Страница 25 из 71
Артподготовка началась ровно в семь утра, с разрозненного, жидковатого залпа. Всё, что имела дивизия орудийного, выстрелило — и пальнуло звонко, и бухнуло тяжко.
— Роем, роем, мужики! — бормотал я, вовсю работая саперной лопаткой.
Самые умелые уже выкопали себе открытые щели, и помогали товарищам, натужно костеря городских за «рукожопие». А я все поглядывал на небо — не может быть, чтобы люфтваффе не заявился! Немцы с окраины Тимофеево наверняка уже дозвонились, и…
— Во-оздух!
На юго-востоке, над перелеском, зачернелись точечки, скоро выросшие в крестики. Шли двухмоторные «Юнкерсы-88», а вокруг них вились «Мессершмитты», как овчарки, оберегающие стадо.
— Глубже, Будаш, глубже! — заорал я, бросая на дно своей щели плащ-палатку. Не мазаться же…
— Да я и так… — кряхтел красноармеец, выгребая комки глины.
Смутное гудение авиамоторов накатило, угрожая. Отпуская матерки, я залег, проклиная «острую зенитную недостаточность». Трофейные «ахт-ахт» мы бросили, подорвав — уж больно велик был «разгар» стволов, вернее, свободных труб. Мощные снаряды как будто стесали их изнутри, а запасных — йок. Да и боеприпасы вышли.
Пару зенитных автоматов прихватили только, легких «Эрликонов», да наши ДШК. Вот и вся полковая ПВО…
Я выглянул из щели. Невозмутимый Соколов как раз пристраивался к пулемету — колеса и щит валяются рядом, ДШК задирал ствол, раскорячившись на треноге. Воронин мостился рядом, окопавшись.
— Ложи-ись!
Рев бомбовозов обрушился сверху, и в шуме моторов затерялся посвист бомб. Но вот лесок принял первый взрыв, горячим выдохом разошлась воздушная волна, догоняя осколки. Земля сотряслась подо мною, словно исполинское живое существо вздрогнуло от боли. И снова колкий раскат, и снова, еще и еще. Удушливое облако сместилось, прикрывая солнце, а мне на спину просыпались комья скудной почвы.
Сквозь звон в ушах донеслось, как сквозь вату:
— Ваську зашибло! Твою ж ма-ать…
Я приподнял голову, поправляя каску — и наткнулся на мертвый взгляд пулеметчика.
— С-суки!
Ко мне вдруг пришло понимание, почему бойцы порой не держатся за жизнь — холодная ярость хлещет из тебя с такой силой, что даже инстинкты отступают.
Я выпрыгнул из щели, как вспугнутый кот, и перекатился к ДШК, хлопая по спине перепуганного "Ворону". Бомбовозы улетели, вывалив смертоносный груз, но два «мессера» все еще виражили, заходя на цель…
— Лети, сука, лети… — цедил я, поглаживая рукоятки. — Долетаешься…
— П-подаю, подаю, товарищ командир, — засуетился второй номер, теребя ленту.
Немецкий истребитель скользил на бреющем — заморгали крестоцветные огни пулеметов. Дорожки из фонтанчиков вспоротой очередями земли быстрой дугой потянулись ко мне, перечеркивая копанки бойцов.
— Огонь! — скомандовал я себе.
«Душка» замолотила, усылая навстречу пилоту трассирующий пунктир. Бронебойно-зажигательные пульки-грузила словно нащупывали огненными штрихами слабое место на «худом». То ли я пилота кончил, то ли тяги перебил, а только самолет, как шел с понижением, так и зарюхался брюхом в траву. Инерция подбросила его, швырнула, корёжа, и закувыркался «Мессершмитт», распадаясь на части и вспыхивая клубами огня.
— Долетался, сука такая?! — заорал я, тут же ловя в прицел второй «мессер», но тому уже досталось от зенитчиков. Истребитель потянул к своим, сея за собой серый шлейф — пробило бензобаки.
— А у нас тут зажигалочка… — выдавил я, нервно хихикая, и послал короткую очередь вслед улетающему стервятнику.
В первые секунды подумал огорченно, что промазал, но вот «худой» перевалил лесок, скрываясь из виду, и над верхушками деревьев всплыло оранжево-черное облачко.
— Есть! — завопил Воронин. — Тащ командир! Сбили! Ха-ха-ха!
А я еле встал с колен, опираясь на ДШК, такая усталость вдруг навалилась.
— Ничего, товарищ политрук, — изогнулись губы шепотом. — Сейчас полкотелка каши навернешь, и в строй!
Из газеты «Красная звезда»: