Страница 15 из 49
Птичка оказалась горячей, по коротким крыльям, как блохи, скакали искры. Тина рассказала, что Арки не умеет летать, только карабкается, а нрав у него жутко озорной: старается забраться куда повыше, прыгает оттуда и клюётся. Оранжевые пёрышки были мягкими, нежными, как пух, под ними чувствовался жар. Перевернулся на спинку — гладить бы и гладить, да коготки больно острые.
В памяти что-то всплывало. Клара наморщила лоб, пытаясь докопаться до школьного урока астрономии: о, вот оно.
— Но ведь пока радиосигнал дойдёт до станции, пока вернётся обратно — пройдёт минут двадцать. А ты чинишь э-э… нос сразу!
— Связь со станцией тоже основана на принципе запутанности, она мгновенная. Челнок передаёт сигнал в Башню Связи, та — на «Янусию».
Клара задумалась, переваривая сказанное. И тут её осенило:
— Получается, здесь у нас волчица из бета-частиц, а на вашей станции есть такая же, но из альфа-частиц?
— Ага, только альфа — не проявленные, в форме квантового газа. На «Янусии» существует такой же зал, как тут, и он весь заполнен веществом. В этом веществе есть полости в виде волчицы, в виде тумб и портьер. Там, у Лампаданоса, вращаются Небесные Палаты наоборот, негатив Небесных Палат. Альфа исчезает — проявляется бета, бета исчезает — проявляется альфа. Они связаны.
Вспомнились белые кудряшки, тающие под невидимым лучом из челнока. Клара попыталась догадаться:
— Значит, чтобы рекогерировать парик, надо послать сигнал на станцию, и там заполнят дырку в виде парика веществом, а здесь он исчезнет?
Тина посмотрела подозрительно, повернув в профиль крупный тонкий нос с горбинкой:
— Кто это рекогерировал парик?
— Гапониус-да, когда делал моё платье…
Дама принялась тихонько смеяться, закрывая рот веером. Сквозь смех выдавила:
— Ой, не могу… Представляю, как надо довести профессора, чтобы он рекогерировал свой любимый парик!
Клара и Тина почти справились с волчицей, когда у входа подозрительно шевельнулась портьера, и совсем не от сквозняка. Клара подскочила, откинула тяжёлую ткань… На полу сжалась Амика, тонкая девочка из Терм, в сером балахоне и с распылителем. Она залепетала:
— Прошу, не наказывайте меня… Я только пару кадров…
Подошедшая Турандотина-да гневно вскинула подбородок:
— Подмастерье? На Высоких этажах Дворца, да ещё во время Бала Мастеров? Что вы, веятели, себе позволяете?
— Тина! — Клара посмотрела укоризненно. — Она просто хотела увидеть бал. Лучше не ругайся, а сделай девочке нормальный наряд, не в балахоне же ей танцевать? Ты ведь ваятель, так?
При слове «танцевать» Амика ещё больше сжалась и закрыла голову руками. Но Тина неожиданно рассмеялась озорно, схватила «подмастерье» за руку, вытащила на свет; окинув её цепким взглядом, потянула мимо колоннады, к небольшой арчатой двери.
Они влетели в каморку без окон. Судя по запаху, тут явно был склад тухлой селёдки; на лежанке сидели двое в красных широких штанах и кожаных куртках, швыряли друг дружке карты.
Увидев дам, стражники вскочили. Тина повела носом с горбинкой, произнесла пару фраз свысока… Кого же она напоминает своей властной манерой общаться, уверенными, резкими движениями? Охрана похватала шлемы с гребнями и вылетела прочь, на лежанке осталась подушка-бантик — как та, в Термах, только засаленная.
Тина сдёрнула с Амики балахон и принялась вышагивать вокруг, обматывая её талию нитями. Работала мастерица быстро, скоро каморку заливало сиянием короткое приталенное платье без рукавов, похожее по фасону на Кларино. Амика, вся синяя от смущения и надежды попасть на бал, принялась покрывать материю нежно-сиреневой краской, тщательно выискивая светящиеся пятна. И тут Клару осенило:
— А моё сразу было матовое.
— Профессор Гапониус-да, — произнесла Тина с придыханием. — У меня от него пять комплектов, к сожалению, прошлого сезона, но рекогерировать жалко.
Она приказала Амике расшнуровать сзади свою блузку и скинула кружева, оставшись в корсете. Не задумываясь, помахала над ними челноком — те исчезли — и принялась ткать себе такой же наряд, как для девочки.
Клара нетерпеливо переминалась с ноги на ногу — Кир, должно быть, уже ищет её, еду добыл; хотя запах здесь убивал даже намёк на аппетит. Амика отказалась создать побольше кислорода, отчеканив: «Воду, воздух и еду не декогерируют».
Но когда они с облегчением вывалились за дверь, справа раздалось знакомое «Мама, не боголюбствуй!», и на Клару накинулась главная кормительница:
— Вот вы где, госпожа! А мы с дочей вас по всему дворцу разыскиваем, и не только мы — все с ног сбились!
Причёска возницы «кукурузы» вздымалась ещё выше, чем прежде: она пополнилась кексами, бутербродами и чашечкой какао. Фаяно-ма выдала длинную и гулкую фразу, которую ТАРДИС почему-то не перевела.
— Чего? — Клара посмотрела искоса.
— Это же приветствие на галлифрейском, вы меня не понимаете? — огорчилась кормительница.
Клара не знала, что сказать; она чувствовала: роль ей не даётся. Хорошо, подошла Фелина-ма.
— Мам, у тебя жуткий акцент, ты уж лучше не позорься!
«Сейчас опять начнёт спрашивать, из какой я фракции. Надо срочно придумать суперзаумное слово, скажу, новую сделали… Или раскусит? Где же Кир запропал?»
При мысли о еде в животе возник хлюпающий звук, такой громкий, что птица проснулась и насторожилась.
— А почему три красивейшие девушки не танцуют?
Кормительницы принялись уговаривать, пришлось идти с ними в Зал Мотыльков через многочисленные галереи и Зимний Сад.
Зал поражал размерами. Потолок с цветной мозаикой возносился этажа на четыре, под ним висели люстры с настоящими свечами, свет живого огня дрожал, преломлялся в хрустале. Эти айсберги из гранёных шариков ни на чём не держались, а просто мотались в воздухе — казалось, они вот-вот свалятся. Посредине зала вышагивали пары, поочерёдно тряся ногами и кланяясь; оркестр играл нечто медленное и помпезное.
Вдоль стен радужными каплями стояли придворные. Амику тут же заметил и увёл танцевать высокий напомаженный франт в чулках, сливовом дуплете и с рукавами до земли. Тина принялась объяснять: ваятели носят оранжевые цвета, строители — зелёные, веятели — фиолетовые, а кормители — приглушённые оттенки жёлтого и коричневого. Фаяно-ма отослала её, чтобы «не надоедала гостье всякими пошлостями. Хотя чего ещё ждать от дочки Тиралика-да?»
Клара с удивлением уставилась вслед уходящей Тине. Дочь того «римлянина»? Вот почему её уверенная манера держаться показалась знакомой…
Между придворными сновали официанты с подносами, на подносах лежали шпажки самых причудливых форм: они вились кольцами, ветвились, складывались в фигуры лебедей. Квадратики и шарики мясные, вроде чипсов, фруктовые, сдобные.
Официант протянул поднос Кларе:
— Прошу, отведайте.
— Что вы это суёте? — накинулась на него кормительница. — Не знаете, так не лезьте. Повелители Времени едят раз в четыре дня, а госпожа только из корабля — зачем предлагать свою грубую, убогую пищу?
Официант вопросительно склонил голову; Клара сглотнула слюну и движением кисти отпустила его. «Грубая, убогая пища» проплыла мимо носа, источая запахи ветчины и острого сыра.
— У нас своя, древняя и развитая культура, и я не одобряю этого слепого увлечения всем галлифрейским, — вещала между тем Фаяно-ма, указывая на группу разодетых дам.
Все они щедро обмазали щёки розовой пудрой и нацепили уши. Посреди малинника подбоченился капитан Ржавич-шу, он напоминал Микки-Мауса: каждый его пунцовый локатор был со сковородку.
— Путешествия сквозь время и пространство, ха! — разошлась кормительница. — Да если бы мы захотели, то захватили уже полкосмоса, но так исторически сложилось — иллинойцы не стремятся к подобному. Зачем нужны другие планеты? Зачем отрываться от своих и лететь туда, где нет родного обустроенного города, где всё чуждо и неприветливо? Управляйте Вселенной, если вам так нравится! А мы займёмся искусством.
Пока она смотрела в сторону танцующих и размахивала руками, Клара стянула с проплывающего мимо подноса шпажку. Нечто сливочное растаяло на языке, заставив голод кидаться на клетку и подвывать.