Страница 41 из 71
Глава 9
Глава 9.
…Наезженные, начищенные колесами рельсы блестели параллельными зеркальцами, отливавшими сталистой синью. А я печатал шаг между, топча сапогами замурзанные шпалы.
Железная дорога от Ржева до Сычевки уводила прямо на юг, стягиваясь в точку перспективы — дымной, опасной, таящей угрозу. Да и по обе стороны от путей распахивался безрадостный диптих — рваные раны окопов, черноты гарей, рыхлая, извергнутая взрывами земля в плетях колючей проволоки.
Под насыпью, в заросшей кустарником промоине, лежал опрокинутый набок немецкий бронепоезд — панцерцуг. Его черные, обгорелые бока, развороченные прямыми попаданиями, уже полосовали ржавые потеки. В сторонке, распустив перебитые гусеницы, уткнулись передками, словно бодаясь, два подбитых танка — наш и немецкий. Прокопченный «Т-34» угрюмо чернел, дерзко задирая орудие, а «Т-IV» будто шею свернул — перекошенная башня бессильно уткнулась пушкой в раскроенный дерн. Подальности из тлевшего ельника косо торчал хвост «мессера» с раскоряченной свастикой на мятом киле. А глупый ветерок радостно сплетал приятный запашок горячей смолы и тошнотворный дух мертвечины.
— О поле, поле, кто тебя усеял… — мрачно продекламировал Пашка, и насупился.
— Ну, ты зря-то не говори! — строго отозвался Лапин, мерявший по насыпи скрипучие шаги. — Сейчас-то легчее стало…
— Легчее?! — вылупился Тёма.
— Знамо, легчее! — Герасим на ходу ловко скрутил «козью ножку», и закурил. — Раньше-то как? Бьешься, как баран, весь день, долбишь ихнюю оборону, а вечерком оглянешься — тю! Ежели, как в городе мерють, так одну автобусну остановку только и одолели. Зато душ положили — навалом… Земли под шинелями не видно! А сейчас — вона, верст двадцать отмахали с утра!
Вынув скомканный платок, я утер лоб. На картах всё так близко… А берешься вымерять широту пешим ходом, живо познаёшь долготу километров…
«Однако, прав Лапин, — подумалось мне. — Шибко всё переменилось…»
Словно прочитав мои мысли, сбоку пришатнулся Трошкин.
— А ведь это ты изменил реал, товарищ командир! — горячо зашептал он.
— Да я-то тут причем? — лицемерно увернулся я.
— А кто? — вылупился Артем. — Помнишь, мы еще на раскопе ругали генералов? Как это можно, дескать — прорываться аж тринадцатью группировками? Это ж додуматься надо было — так силы распылять! А сейчас их три всего!
— Адекватно, Антон! — хихикнул Ломов.
— Да ну вас… — буркнул я, приникая к окулярам бинокля. Холмы-дымы… Рощи-мощи… Сычевка…
Городишко так себе, не на всякой карте отыщешь, но к нему сходятся в узел шоссе на Ржев, Вязьму, Белый, Зубцов, Гжатск. Там-то и окопался 39-й танковый корпус генерала фон Арнима. Сычевка от окраины до окраины забита складами, госпиталями и реммастерскими, а за городской чертой — сплошь ДЗОТы, да густая сеть траншей, усыпанная блиндажами, как булка кунжутом, и все подступы — под артогнем… Кстати, об «арте»…
Я поглядел на часы — не «Командирские», конечно, те еще заслужить надо, — запястье обтягивал ремешок обычного трофейного «Зенита» с черным циферблатом. Пора бы уж…
Словно уловив мое нетерпение, загремели пушечные да гаубичные громы. Артподготовка на полтора часа.
— За мной!
8-я рота грузной трусцой рванула на позиции, подготовленные «ударниками» 3-й армии. Земля после летних дождей подсохла, и стены траншей не оплывали, как раньше, не чавкали под ногами глинистым месивом. Ну, хоть что-то радует…
Я присел на пустой патронный ящик, укладывая на колени ППШ. Пушки били раскатисто и гулко, но звучали на заднем плане сознания. А вот мысли, как вспугнутые пчелы, гудели в голове. Не давали хоть часочек посидеть спокойно.
«Выпить ба…»
Нахохлившись, я достал вороненый «тэтэшник» с блестящими потертостями. Нервно разобрал, и стал чистить, успокаиваясь за нехитрым бойцовским занятием. А как еще унять скулеж потревоженного сознания? Вероятно, друзья хотели подбодрить меня, возводя в Вершители Судеб и Потрясатели Вселенной. Вот только думки шарахнулись рикошетом.
Ох, и намучился же я, гадая, почему да зачем так похож на Лушина-бис… И попал! Решимость свою тогдашнюю помню прекрасно, она и сейчас не слабее… Но, главное — горькое облегчение…
«Ага… Хороню настоящего политрука, и убеждаю потрясенную натуру — вот оно, мое предназначение! Пройти до конца тем путем, что прервался для «двойника»! А каким путем?»
Я сжал зубы, и ожесточенно протер пистолет, чуя подступающую тоску. Ах, ты, черт… Все было так ясно и понятно! Так нет же…
А с какой стати я вдруг решил, что ответ на вопрос «зачем» прост? Уберечь личный состав 8-й роты! И всё? А если оглянуться, задуматься? Наши заняли бы Ржев лишь в марте будущего года, а он давно в тылу! Придется товарищу Жукову переписывать мемуары — та самая операция «Марс», которую он стыдливо обходил молчанием, раскручивается очень даже бойко. Всё, как в Ставке планировали. Скоро Верховный главнокомандующий и «Юпитер» затеет — на Вязьму нацелится…
«Чуешь? Чуешь, экстраскунс? Ты только на секундочку представь, что предназначение твое куда объемней и громадней, чем победы в боях местного значения. А если задача — переиграть всю войну? Не допустить гибели миллионов лучших?»
Правда же… Трусы и предатели отсиживались в тылу, прикрывшись бронью, а настоящие советские люди добровольцами уходили на фронт — родину защищать. Многие после войны уныло вздыхали — вот, мол, поредело мужское население. Так не в том беда! Некому стало защитить Страну Советов от Хрущева и Горбачева! На кого мог опереться Сталин в пятидесятых? Ни на кого. Кто бы в «святых девяностых» загнал демократов обратно под плинтус? Никто. Старая гвардия сгорела в огне, а молодь, народившаяся в тылу, пополнила «пятую колонну», тоскуя об импортных шмотках. Да знаю я, что остались и настоящие люди, но мало и врозь.