Страница 22 из 71
Глава 5
Глава 5.
— Паха, — сказал я негромко, — на тебя вся надёжа. Как только немчура прочухается, тут же нашлют люфтваффе.
— Да понял я, товарищ командир, — ухмыльнулся Ломов. — Отобьемся! «Ахт-ахт» легко добивает на десять кэмэ по высоте, а тут целая батарея, четыре зенитки! Если по пятнадцать выстрелов в минуту… — скривив лицо, он почесал в затылке. — Народу мало! Мне хотя бы человек десять на каждую пушку, и не обязательно, чтобы все из артиллеристов — половина будет снаряды подносить. Весят-то по пуду, не натаскаешься!
— Ладно, понял. Я Салова озадачу, пущай ищет носильщиков. Давай…
Солнце еще не встало, но серые предрассветные сумерки давили тишиной, сливались с туманом. В призрачном полусвете, не дававшем теней, низенькие дома Полунино, беленые или серые, чудились не настоящими.
И витала тревога, неощутимая, как туман. Она всё нарастала и нарастала, как температура у больного, только не горяча, а морозя.
— Товарищ командир! — Ходанович молодцевато бросил ладонь к унтерской кепке. — Бойцы готовы!
— Гранаты?
— Хапнули от души!
— Выдвигаемся.
Красноармейцы моей роты выглядели непривычно в немецкой фельдграу — парни подкалывали друг друга, усмехаясь криво и недовольно.
— Товарищи красноармейцы! — сказал я негромко, нахлобучивая фуражку-ширммютце с имперским орлом. — Терпите. Считайте, что переоделись в камуфляж! Немцы спросонья не поймут, кто есть кто, примут нас за своих. Ну, а наша задача — доходчиво объяснить им, что мы — русские! Истребим эту сволочь под корень!
— Истребим, тащ командир! — ухмыльнулся Лапин. — Чего там…
— Только смотрите мне, чтобы сгоряча в своего не пальнули!
— Да глазастые мы…
— За мной, глазастые…
К Полунино вела узкая дорога, набитая сапогами и колесами — и зажатая с двух сторон минными полями. Мы шагали, и грюканье сапог глушилось напластованиями пыли — родная природа как будто ведала, кто идет, и прикрывала своих.
С первыми зоревыми лучами я вывел роту на околицу.
— Хальт… — растерянно поднялся сонный часовой. — Вер коммт?
Я выстрелил навскидку. Пуля из «нагана» хлопнула, разрывая немцу шею, и тот опрокинулся навзничь, успев лишь винтовку сбросить с плеча.
5-я рота нашего батальона заворачивала на главную улочку. Штурм начнется с их подачи, а пока распределимся…
— Якуш, на тебе две крайние избы.
— Понял, товарищ командир.
— Не забудь про подвалы. Антонов! Берешь дом по соседству и сараи…
Рота разошлась повзводно, и тут грянул сигнал к штурму — боец из 5-й роты закинул противотанковую гранату в люк «Т-III», вкопанного на повороте, у колодца, и скоренько опустил крышку. Взрывом ее вышибло, а затем сдетонировал боезапас — красный огонь с копотью ударил из стального нутра, срывая башню.
— Вперед! В атаку!
Под громовые раскаты я ворвался в намеченную избу. Годунов, топавший за мной, присел, забрасывая пару «лимонок» в подвальное окно, откуда торчал ствол «эмгача», и прянул в сторону. Рявкнул двойной взрыв, выбрасывая удушливые клубы и шеберстя осколками.
На крыльце никого. Врываюсь в сени — пусто. Рву на себя двери, отскакивая в сторону, и жму на спуск. МП-40 в моих руках издает сухой треск, пули веером…
Немцы, спавшие вповалку, заметались очумело по комнате, падая на четвереньки, сталкиваясь — и подыхая. Лишь бравый, поседевший фельдфебель успел схватиться за автомат, но Годунов не оставил ему шансов, срезав короткой очередью.
— Не хватайся за магазин, — предостерег я Ивана, отдуваясь от бушующего в крови адреналина, — заклинить может.
— Понял, тащ командир! — осклабился сержант, и тут же снял «последнего из тевтонов», залегшего на русской печи. Коротко вякнув, гитлеровец грохнулся на пол.
— Контроль! — рявкнул я.
Вооружившись трофейным «Вальтером», добил двоих. Признаться, сам от себя не ожидал подобного. Убивать в схватке — к этому я уже попривык. Но контрольный выстрел…
Наверное, это от страха. Всего тогда пробрало холодом — смертушка прошла в шаге от меня. И я просто трясся от ярости! А убивал с не знаемым ранее наслаждением…
Война любую душу наизнанку вывернет.
Немцы по всему селу начали приходить в себя, кучкуясь в отдельных домах, но русские уже пришли, и звать на подмогу поздновато. Да и как? Телефонные провода, змеившиеся в траве и поднятые на сучья деревьев, мы обрезали, раций вроде бы не было…
«А толку?» — фыркнул я. Гром взрывов оповещал всю округу о штурме Полунино!
— Това… — не договорив, Годунов повалил меня на пол.
В ту же секунду с треском ударила «эмга», вынося рамы с остатками стекол. Длинная очередь, вколачивая пули в печь, немилосердно пылила известкой и швырялась кирпичной крошкой, но вот лопнула граната, и пулемет заглох.
— Во двор! — выдохнул я.
Шмыгнув в сени, мы с Иваном ссыпались с крыльца. От сарая, прижимая к голову «родную» пилотку, бежал Лапин. Он уже скинул немецкий кителек, оставшись в гимнастерке, и я последовал хорошему примеру. Быстро расстегивая «спинжак», крикнул:
— Герасим! Как наши?
— А врага лупять, товарищ командир! — расплылся красноармеец. — Вот там только, через улицу, — махнул он рукой, — засели, гады, в бывшем сельсовете! А домина каменный, хрен подберешься — пулеметы так и хлещуть, так и хлещуть…
В этот момент звеняще ударила пушка.
— О, кажись, подкатили! — оживился Лапин. — Прямой наводкой бьють!
Я подумал о немецких гаубицах. Их же тут напихано, как редьки в огороде — и к востоку, и к западу от Полунино. Вот только откроют ли они огонь по «камарадам»? Мало ли… А вдруг слух о прорыве — «деза»? И бравые артиллеристы перебьют своих, помогая русским на этом участке? Не-ет…
В общем, получается, мин со снарядами пока что рано бояться. А вот бомб…
Полнеба на востоке занималось розовым. Малинового накала солнце выбиралось из-за горизонта, и на фоне космического огня перелески казались черными, словно обугленными.
Ни птички, ни самолетика…