Правда выше солнца

– Молчать.

Кадмил осёкся. Локсий помедлил – в покорёженной «лире» трещали помехи.

– Ты превзошёл себя в глупости и своеволии, – сказал он. – На Парнисе я буду тебя судить. Сегодня же. Жди в Ликее и приготовься встретить судьбу.

«Лира» замолкла, словно умерла. Кадмил выпустил её из рук, и устройство грохнулось на пол. Корпус развалился, с жалобным звоном брызнули во все стороны детали. Между антенн, затрепетав, выгнулась лиловая крошечная молния – и пропала.

«Судить? – Кадмил глядел на лампу, что стояла в углу, на лепесток пламени, увенчанный лохматой бахромой копоти. – Он собирается меня судить? Зачем? Чтобы предать смерти? Отобрать-то больше нечего: божественных сил не осталось, нерождённый ребёнок мёртв, а любимая превратилась в нечто вроде самого Локсия... Вроде меня самого – каким я был до недавней поры. Да, возможно, он меня убьёт. Или заключит в тюрьму – бессрочно, как это принято у него дома. На Батиме признают только пожизненное заключение. В любом случае, меня ждёт нечто весьма поганое».

Бежать? Скрыться, пока не поздно? Вздор. В Элладе Локсий с помощью своих приборов разыщет и муравья, а просить убежища не у кого: обоих правителей ближних стран Кадмил тяжко оскорбил действием. И Орсилору, и Веголью. Есть, правда, ещё Ведлет на севере и Шиква в Египте, но они – союзники Вегольи. Да, выхода нет. Рано или поздно попадёшься, можно только отсрочить час возмездия.

«Не хочу прятаться, – решил Кадмил. – Хватит унижений, довольно я побегал по его поручениям, чтобы бегать ещё и от его гнева. Нет, надо достойно – как он там сказал? Да, встретить судьбу. Как всегда, цветисто до оскомины… Ладно. Значит, осталось ещё одно важное дело. Правда, после этого дела Локсий меня точно убьёт, безо всякого суда. Но лучше умереть из-за того, что сделал нечто важное и полезное. А не из-за того, что ослушался вздорного старого пердуна».

Стены коридора будто бы сжимались, когда он шёл обратно. В хребте поселилась стылая ломота, шрам горел, меж висков стучало. Стоило поспешить. Два часа – не слишком долгое время. Придётся быть кратким.

Войдя в тронный зал, Кадмил увидел, что Акрион и Спиро по-прежнему сидят на полу и ждут. Он устроился напротив, подобрал ноги, скривившись, когда от неосторожного движения стрельнуло в шее.

– Простите, друзья, – сказал он. – На чём я остановился?

– Сказал, что ты – не Гермес, – напомнил Спиро. – Или какой-то не такой Гермес.

Кадмил усмехнулся.

– Да, верно, – проговорил он. – Дело было так. Я родился много лет назад в Коринфе, в семье гончара…

Он рассказал им обо всём. Немного торопился – хоть и не ждало впереди ничего хорошего, опаздывать в Ликей не хотелось. Мало ли что взбредёт в голову разгневанному Локсию? Однако рассказывать пришлось не так уж много. Как он потерял родителей, когда пал Коринф. Как очутился на Парнисе. Как встретил Локсия, как узнал о Батиме, о пневме, о новых алтарях в старых храмах. О том, почему люди испытывают блаженство, припадая к этим алтарям, и что отдают взамен. И о том, на какие цели расходуется собранная пневма.

Затем пришла очередь самого трудного. Пришлось объяснить, зачем понадобилось возводить Акриона на трон и смещать Семелу, какую угрозу создавали – и создают – обряды алитеи. Чем алитея опасна для всей божественной братии.

Это было тяжко и, в общем-то, стыдно.

Но Кадмил закончил рассказ, ничего не утаив. А потом затих, ожидая, что скажут в ответ.

Некоторое время тронный зал был наполнен молчанием – словно стоячей водой.

– Они забирают нашу пневму себе? – спросил наконец Акрион, ещё бледный, но уже меньше походивший на мертвеца.

– Да, – сказал Кадмил.

– И заключают её в кристаллы, а кристаллы переносят в другой мир? На – как его? На Батим?

– Да, – сказал Кадмил.

Акрион задумался.

Спиро почесал подмышку.

– Нехорошо, – заключил он. – Даже пасечник пчёлам оставляет немного мёда. А они всё подчистую...

– Пасечник, – перебил Акрион, глядя в упор на Кадмила, – строит ульи и помогает пчёлам перезимовать. Отсаживает новую матку и даёт ей свой улей. Отгоняет шершней. Лечит от гнили. А что делают для людей эти… Так называемые боги?

Кадмил промолчал. Хальдер, хотелось сказать ему, Хальдер заботится о подданных. О тех, кого не сжигает живьём.

– Ну, – подал наконец голос Спиро, – Аполлон-Миротворец прекратил войны в Элладе. Это ведь твой Локсий был, верно?

Перед глазами поплыли руины Коринфа. Великий эллинский мир. И великие казни – для тех, кто ему противился…

А затем Кадмил вспомнил о том, что нашёл на дне сумки.

– Да, – сказал он. – Богам невыгодны войны. Люди реже ходят в храмы, разрушают их, убивают друг друга. Это сильно уменьшает количество пневмы.

Акрион покачал головой. Спиро вздохнул.

Кадмил прочистил горло.

– Мне плевать на то, что со мной сделают, – сказал он. – Честно говоря, теперь мне плевать вообще на всё. Не хочу быть богом. Жалею, что был им. Но... Через час я встречаюсь с Локсием. И скажу, что вы теперь знаете правду. Думаю, мне удастся выторговать хоть какую-нибудь выгоду для людей прежде, чем сдохну.

Акрион с грустью улыбнулся.

– Всё устроено совсем не так, как ты говоришь, – сказал он. – Я спускался в царство мёртвых, видел там Аида, Гермеса, Кербера. Настоящие боги – не ты и не твои хозяева. Настоящие боги живы и смотрят на нас с Олимпа. А вы перед их лицом так же слабы, как и мы.

Кадмил не нашёлся, что сказать в ответ.

Акрион, упираясь в пол кулаками, поднялся на ноги. Пошатнулся, но устоял. Подобрал с пола ксифос и вложил его в ножны.

– И это бог помог тебе сделать меня царём, – закончил он, глядя на Кадмила сверху вниз. – Не твой Локсий. А мой Аполлон.

– Твой Аполлон далеко, а Локсий гораздо ближе, – возразил Кадмил и завозился, пытаясь встать. Ноги затекли и не слушались. – И, поверь, намного опаснее…

Спиро помог ему подняться.

– Да, понимаю, – Акрион потряс головой. – Ох, никак не могу поверить во всё это…

– Злишься? – спросил Кадмил.

– Честно? – Акрион скривился. – Да, злюсь, конечно. Ничего не хочется больше, чем восстановить культ алитеи. Сделать практики обязательными для каждого. Разослать жрецов во все соседние страны. И обрушить ваше могущество. Это было бы… Ну, как в мифе. Эллины ведь всегда побеждали тех, кто их хотел завоевать.

– Чаще-то всего мы друг друга побеждали, – проворчал Спиро. – Потому как воевали между собой всю дорогу.

Акрион махнул рукой.

– Да, я бы хотел так сделать, – продолжал он. – Но вижу, к чему это приведёт. Гнев Локсия и прочих… пришельцев. Война, какой раньше не бывало. На весь мир. Погибнут тысячи людей. Сотни тысяч. Да и что мы получим, даже если победим? Будем вновь молиться Аполлону, а не Локсию в облике Аполлона? Но все и так молятся Аполлону. И я буду молиться ему в моей душе. Потому что, – Акрион с силой провёл рукой по волосам, – потому что если его воля такова, чтобы какие-то могущественные лжецы помогали нам жить в мире… Значит, я должен принять такую волю.

«Он здорово изменился, – подумал Кадмил, глядя на Акриона. – Когда же это случилось? Когда дрался на арене в Вареуме? Или позже, когда повёл лудиев в атаку на строй солдат? Да нет, тогда он ещё был прежним. Мальчишкой. Актёром, который играл заранее написанную роль. А теперь стал другим. Когда же?..»

– Умный ответ, – сказал он осторожно. – Признаться, я ждал чего-то другого.

– Чего ждал? – спросил Акрион хмуро.

– Не знаю, – Кадмил пожал плечами. – Например, что придёшь в это своё состояние страстного гнева и снесешь мне башку…

– Я открою людям правду, – перебил Акрион. – Они должны знать, зачем нужны храмы. Должны знать, что нужны богам. И неважно, как зовут этих богов – Локсий и Орсилора, или Аполлон и Артемида. Люди должны знать правду.

Спиро подал Акриону венец из электрума.

– Держи, пацан, – сказал он. – Заслужил. Теперь уж точно.

Акрион взял диадему, но надевать не спешил. Лицо его вдруг исказилось.