Правда выше солнца

– Значит, остаётся мой план? – спросил Акрион с напускной бодростью.

– К сожалению, да, – сухо ответил Кадмил.

Акрион, мужественно крякнув, протянул руки. Кадмил накинул ему на запястья петлю и принялся связывать. Вокруг было тихо, только поодаль, в рощице, заливались цикады, да сонно гавкала в соседнем дворе разбуженная блохами собака.

Верёвка попалась толстая, задубелая.

– Послабей нельзя? – охнул Акрион. – Для виду обмотать просто. А то столько узлов...

– Это не просто узел, – ответил Кадмил. – Вот, смотри: сюда руку продеть – и свободен.

– Гляди-ка, правда! Хитро придумано.

– Гермес – бог воров, – веско сказал Кадмил. – Я знаю, как ускользнуть из любой петли... Но, вообще-то, всё должно быть по-настоящему. Иначе они увидят, что пленник связан кое-как, и просекут, что это спектакль.

– А я тут же освобожусь, меч у одного схвачу, и по башкам их!

Кадмил подавился смехом.

– Там копейщики в карауле, вояка грозный. Понаделают в тебе дырок – опомниться не успеешь. Иди давай.

Они выступили из-за угла дома, обычного эфесского дома, обитатели которого уже, верно, давно спали, не подозревая, что рядом творятся вещи исторического толка. Почти не таясь – не от кого было таиться в это позднее время – прошли кривой и узкой улочкой, между глухих стен, облитых луной.

И очутились перед лицом чуда.

У ног простиралась вымощенная булыжником площадь, а посреди площади, совершенный в мраморной неподвижности, застыл храм. Белели двумя рядами обнажённые тела колонн. Зубчатая тень лежала на ступенях. Курчавился сотнями крошечных силуэтов фриз, тянулись друг к другу величавые фигуры на фронтоне. В зыбком лунном небе остро чернели пирамидки венчавших кровлю наверший.

Храм Артемиды был прекрасен, как сама богиня.

Кадмил прочистил горло и с шелестом потянул из ножен лидийский меч – широкий, с круглым яблоком на рукояти.

– Да буду я к себе милостив, – пробормотал он под нос.

– Чего? – переспросил Акрион.

– Начали! – бросил Кадмил и протяжно закричал по-лидийски:

– Здесь негодяй, который нарушил границы страны! Отведите его к верховной жрице для очищения!

Акрион, который услышал только «эс-афалля факатварми фаттья клида и-силавад вес'фас каве и-в'дбака», оскалился и стал отчаянно ругаться на родном языке.

Из-за колонны показался стражник.

– Да-би ибхад! – заорал он. – Веди сюда!

Загомонили за стенами домов разбуженные псы. Стражник, обернувшись, махнул рукой. Из храма вышел ещё один воин. Судя по обхвату талии и общей величавой медлительности, это был начальник караула.

Кадмил подтолкнул Акриона и пошёл вперёд, держа на виду обнажённый меч. Акрион сгорбился и зашагал неровно, будто бы боролся с желанием убежать.

– Ни хрена они нам не поверят, – пробормотал он.

– Поверят-поверят. Лидийцы – народ тупой, даже богиню забыли, как звать.

«Эпоха всеобщего мира – пожалуй, самое неоспоримое преимущество власти Локсия и его приятелей, – думал Кадмил, ступая позади Акриона. – Войны – это трата человеческого материала, они невыгодны богам... Но неприязнь к чужакам никуда, конечно, не делась. Афиняне не любят спартанцев. Спартанцы не любят афинян и персов. Персы терпеть не могут спартанцев, афинян и лидийцев. А лидийцы ненавидят и персов, и спартанцев, и афинян. Так что судьба иноземца в Эфесе довольно предсказуема».

Они поднялись по храмовым ступеням. Под сенью колоннады горели чадящие факелы. У входа, сурово скрестив копья – выслуживались перед командованием – стояли двое стражников. Командование глядело на приближавшихся Акриона с Кадмилом, почёсывало брюхо, отдувалось.

Кадмил, преодолев последнюю ступень, хлопнул Акриона по плечу.

– Лазутчик! – объявил он радостно. – Грязный эллин! Берите его, воины!

– Где поймал? – спросил начальник караула сытым басом. – Почему заподозрил?

Нижняя челюсть его находилась в беспрестанном круговом движении, словно у жующего жвачку верблюда. Из-за этого казалось, что он говорит не на чистом лидийском, который был принят в Эфесе, а на каком-то деревенском диалекте.

Кадмил сдвинул на затылок войлочную шапку.

