опущенных руках по «нагану» с глушителем, они промаршировали к дому и скрылись в сенях. Уж какую картину застали бойцы в пятистенке, не ведаю, но нервы мои подуспокоились — распалившиеся уголечки гасли один за другим, пока вновь не сгустилась благостная тьма.
Нежданно-негаданно обострился мой слух. Шарканье сапог, кашель, клацанье дверок, воркотня двигателей, даже чирканье спичек — всё доносилось до меня предельно четко, со всеми отзвуками да обертонами.
И вот раскуренная сигарета описала два огнистых круга.
— Трогай!
«Ганомаг» вывернул, заскрипел щебнем. Свет фар дрогнул, падая на задок грузовика. С краю, держась за дуги тента, сидели двое с чисто рязанскими мордами, но приодетые в «маде ин не наше». Прикрываясь ладонями, оба белозубо оскалились.
«Опель-Блиц», выезжавший на дорогу, притормозил, пропуская нас, и БТР занял место в автоколонне. Двадцать с лишним грузовиков и слегка блиндированных вездеходов двинулись на север.
Беспокойство не отпускало меня, то и дело взводя нервы, однако ни один выстрел не порушил ночную тишину. Неужто удалась моя экстрасенсорная авантюра?
— Давай, Яша, на обгон, — устало выдавил я, и откинулся на жесткую спинку. Держать «на контроле» сотни душ — та еще работенка. Ощущение держалось такое, будто меня ополоскали и выжали.
«Ганомаг» вырвался, и погнал по встречке, пока не возглавил колонну. Проезжая мимо кабин, я видел радостные лица, какие бывают у малышей, если им удалась проказа. И это грело лучше всякой медали.
— Скоро поворот направо, — вытолкнул я.
— Ага! — весело согласился Никитин, и тут же поправился: — Да, товарищ командир!
А меня помаленьку отпускало — мозг расслаблялся, избавившись от тяжкого труда. Связь с эгрегором противника еще держалась, помаленьку слабея, и вот все дрожащие искры утухли.
Из газеты «Красная звезда»: