Расколотые искры

========== Раз: значение скользких поверхностей ==========

Когда десять лет назад маленькая Саша впервые попала в Петербург, она поклялась плюшевому мишке, что уедет из этого шумного страшного города, как только выйдет замуж. Как сейчас она помнила, что стояла посреди просторной детской и не понимала с чего начать. С новой жизнью всегда так, кажется, что перед тобой открыты все дороги, но страшно ступить хоть на одну из предложенных: назад уже не воротишься никогда.

Саша все еще не могла назвать просторную комнату своей, а квартире на набережной только предстояло перейти в единоличное пользование семьи профессора Ланского. Конечно, сейчас гордая и статная Александра с уверенностью, но по большому секрету, могла сказать любому: эта комната хранит столько тайн и историй, что вам, любезный, и не снилось! Если бы комнату можно было назвать другом, она непременно сделала бы это.

Но тогда девочка помедлила и подошла к окну: такой поразительно большой и чужой город, пугал и завораживал. В Петербург она приезжала два года назад, когда отец только устраивался в тот институт, но сейчас впервые четко осознавала и не могла осознать до конца, что это ее дом.

— Саша, что же ты, еще не готова? — Возмутился Виктор Леонидович, быстро входя в детскую.

Она спешно развернулась и, восторженно улыбаясь, выбежала из комнаты, едва не зацепив локтем отца. В те годы они с Виктором Леонидовичем еще ладили, он ласково звал ее «мой львенок», а она стремилась проводить с отцом так много времени, что к пятнадцати годам смертельно от него устала и видеть его не хотела вовсе.

Несмотря на то, что возраст ее подразумевал умение держать себя в руках, Саша делала это с величайшей неохотой. Наспех накидывая пальто, она уже предвкушала, как чудесно проведет целый день вместе с отцом, которого не видела несколько месяцев.

— Что же, папенька, теперича вы не готовы! — расхохоталась она, готовясь выпорхнуть на улицу.

Постучись лакей Алешка секундой позже и он наверняка бы получил дверью по лбу, но ему несказанно повезло, дверь распахнулась всего лишь в опасной близости от его носа. На пороге стояла пухлощекая девчушка:

— Простите, вы к нам? — она улыбалась, отчего глаза ее, обычно крупные, едва просматривались.

— Добрый день, барышня, я к профессору Ланскому. — отчеканил тот.

— Прошу простить, но отец сегодня не принимает. — нахмурилась Саша, чувствовавшая, что ее прогулка с отцом вполне может отмениться.

— Саша, кто там? — профессор вышел, отодвигая дочь назад, как в дальнейшем он будет делать весьма часто: — а, это вы, Алексей. Что-то стряслось у князя? — Он поправил очки, которые ему еще были не нужны, но добавляли солидности.

— Да, Виктор Леонидович, не серчайте, что отрываем в выходной, но госпожа очень просили прийти… — парнишка потупился. Профессора Ланскова не боялись только глупцы и Саша, а перенести его вечно строгий взгляд было по силам единицам и Саше.

Девочка уныло подняла взгляд на отца, окончательно убедившись в том, что прогулки не будет. Он всегда ставил работу на первое место, это могло сколько угодно раздражать, но изменить этого никто не мог. В целом, маленькая Саша еще не знала, как кстати будет ей вечная загруженность отца несколькими годами позже.

— Львенок, — серьезно посмотрел на нее Виктор Леонидович, — нечего хмурить брови. Мы заедем в дома Трубецких, а затем погуляем.

Саша лишь снова вздохнула и пожала плечиками, а что она могла на это сказать?

Дом семьи Трубецких едва ли можно назвать домом. По сути, это — дворец и даже статус сей носил, но все домашние, лукавя, звали его не иначе как Дом. Впрочем, если приглядеться внимательнее, становилось очевидно, что дворец медленно, но неумолимо теряет свой роскошный лоск.

Сашу усадили в гостиной и вручили чашку чая. Она точно не знала как долго могут проходить отцовские приемы, поскольку, до сего дня, с собой ее никогда и никуда не брали. Трубецкие, конечно, как и Ланские, жили на набережной, но на более роскошной, с более внушительной историей, с большим количеством слуг. Саше никогда прежде не приходилось бывать в столь больших жилых комнатах, оттого, сидя на бархатном диване она чувствовала себя так же некомфортно, как в поезде, который вез ее одну-одинешеньку в столицу.

Именно в тот ее визит к Трубецким, а визитов к ним будет немало в ее жизни, Саша впервые пожалела эту семью, подумав, что страшно глупо жить втроем в таком огромном здании, что это должно быть безгранично одиноко. Но, в силу своей ребячливости, быстро переключилась на размышление о том, что в одной этой гостиной мест для игры в прятки куда больше, чем во всем дворе их старого дома. Саша с открытым ртом рассматривала невероятную по диковинность лепнину, когда дверь с шумом распахнулась:

— Maman, я вернулся!

Девочка вздрогнула и едва ли удержала чашку в руках, не особо понимая, что полагается в подобной ситуации, она вскочила и сделала легкий книксен, все еще не понимая, что делать дальше. Повисла неловкая пауза, затем, ворвавшийся юноша, наконец, сообразил, что перед ним не maman, а кто-то иной и решился первым прояснить ситуацию. Вообще Аркаша, по мнению повзрослевшей Александры, умом никогда не отличался.

— Юнкер Аркадий Трубецкой к вашим услугам. — поразительно надменно отрапортовал тот, явно гордясь собой.

Саша перестала стесняться, улыбнулась и объявила:

— Александра Ланская, военных званий не имею, но к вашим услугам предлагаюсь!

Аркаша замер, теперь он пытался придумать, что делать в подобной ситуации, а затем расхохотался. Саша с охотой подхватила. Дружба эта длилась многие годы, пережила страшные испытания взрослением и к великому разочарованию Виктора Леонидовича Ланского ни к чему не привела. И вот сегодня, стоя посреди все той же комнаты с окнами на набережную, не чувствовала Саша больше той взволнованности и интереса к грядущему дню, как в день ее прибытия в столицу.

— Papa! — воскликнула Саша. — Глупости говорите, мне Аркаша не интересен точно также, как и я ему! И что вы предлагаете, подобно вашим ненавистным актеркам соблазнять его?!

— Александра! Не смей говорить со мной в таком тоне! Не могла сделать простейшую вещицу — расположить к себе младшего Трубецкого?! — скорее жаловался, нежели предъявлял настоящую претензию врач. — А я вот слышал, что он за дочерью советника ухаживает нынче. Насколько бесполезной ты смогла вырасти? Брала бы пример с брата!

— Если бы я брала пример с брата, то давно спилась бы на деньги престарелой супруги! — Ругалась Саша.

Вопрос брака Аполлинария Викторовича можно по праву назвать самой больной темой для разговоров в доме профессора Ланского. Случилось это два года назад, когда Поля отправили изучать точные науки в туманный Лондон, а он не теряя времени даром, влюбился и посватался к молоденькой дочери разорившегося барона. И история эта не была бы и в половину такой занимательной, если бы эта молоденькая дочь разорившегося барона не скончалась за две недели до свадьбы, а на похоронах убитый горем Поль не познакомился с тетушкой покойницы.

Тетушка покойницы — сорокалетняя вдовствующая маркиза Бишип с радостью предложила утешение неудавшемуся родственнику, и каким-то чудом, заплатив целое состояние, прикупила ему дворянский титул, а затем и женила на себе. Так, Поль стал первым носителем дворянского титула в семье Ланских. А вопрос о том, является ли его выходка страшным позором или величайшей удачей все еще оставался открытым.

И сегодня был явно не тот день, когда Виктор Леонидович хотел давать ответ на этот животрепещущий вопрос, посему просто, в свойственной ему манере, привел самый весомый аргумент:

— Александра! — Побагровел ее отец. — Ежели ты у нас самая умная, будешь сидеть вновь без прогулки!

Следя за развитием очередной ссоры в семье Ланских можно сделать два незамысловатых откровения: во-первых, для человека, посвятившего себя психологии, Виктор Леонидович слишком скверно находил подход к дочери, а, во-вторых, Александре было совершенно все равно запретят ей выходить из дома или нет.