Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 71



Глава 4

Глава 4.

Воскресенье, 2 августа. Ночь

Ржевский район, село Полунино

— Антон… — сорвалось у Тёмы. — То есть…

— Мало тебя старшина гонял, — вздохнул я с долей утомления. — Сколько раз можно говорить: забудь о нашем знакомстве!

— Так точно, товарищ командир… — уныло забубнил Трошкин.

— Вот опять ты меня подбешиваешь! Устав учил?

— Так точно…

— Какое, к бесу, «так точно»? Спалиться хочешь?

— Никак нет…

Я вздохнул, смиряясь. Неисправим…

Ночь обступала чернотой и прохладой, но не тишиной — на юго-востоке позаривали вспышки канонады, высвечивая каемку леса, и глухое громыханье прокатывалось, как пустой товарняк за маневровым паровозом. Невеселая усмешка тронула мои губы.

Помню, в первые ночи этого времени спал плохо, всё не мог успокоиться, вздрагивал от далекой пальбы. Хорошо хоть усталость осаживала растревоженный организм, а потом и привычка закрепилась. Стреляют? Ну, и хрен с ними. Не по нам же…

В темноте нарисовался Пашка в мешковатом камуфляже.

— Тащ командир, — развязно начал он, — па-азвольте доложить…

— Смирно! — рявкнул я на импульсе раздражения.

Ломов от неожиданности застыл, как мумия в саркофаге.

— Как стоишь? — мои губы дергались, выцеживая речь. — Руки по швам!

Павел вытянулся во фрунт.

— Мы тут не в гостях, красноармеец Ломов, а навсегда! Идет война, а вы с Темой никак не нарезвитесь. Через полчаса выходим на задание! К тебе я приставлю Ходановича, а к тебе, красноармеец Трошкин, Якуша. Забудьте про двадцать первый век! Его нет, и не будет еще полста лет с гаком! А тридцать минут спустя нас всех ждет не увеселительная прогулка вроде пейнтбола, а ночной бой. Я видел, как лихо вы тренировались со старшиной. Молодцы! Только сегодня вам придется колоть и резать не чучела, а живых фрицев! Ножиком по горлу! В печенку! Доходит?

Даже в потемках заметной стала бледность на бритых щеках «гостей из будущего».

— Я думал… — заныл Артем, но тут же подтянулся: — Разрешите спросить, товарищ командир!

— Слушаю, — буркнул я, чуток остывая.

— Мы думали, нам «наганы» дадут, с этими… ну, как их… глушители такие…

— С «БраМитами», — брюзгливо подсказал Ломов.

— Во-во!

— Револьверов мало, — неохотно ответил я, — как и глушаков. И там еще патроны нужны с уменьшенной навеской пороха. Короче, с «наганами» пойдут опытные стрелки, а вам выдадут трофейные «режики» — кинжалы, снятые с эсэсовцев.

— Буду резать, буду бить… — забормотал Трошкин, понурясь.



— Будешь, Тёма! — жестко обронил я. — Будешь! Не можешь — научим, не хочешь — заставим. Орднунг унд дисциплинен! — посмотрел на циферблат, и добавил: — Выходим через двадцать минут.

Ночь выдалась ясная — звезды в вышине мерцали гроздьями, но их зыбкого сияния не хватало, чтобы рассеять тьму. Тугая непроглядная чернота заливала все вокруг, как осьминожья сепия, как китайская тушь — да с чем не сравни, всё верно. Хоть с сырой нефтью.

Ориентировались мы по памяти и тактильным ощущениям. Нашарили промоину — миновали на карачках. Нащупали дорогу, заросшую травой — пересекли…

Я осторожно, «по-индейски», — опираясь на руки и пальцы ног, чтобы пузом не шуршать, одолел травянистую колею. Рядом пластался Иван Годунов, сержант-разведчик.

— Тут «колючка» шла в два ряда, — зашептал он, не поднимая головы. — Спасибо «Юнкерсу», обронил бомбу, расчистил проход! А то ведь, чего удумали — проволокой цепляли за мины! Чуть потянешь — и хана…

— Кусачки прихватил?

— Да, товарищ командир!

— Выдвигаемся…

Мы с сержантом, как ползли, так и съехали в воронку, до сих пор вонявшую кислым дымом. Дождавшись, пока вся группа сползется, я тихо проговорил:

— Иван — за мной, а вы все за ним, как договаривались. Ни на полшага в сторону, иначе разметает всех! Лев, вешки не забыл?

— Со мной, товарищ командир! — обиженно прогудел старшина.

— Да тише ты! Втыкай на каждый шаг. Ты — слева, Иван — справа. За мной…

Я выбрался по сыпучему откосу, и снова ощутил под руками мягкую, вянущую траву. Вблизи самой воронки мин не было — сдетонировали, но стоило мне одолеть метров пять, со скоростью задумчивой черепахи, как потянуло опасным «сквозняком».

«Сквозило» у меня в голове. Я осторожно вытянул руку влево — «задуло» сильнее. Противопехотная. Метра полтора до нее. По правую руку «задышал» еще один ВОП — этот выглядывал поближе. Я сместился и продвинулся еще на шаг. «Дунуло» в лицо. Слабо, метров с двух.

Подвинувшись, боязливо обогнул мину. Здоровая дура… Противотанковая.

— Что? — шепнул я, ощутив прикосновение к сапогу.

— Это я так, товарищ командир… Сверяюсь.

— А-а… Иван, впереди «шпрингмины» очень плотно сидят, не обойти. Проползем, но только носом в подошвы! Понял? Ни локоть не выставлять, ни носок!

— Понял, товарищ командир…

Я протиснулся между двух опасных железяк, начиненных тротилом или мелинитом. «Дуло» так, что пот катился по лицу. Еще шаг… Еще два… Пять… Десять…

Луч прожектора полыхнул в стороне, но я мигом уронил лоб на обратную сторону ладони, носом втягивая прель от корней травы. Голубоватый свет скользнул по спине, описал дугу, умывая сиянием каждый бугорок, и погас, обваливая еще более плотную тьму.

«Это фигня…» — думалось мне.

Тут луга с перелесками, а вот за Полунино опять лес встает. Так немецкие саперы приучились засеки готовить в подарок наступающим — срубали деревья на высоте человеческого роста. Остовы заостряли кольями, а стволы укладывали макушками на север и восток. Да еще минировали завалы, швайнехунде недоделанные, опутывая колючей проволокой или вовсе спиралью Бруно. Ухватишься ненароком — разрежет до кости.

А тут — лепота! Ползи себе, да ползи…

Я вытянул руку вправо — пусто. Влево — не «дует».

— Всё! — прошелестел мой голос. — Прошли! «Нейтралка»! Группа разграждения, вперед! — вытянув ладонь перед собой, сосредоточился. — Проволока не под током!

— Ага! — повеселели саперы, проползая первыми.