Правда выше солнца

Локсий обернулся:

– Народной магией? Кустарной, без техники?

Как всегда, вблизи чувствовалась исходящая от Локсия эманация: давящее, тяжёлое и, вместе с тем, странно вдохновляющее присутствие божественной силы. Кадмил позволил себе улыбнуться:

– Откуда же у неё техника? Конечно, народной. Притом не узелки вяжет на бечёвках, а варит зелья, мастерит кукол. Серьёзно настроена дамочка. И, думается, это ей не для того, чтобы лечить зубы.

На подоконнике стояла ваза со свежесрезанными каннами. Локсий протянул руку, коснулся тугих оранжево-пёстрых лепестков.

– Так чего же ты ждёшь, раз она такая подозрительная? Изъять, доставить в лабораторию, допросить. Действуй.

– Вот как раз об этом хотелось с вами посоветоваться, – с нарочной деловитостью произнёс Кадмил. – Помните наш разговор в девятый день?

– М-м... В девятый мунихиона?

– В девятый от конца мунихиона.

– Смерть на этот местный календарь, – проворчал Локсий. – Давно надо ввести наш, нормальный... Ты про тот разговор насчёт дискредитации культа?

«Ура! – подумал Кадмил. – Вспомнил!»

– Да, – сказал он. – Я по-прежнему считаю, что нужны дополнительные меры.

Локсий вздохнул. Поправил складки плаща-хламиса, застегнутого на плече фибулой с ярким синим камнем.

– Я запретил людям поклоняться богам новым способом. В совершенно категоричной форме.

Кадмил уважительно склонил голову:

– Это было неподражаемо. Сияющий облик, молнии, громовой голос с неба. Люди ещё лет пятьсот будут рассказывать, как им явился разгневанный Аполлон...

– Ладно, ладно, тоже мне льстец нашёлся, – Локсий нахмурился, но Кадмил мог поклясться, что заметил короткую ухмылку. – Гм... И всё-таки ты думаешь, что алитею продолжают практиковать тайно?

– Уверен. Наверняка остались упёртые фанатики, которые лично вас не видели. И они не отступятся. Через какое-то время культ может возродиться.

Локсий с сомнением кивнул.

– Алитею нужно опорочить, – напористо продолжал Кадмил. – Смешать с дерьмом. Для этого идеально подходит Семела. Выставим её ведьмой, обнародуем злодеяния, где надо – сгустим краски. И объявим, что практики, которые она проповедовала – самое что ни на есть чёрное колдовство. Вот увидите: через полгода её именем будут пугать детей, а само слово «алитея» станет похабной бранью.

– А царь?

– Ликандр сделает, что мы ему скажем. Не впервой. К нему явится глашатай-Гермес и изъявит божественную волю. Царь не пойдет против богов.

Локсий хмыкнул. Взяв со стола полированный стальной стилос, подбросил его, поймал за кончик. Задумчиво покачал в воздухе, любуясь блеском металла: тонкая работа, с самого Батима. Здесь, на Земле такие вещи научатся изготавливать лет через пятьсот.

– Даже устроит показательную казнь супруги?

Кадмил развёл ладонями:

– Ну зачем же казнь? Просто отошлёт её на какой-нибудь паршивый островок, пускай там до конца дней смывает вину жертвенной кровью. Думаю, Ликандр только обрадуется подходящему случаю. Царь с царицей, говорят, не в ладах со дня смерти дочери, Фимении.

– Несчастный случай?

– Неизвестно. Болтают всякое, но всё произошло без свидетелей.

– Ох уж эти дворцовые тайны, – неприязненно заметил Локсий.

За окном, привлечённая видом цветов, появилась пчела. Загудела, приблизилась. Ударилась о блокирующее поле, отлетела прочь, исчезла в полуденной синеве. Канны стояли по-прежнему пёстрые, свежие. Как настоящие. Только без запаха.

«Даже пчёлы обманываются, – подумал Кадмил. – До чего же силён!» Он обвёл взглядом кабинет Локсия: роскошный эфесский ковёр на полу; картины на стенах, менявшиеся каждый день; парные статуи у входа. Сегодня статуи были из белого мрамора, голые пастушок с пастушкой. Они смотрели друг на друга, влюблённые, простирающие руки в изысканных жестах – не то дразня, не то обещая близость. Картины подыгрывали им, изображая любовные сцены из эллинских мифов. Психея склонялась над спящим Эротом, Анхис целовал Афродиту, Дионис протягивал кубок Ариадне.

– Так что скажете? – напомнил Кадмил. – Как вам мой план?

Локсий сложил руки на груди, огладил подбородок пальцами. Картины пришли в движение, как всегда, когда погружался в раздумье тот, кто их создал. Лица богов оплывали, превращаясь в пугающие маски. Афродита раздалась в бёдрах, Эрот оброс чёрной кабаньей щетиной. Кадмил, затаив дыхание, украдкой следил за этими метаморфозами. Ожидал решения.

– Ладно, – сказал нехотя Локсий. – Действуй, как считаешь нужным. Главное – чтобы алитею забыли, как не было. Иначе опять останемся без энергии.

«О, да! – подумал Кадмил. – Да, да!»

От радости хотелось подпрыгнуть и взлететь под потолок, но он сдержался. Вместо этого поклонился с достоинством.

– Энергия отныне будет только прибывать, мой бог, – сказал он почтительно. – Обещаю.

Повернулся, чтобы идти и вздрогнул от неожиданности: пастушок с пастушкой смотрели прямо ему в глаза, улыбаясь. Улыбки были страшные, зубастые, до ушей.

– Погоди, – окликнул сзади Локсий. – Хотел спросить. Этот новый храм, который построила Семела – там есть алтарь?

– Разумеется, – Кадмил с трудом оторвал взгляд от жутких статуй. – Лично доставил, лично установил и проверил. Канал подвели заранее, я позаботился.

– Хорошо, ступай.

Картины пришли в порядок. Кадмил рискнул взглянуть на статуи. Пастушок и пастушка вновь любовались друг другом, и нега таилась в уголках их пухлых мраморных губ.

«Подлинный мастер, – думал Кадмил, выходя из кабинета. – И ведь, что ни день, всё новое. Интересно, картины пропадают, когда я ухожу? Или все эти иллюзии он создаёт для себя, из любви к искусству? А, ладно, неважно. Главное – получилось уговорить. Ура, ура!»

За дверью стояли, вытянувшись, стражники с боевыми жезлами наизготовку. Не местные, разумеется; эллинам Локсий никогда бы не доверил собственную безопасность. Лабораторный комплекс охраняли отборные бойцы, перенесённые с Батима. Их было немного, около сотни. Локсий часто и с большим огорчением повторял, что не может себе позволить содержать большую армию на Земле, потому что львиная доля ресурсов уходит на нужды армии в его родном мире. В мире, который Кадмил никогда не видел. В мире, где вот-вот могла разразиться война.

Да, стражников-батимцев было немного. Но каждый из них в бою стоил десятка эллинов. Что, в принципе, неудивительно, потому что эллины только-только научились ковать мечи из дрянного железа, и самое технически сложное военное изобретение за последние двести лет принадлежало некоему Фиросу из Спарты, который сообразил приделать изнутри щита дополнительный ремешок, чтобы продевать в него локоть. Ну, а боевой жезл, изготовленный на Батиме, мог превратить человека в обгорелый обрубок за несколько мгновений. Вместе со щитом и мечом.

Эллинам боевые жезлы не выдавали – даже лабораторным жрецам.

Стражники слаженно поклонились, держа спины прямыми. Пролаяли хором положенное по уставу: «Мой бог!» Кадмил небрежно кивнул в ответ и, щёлкая сандалиями по яркой мозаике пола, пошёл к выходу с этажа. Тут, наверху больше было делать нечего: все комнаты ограждала силовая защита, заговорённая личными кодами Локсия. Здесь он проводил большую часть времени, когда находился на Земле. Работал в закрытой лаборатории, встречался с богами из соседних стран, творил свои иллюзорные картины и статуи.

Лишь кабинет был открыт для посторонних. К их числу принадлежали жрец-кастелян, начальник стражи, главный техник и заведующий энергетическими установками. И, разумеется, Кадмил – незаменимый помощник, вестник и посыльный, советчик и слуга. Вечный исполнитель, вечный подпевала. Бог на побегушках.

Кадмил покинул коридор и принялся спускаться по лестнице.

Лабораторный комплекс опоясывал склон горы Парнис пятью огромными белокаменными уступами. В нижнем, самом большом ярусе помещались кухни, кладовые, станция очистки воды и много чего другого – в том числе, странные, наглухо запертые комнаты, никогда на памяти Кадмила не отпиравшиеся. Второй этаж отвели под жреческие кельи, казармы охраны и общую спальню для рабов. Третий этаж занимали мастерские и лаборатории. На четвёртом был гимнастический зал, лазарет и взлётная площадка, рядом с которой устроил себе жильё Кадмил.