Правда выше солнца

Локсий выругался на батимском языке.

– Плевать на твою совесть, – сказал он. – Объясни, зачем ты это сделал?

«Единственный шанс! – подумал Кадмил. – Он в ярости. Каждое слово может стать последним. Смелей!»

– Порядок, что вы установили – плох, – сказал он. – Власть, которая опирается на обман, ненадёжна и несправедлива. Теперь, мой бог, вам придется выйти к людям. Открыться перед афинянами. И пообещать, что отныне их пневма будет обращена им же во благо.

Локсий издал лающий звук. Возможно, то был смех, но ручаться не стоило.

– Поклянитесь, что построите для них школы и университеты, – продолжал Кадмил. – Заводы и магистрали. Покажите им, каким может стать будущее; вы же владеете иллюзиями, что вам стоит? Эллины поверят. Воодушевятся. Только потом не забудьте выполнить обещания. Потому что иначе люди просто перестанут ходить в храмы. Они же теперь всё знают. Знают, что мы от них зависим.

Локсий внимательно посмотрел на Кадмила. Сейчас, в безжалостном свете кристаллов, было видно, что кожа его, обычно оливково-смуглая, приобрела жёлтый оттенок. Глаза ввалились, щёки обросли щетиной. Похоже, Локсий давно не спал. Слишком давно – даже для бога.

«У него нет другого выхода, – думал Кадмил с надеждой. – Придется сделать так, как я прошу... Смерть и кровь, неужели у меня хватило духу предъявить ультиматум самому Локсию? В любом случае, терять нечего. Разве что жизнь. Но он не убьёт меня из одной только злости. И эллинов не тронет. Не сможет же он загнать их в храмы насильно: для этого нужна целая армия надсмотрщиков. Их взять неоткуда, кроме Батима, а там война на носу, он сотни раз говорил, что ни одного солдата больше оттуда не перебросит. Так что вариант беспроигрышный… Должен быть беспроигрышным».

– Кому именно ты всё разболтал? – спросил Локсий. – Сколько людей знают?

– Я уже сказал, что собрал их на агоре. Считайте, весь город. А что известно Афинам – известно всей Элладе.

– Не боишься, что я уничтожу Афины? – Локсий дёрнул углом рта. – Так же, как уничтожил Коринф?

Кадмил засмеялся. Локсий глядел недоверчиво и хмуро, а смех всё выталкивался сам собой – дурацкий, неуместный, но совершенно неудержимый.

– Учитель! – сказал Кадмил, отсмеявшись. – Хватит сказок. Вы не разрушали Коринф. Вам просто очень-очень повезло. В день, когда коринфский правитель хотел выступить против Спарты – вопреки воле Аполлона! – так вот, в тот день случилось очень сильное землетрясение. Событие печальное, но не такое уж редкое для Эллады. И крайне удобное для вас. Пал мятежный Коринф, пал от божьего гнева. Больше никто не осмеливался перечить грозному Локсию.

В наступившей тишине отчётливо было слышно гудение очистных установок за стеной.

– Откуда ты знаешь? – спросил Локсий. – Это государственная тайна!

– Всему виной маленькие технические чудеса, – улыбаясь, сообщил Кадмил. – Я ведь ездил в Эфес, чтобы спрятать жучки в храме Орсилоры. Но жрецы помешали, и пара жучков осталась в сумке. А сумка была при мне постоянно. Когда я плыл обратно в Элладу. Когда меня убивали. Когда я валялся с отрубленной башкой – клянусь, моя милая сумка тогда лежала ближе к телу, чем голова!

Локсий испустил тяжёлый вздох.

– И позже, – говорил Кадмил весело, – когда Орсилора меня подобрала и полетела на Парнис, споря с вами по дальней связи… Сумку она тоже взяла с собой. Не оставлять же технологии на поживу дикарям. А жучки – они всё записывали. Я услышал запись, когда пришёл в себя. Орсилора бранила вас за мягкотелость. Говорила, что не умеете держать в узде подчинённых. Кричала, что вы всегда были тряпкой, даже не смогли наказать мятежников в Коринфе, воспользовались землетрясением. Ставила в пример вашу другую коллегу. Хальдер Прекрасную. А вы отвечали…

– А я отвечал, что учёный, а не убийца, – медленно проговорил Локсий. – Верно. Я не умею вызывать огненный вихрь. Или превращаться в опасную тварь. Я – исследователь. Художник, в конце концов. Мир – всё, чего я желал. Всегда. Да если бы я даже притащил из Батима сейсмическую установку массой в сотню тонн – с чего бы она работала? Я всю пневму отдавал на нужды армии.

Машина за стеной вдруг замолчала. Стало так тихо, что показалось – заложило уши.

– Всё верно, мой бог, – согласно покачал головой Кадмил. – Жаль, я не знал этого раньше. Вы учили, что сострадание есть немощь. А сами…

– Сострадание и есть немощь, болван, – нетерпеливо сказал Локсий. – Я всегда руководствовался только практическими соображениями. Но будет об этом. Что они собираются теперь делать, когда всё знают? Вообще, как тебя не растерзала толпа?

– Новый царь, Акрион Пелонид, сказал, что новый порядок его полностью устраивает, – Кадмил попытался пожать плечами, но из-за наручников это оказалось затруднительным. – И народ с ним согласился.

Локсий застонал, взявшись за голову:

– Какой же ты идиот! Конечно, он сказал, что его всё устраивает! А сейчас глашатаи повторяют твою историю по всей стране, и каждый человечек – каждый! – сам для себя решает, устраивает его или нет положение вещей. Такое положение, при котором чудовища, представившиеся богами, отбирают в свою пользу его жизненные силы!!

– Люди последуют за Акрионом, – возразил Кадмил. – Я, знаете ли, немало постарался, чтобы он стал популярным.

Локсий отчётливо скрипнул зубами.

– Видимо, я ошибся, когда пришивал тебе голову, – сказал он. – Надо было пришить ослиную. Вышло бы больше толка. О проклятье, и всё это – в самый трудный момент! Когда мы даже не разобрались, откуда идёт алитея...

«А теперь – главный козырь!» – подумал Кадмил.

– Я разобрался, – сказал он. – И преотлично.

Локсий посмотрел на него, сморщившись. Так смотрят на мышь, которую нашли в прогрызенном мешке с мукой.

– У меня есть записка, которую нашли на трупе Фимении, сестры Акриона, – Кадмил повёл подбородком, указывая в угол, где лежала сумка. – Прочтите, пожалуйста. Вслух, если не трудно.

Локсий помедлил. На виске его билась жилка, и Кадмил впервые заметил, что волосы верховного бога тронуты сединой.

– Как угодно, – махнул, наконец, рукой Локсий. – Даже интересно, что ты там себе напридумывал.

Он шагнул в угол, нагнулся над сумкой. «Сейчас что-то будет, – подумал Кадмил, ощущая томительное возбуждение. – Ставки стали выше Олимпа. Это конец игры».

Держа лист дифтеры близко к глазам, Локсий вернулся на прежнее место напротив Кадмила. Он, разумеется, не стал читать записку вслух. Но Кадмил и так помнил, что там написано.

Милый братец.

Прости меня за всё и не гневайся. Когда ты гневаешься, то можешь натворить бед и нажить неприятностей. А я не хочу, чтобы у моего Акринаки были неприятности. Ты самый лучший, и заслуживаешь лучшего.

Заслуживаешь знать правду.

Я говорила, что, когда отец поджёг тот сарай, в пламени передо мной предстал Аполлон. Я сразу поняла, что это Аполлон, потому что он был прекрасней любого юноши. Бог прошёл сквозь огонь и перенёс меня в Эфес, в храм Артемиды. Ты это знаешь. Но не знаешь, что было дальше.

А дальше случилось вот что. На следующую ночь, в Эфесе, Аполлон вновь явился мне. Поведал, что мы молимся в храмах неверным образом. «Есть ритуалы, – сказал он, – которые угодны богам более всего. Ты должна их изучить». И наставлял меня три месяца, пока я не стала выполнять каждый ритуал исправно.

Алитея – это танец. Верней сказать, гимнастика, похожая на танец. Движения просты, но совершать их следует безошибочно. Повороты головы, изгибы рук, шаги, движения пальцев. Всё нужно проделать в верном порядке и не потерять ритм. Дыхание также подчиняется строгим правилам. Поначалу это казалось невероятно сложным. Но Аполлон был терпелив, а я – старательна. И настал день, когда искусство алитеи мне покорилось.

Затем бог сказал, что моя главная цель – наставлять прочих людей. «Будь моим оракулом, – велел он, – но оракулом тайным. Никто не должен знать, что учение исходит от тебя. Начни с матери; я смогу устроить так, что вы будете разговаривать во снах, и во снах ты передашь ей мою волю. Также тебе надлежит учить людей из соседних стран».