– Я по нужде ходил, господин мой, – подхалимски оскалившись, начал он. – Накануне переел инжира, ну, и прослабило. Слава Аттису, на рынке прихватило, где общий сортир стоит. Сижу, значит, над дырой, всё на свете проклял, уж солнце заходит, а никак не встать...

– Немного дела Аттису до твоей нужды,– скривился стражник. – А мне и того меньше. Как чужака поймал, говори.

– Там, в сортире, и поймал! – стукнул себя в грудь Кадмил. – Он рядом со мной сидел. Потом мы с ним разом, стало быть, закончили-то. Я, конечно, к фонтанчику поспешил руки обмыть. А он, гляжу, дальше направился. Эй, кричу, ты чего к фонтану не сходил, словно эллин какой? Они ж, известно, после большого дела ни в жизнь не моются – тёмный народ!

Стражники у дверей заухмылялись.

– А этот, – продолжал Кадмил, для убедительности отвесив Акриону чувствительную затрещину, – ничего не ответил, только зыркнул на меня – и ходу. Тут уж у меня обида взыграла. Стой, кричу, засранец! Из-за таких, как ты, богиня на нас гневается! И тут, верите, понял, что не ошибся. Потому что он, значится, ка-ак побежит! А на бегу мне вот этак показал!

Кадмил сложил кукиш и продемонстрировал его собравшимся. Стражники загыгыкали в бороды. Акрион, не понимая ни слова, стоял с гордо вскинутой головой.

Начальник ухмыльнулся:

– У эллинов оно шибко оскорбительно, знаем... И что ж ты, его догнал?

– Догнал, как видите! – Кадмил снова огрел Акриона по затылку. – Ноги ему подсёк, навалился да и скрутил стервеца. Тут он заверещал, залопотал по-своему. Врёшь, говорю, не уйдёшь. Поведу в храм Артемиды, чтоб тебя там высокая жрица очистила!

Стражники ржали. Начальник тоже посмеивался, крутя щепотью ус.

– Ладно вышло! – признал он. – Ты, гляжу, парень бойкий. За наградой приходи днём, а этого мы сейчас передадим жре...

Из-за его спины донёсся глухой, низкий, отдающий в землю скрежет. Так мог бы скрежетать клыками Кербер, разгрызая кости гиганта Гратиона. Акрион вздрогнул. Кадмил почуял, как по хребту пробежали мурашки. Даже начальник стражи сморгнул от неожиданности.

Высокие храмовые двери распахнулись настежь. Из тускло освещённого наоса выступил жрец, от макушки до сандалий закутанный в тёмный балахон.

Стражники посторонились. Жрец, раскачиваясь на ходу, приблизился к Акриону. «Смерть и кровь, – потрясённо подумал Кадмил, – вот это детина!» Существо, стоявшее перед ними, кажется, могло поспорить ростом с храмовыми колоннами. Даже высокий Акрион выглядел подростком рядом с этой громадиной.

Из складок одежды выпросталась клешнястая рука. Огромные пальцы сомкнулись на бицепсе Акриона, полностью обхватив его, как Кадмил обхватил бы девичье запястье. Акрион сморщился от боли, а жрец рванул его, едва не повалив на каменные плиты, и потащил за собой, словно лев овцу.

Акрион успел бросить на Кадмила отчаянный взгляд, но тут дверь захлопнулась – с тем же замогильным скрежетом, с каким открылась.

Несколько мгновений было тихо. Затем неподалёку завыла собака. Начальник стражи встрепенулся и мощно, с чесночным смрадом выдохнул.

– Ну, – прогудел он, надвинувшись на Кадмила брюхом, – ты это, гуляй давай. Завтра после полудня можешь за деньгами...

– Ухожу, ухожу, – поднял ладони Кадмил. – Гражданский долг исполнен, родной Эфес может спать спокойно. Лёгкого дежурства, служивые!

– Угу, – буркнул начальник.

Кадмил сбежал со ступеней, повернул и пошёл прочь самой беспечной походкой, на которую был способен.

Зайдя за угол храма, он огляделся. Вокруг никого не было – если не считать луны, как всегда, равнодушно взиравшей сверху на людскую возню. Слегка оттолкнувшись ногами, Кадмил взлетел в серебряное лунное небо. Приземлился на конёк храмовой крыши. Устроился поудобнее, поскольку ожидание, видимо, предстояло долгое. С огромным облегчением снял убийственно жаркий лидийский колпак и вынул из-за подкладки бронзовую гладкую горошину с ажурными дырочками – точь-в-точь такими же, какие украшали амулет на груди Акриона.