Ибо мы слепы

 И вот настал день, который должен был стать триумфальным для уже четырнадцатилетнего Джорджа. На мусорке он наткнулся на проржавевший обугленный походный котелок, и в его больном воображении сразу же возникла идея, как использовать его. И он чувствовал, что не может позволить себе не реализовать эту идею.

***

Утром двадцать девятого августа Джордж стащил с обеденного стола кусок копчёного куриного мяса и, зная, что после обеда его безработная мать и перебивающийся ночными сменами её хахаль будут заниматься своими, неведомыми Джорджу, делами в спальне, а значит, как и всегда никто не заметит его отсутствия. Он тихонько выскользнул из дома и уверенным шагом направился к заброшенному деревянному домику, располагавшемуся на самом краю частных участков на границе леса. В пропахшем запахом гнилой древесины и плесени коридоре покосившегося домика он соорудил из собранного в лесу хвороста и нескольких валяющихся досок костёр. После чего запалил его и, залив котелок до самых краёв колодезной водой, принялся кипятить последний. Когда первые пузырики начали лопаться на поверхности, Джордж отправился на охоту, прихватив импровизированный из верёвок универсальный намордник. Его целью было любое некрупное животное. Такое, чтобы он мог с ним справиться. 

Поиски увенчались успехом спустя буквально минут десять, после их начала. Удача отвернулась от небольшой дворняги, почти что щенка, серо-бурой расцветки и с белым пятном вокруг левого глаза. Откликнувшись на свист неизвестного ему подростка, пёсик, виляя хвостиком, быстро перебирая лапками, но сохраняя некоторую осторожность, приблизился к живодёру, принюхиваясь и при этом двигая своим большим кожаным носиком. Обычно животные боялись Джорджа, видимо, чувствуя исходящую от него угрозу. Но пёсик либо не распознал предупреждающие запахи, либо был одурманен запахом копчёной курятины, что протягивал ему Джордж. Но лишь только его носик оказывался в паре сантиметров от заветной еды и язык уже сам тянулся навстречу вкусняшке, как паренёк ловким движением уводил руку и отступал на шаг. Потом ещё на шаг. Наконец, Джордж оторвал маленький-маленький кусочек и позволил пёсику резким движением слизнуть его у себя с руки. После чего он развернулся и направился прямиком в злополучный полуразвалившийся дом. Пёсик, окончательно доверившись мальчику, побежал за ним следом нога в ногу, не переставая энергично помахивать своим пушистым с белым наконечником хвостиком.

Счастью пёсика не было предела, когда паренёк протянул ему огромный кусок мяса целиком, буквально коснувшись его носа. Пёсик аккуратно, чтобы не зацепить руку человека, зубками сжал этот сочный кусочек, как вдруг парень одним ловким движением накинул ему на пасть какие-то верёвки и туго-туго сжал их. Пёсик пытался лязгать челюстью, даже попытался вцепиться пареньку в руку – но у него ничего не получалось. А крепкий удар в районе уха сбил несчастное животное с ног. Теперь пёсик боялся лязгать зубами и лишь скулил, низко опустив голову и вжав её в шею. Он не понимал, за что с ним так поступают, что он такого сделал? Теперь паренёк пугал его, особенно сменивший человеческое выражение лица звериный оскал. Помимо этого пёсик теперь чувствовал витающий в воздухе странный запах, исходивший от этого человека – и он не предвещал ничего хорошего.

Джордж обхватил пёсика двумя руками и, прижав его голову подмышкой, вытянул одну из его лапок, направляя её прямо в центр уже бурлящего котелка. Пёсик извивался и скулил, но живодёр и не думал останавливаться. Сантиметр за сантиметром он приближался к своей цели, в его голове пульсировало воображение, рисовавшее желаемый результат – от чего он чувствовал, как кровь словно горела в его венах, а помимо этого и что-то новое. Какое-то странное возбуждение, готовое разорвать его член на части. Он чувствовал себя властелином мира, которому подвластно всё, чего бы он только пожелал. Подчинять… вот его страсть!

– Ты чего, блять, творишь тварь?! 

От этого неожиданного гулкого баса, раздавшегося у проёма уже давно отсутствующей двери, Джордж отпустил пёсика, который тут же забился в дальний от него угол. Теперь уже иного рода адреналин наполнял его тело. Адреналин от страха. 

– А ну-ка иди сюда, паскуда мелкая!

С этими словами человек ринулся на Джорджа. Стараясь не показывать незнакомцу лицо, Джордж нырнул в соседнюю комнату и, пользуясь своей худобой, в одно движение выпрыгнул сквозь разбитое окно. После чего приземлился на коленки, но даже не обратил внимание на резкую от ушибов боль и, что есть сил, рванул в сторону леса. Сильно более крупный мужчина по всей видимости, не смог так быстро и ловко преодолеть это препятствие, а потому вслед убегавшему Джорджу неслись теперь только лишь проклятия. 

Наконец, когда Джордж окончательно выбился из сил, задыхаясь, он упал прямо в высокую траву и, широко расставив руки, часто дышал, лёжа на спине, и смотрел на пролетавшие где-то высоко-высоко над кронами деревьев перистые облака. 

После Джордж очень много думал о произошедшем. Не мог не думать. Встречая дома, как и всегда, подпитых мать и отчима после очередной попойки, проходя мимо как незнакомых, так и знакомых ему людей на улице – его сердце каждый раз замирало, будучи в полной уверенности, что о его грязных делах уже прознали, и вот-вот его ждёт наказание. Тогда он решил, что больше никогда не будет мучить животных. Ведь теперь он так сильно боялся быть пойманным…

***

Вынырнув из окутавших его воспоминаний, Джордж сорвался с места, не замечая ужасного похмелья и остальных последствий довольно сильного алкогольного опьянения после вечера прошлого дня. Он по очереди подбежал к каждой из кошек и расцеловал каждую раз не менее сотни, повторяя их клички и бормоча что-то совершенно бессвязное под нос елейным полушёпотом. В этот момент в его глазах стояли слёзы от умиления и любви к своим домашним питомцам.

– Ты моя любимая Раз! Никому в обиду тебя не дам… и тебя, ты, моя любименькая Два! Не обижайся Раз, я люблю вас всех одинаково, иди ко мне моя кошечка, моя миленькая. Моя хорошенькая. А ты чего спряталась под диван, мисс Три? Иди к своему папочке, папочка в обиду не даст, да? Не даст, не даст – вы знаете! Вы мои любименькие, мои самые лучшие! Вы-то знаете, что я не такой, что я хороший!..

Дав волю чувствам в полной мере, Джордж закончил этот неожиданный ритуал и, почувствовав себя снова просто невообразимо фигово, поковылял в ванную, еле сдерживая после этой беготни и охватившего его волнения рвотные позывы. Сама ванная комната представляла собой крохотную комнатку, в которой вся в пятнах и царапинах проржавевшая ванна занимала если не две трети пространства, то как минимум половину. У противоположной от неё стены ютился не менее древний унитаз, внешнему виду которого позавидовали бы декораторы любого трэшового хоррора. При этом он почти что упирался в небольшую стиральную машину, из-за чего сидеть на нём можно было только извернувшись боком. От резко включенного Джорджем света орава тараканов бросилась в рассыпную по заляпанной стене, выкрашенной побелкой последний раз уже как с два десятка лет назад и никогда не знавшей бережного отношения.

Открыв кран с холодной водой посильнее, Джордж засунул под него целиком голову, надеясь тем самым остановить пульсировавшую в висках боль. В какой-то момент это ему почти удалось, как внезапно резкое воспоминание возникло перед его глазами: он волочит за волосы плачущую и молящую его остановиться женщину в кусты…

– Н…Н-нет… нет-нет-н-нет…

Его словно парализовало. Он стоял, обхватив пальцами края раковины так, что его костяшки побелели, и без перерыва повторяя только слово «нет». Наконец, он поднял голову и взглянул прямо на отражение своего лица в зеркале, по диагонали которого пролегала тонкая трещина. Глаза безумные и полны страха, нижняя губа слегка трясётся, вены на широком мокром лбу вспухли и пульсируют в такт губе. Джордж ощущал то же самое чувство, как когда его застукали за попыткой обварить заживо щенка в заброшенном доме. В голове пролетали мысли о том, что уж теперь точно все знают о том, что совершил он, Джордж Маллет. Полиция наверняка ищет его, возможно, к работе подключены и детективы… а значит, они скоро будут здесь. Они придут, чтобы заставить его заплатить сполна! Джордж забегал по коридору из одной его стороны, в другую, нервно кусая губы и заламывая пальцы.