Падение Серого

Тут и Гор прорычал негромко:

– Ты что несёшь, Варабадур?! Я же тоже тебе руку не подал! Ты же специально намазал клешни дерьмом! А даже на работе моешь их, и с мылом! Кто же тебя во дворец пустит иначе, и там ходить разрешит! Одежда ладно, если не прислоняешься и не садишься где чисто! Тряпку носишь!.. И… мы же… приятели… были! Так нельзя! Я тебе предложил роскошную цену за важную информацию! Триста монет, это твой заработок почти за двадцать лет! И ты можешь просто залечь на дно, сбежать, отмыться, жениться, начать новую, нормальную жизнь, и богатым, община тебя и защитит, и с водяры снимет!

– Ты и пятьсот предлагал! – радостно просипел дерьмовый жулик и отличный засранец, поднял вверх палец-сосиску – Деньги, ваш культ учит, это ерунда! Как там? Тлен! А добрые дела бесценны! Вот и я обменяю бесценное доброе дело на какую-то ерунду в виде трёх… да чего там, только для вас, не-стя-жа-те-лей, четырёх тысяч звонких, но тленных, ха, империалов! И хватит мне нотации читать! А то я ведь ещё придумаю, куда можно МОИ денюжки потратить!

Официантка притащила пиво. Я шлёпнул радостно взвизгнувшую и порозовевшую матёрую девицу по попе, сказал просиявшей в конце пышненькой формастой красотке:

– Принеси мне, красотка, перчатки, тканевые, новые, но для грязных дел. Лупу и тряпку плотную. Я это куплю, потом выкинешь. Люблю грязные дела! И грязно поприставать к официанточкам!

– Я тоже – осклабился Варабадур.

Официантка удивлённо глянула на горе-клиента, презрительно фыркнула:

– Если только прикоснёшься ко мне, то я тебя отметелю дубиной! Помойся, урод, подстригись, потом приставай к девочкам! Алкаш обосравшийся!

Я и Гор облизнулись вслед отчаянно вертевшейся попе, мой друг хмыкнул:

– Сегодня она твоя, а завтра я сюда приду…

– А я её на МОИ денюжки куплю! – просипел засранец – Не пожалею даже четверть золотого! Сама прискачет, как покажу!..

– Идиот, ты даже в рабство и даже за сто монет её не купишь, она тебя замесит дубиной! – яростно прошептал нескладную чушь Гор, но потом исправился – Орки рабство не признают! Её раса тебя выпотрошит! Но Серому она подарит всё! И за так! Даже в нормальный бордель тебя не пустят, вернее помоют сначала! Помойся, засранец! Стань нормальным гномом! А нормальные гномы, это чистые гномы! Быть грязным, это не… хорошо! Мы можем подарить тебе шанс стать достойным вадом! А ты…

– А я хочу ещё твою цепь! Раз ты позволил себе меня оскорблять! – зло просипел Варабадур.

– Эта цепь моего героически погибшего брата! Последняя воля! Он до битвы приказал взять цепь, а я часы! Он теперь в Вальхалле! Да я тебя за такое требование разрублю напополам! И суд гномов меня не только оправдает, но и объявит героем! – Гор схватился за секиру.

– Тогда твои часы! – поспешно поправился выродок – Я же не знал! Извини.

– Остынь, Гор – усмехнулся я, надевая тёмные очки – Предлагаю тебе, сантехник Варабадур, за схемы и информацию пять золотых. И больше ничего. И я проверю схему, поверь, я смогу отличить подделку. Я очень тщательно рассмотрю бумаги, даже полученные из твоих рук. Как думаешь, для чего я заказал перчатки и лупу? И тряпку, чтобы стол не пачкать.

Гор удивлённо уставился на меня, готового даже не сорвать, а просто растоптать сделку, ибо моя цена даже больше чем издевательство. Затем почти понял и расхохотался. А я внимательно через очки смотрел на агента и его завербованного. Грязный гном похлопал пастью, затем бросил мгновенный взгляд на рона. Он как бы спрашивал, а МОЖНО ли ему прекратить переговоры и уйти! И скрестил, видимо куратору, мизинец и безымянный палец левой руки. Рон сделал рожу чуть надменнее. Перелистнул три листа книги. Варабадур дёрнулся. Всё! Он обязан отдать бумаги мне хоть даром! Но поторгуется, а он любит задирать цену. Но я тоже поторгуюсь! И я не обязан совершить сделку. Моя совесть не заикнётся и из-за просто отнять драгоценные схемы, да и информацию выбить. Сделка стала тривиальной, но не я виноват.

Рон надменно уставился на меня… Зря ты так. Можно тебя и наказать… Вопрос, стоит ли отпускать… Отпустить можно, раз он не понял, что спалился. Если их обоих кокнуть или запереть, то их кураторы поймут, что я взял бумаги. Или мы. И что мы их раскололи. И переменят планы. Наверняка усилят охрану, сменят пароли… А если отпустить, то они продолжат игру. А мы про неё знаем. И можем переиграть… Как в песне – я оглянулся посмотреть не оглянулась ли она, чтоб посмотреть не оглянулся ли я, чтоб посмотреть не оглянулась ли она, чтоб посмотреть не оглянулся ли я… Бесконечное переигрывание… Но это лучше просто провала двойной тайной операции. А в тройной игре я поиграю…

Но, чёрт возьми, хочется наказать рона! И развеселить друга Гора! И я это сделаю… Как там говорится в силе тоже искусства, раз звёзды зажигают, значит это кому-то надо?! Раз роны носят часы, а я придумал хохму, то это кому-то надо?! Надо! Гору! И мне! И всем! Я показал таращившемуся на мои очки рону язык. Быстро, но он не мог не заметить. И сделал поглаживающее движение, как будто я глажу по голове стоящего рядом кого-то невысокого, росточком метр тридцать! Ну типа я просто решил подшутить над коротышкой, который пялился на пижона в очках, что вполне оправдано любопытством. И за наезд на агента это не сойдёт, слишком примитивно для птиц высокого полёта, а мы обе не низкого! Обычная шутка в таверне обычного повесы над обычным роном. Побелел!

Пока Варабадур хлопал пастью и заливал мою наглость пивом, у нас с роном пошла игра, которую заметил и удивившийся моей легкомысленности при судьбоносной сделке Гор. Рон быстро и ловко свернул из вырванного из конца книги листка бумаги маленький топорик, достал из лежавшей на соседнем стуле сумки, наподобие портфеля с лямкой, ножницы. Ого! Вырезал из следующего листа силуэт человечка. Вставил ему между ног карандаш, показал, как человечек взмахнул топором и отрубил себе письку. Просиял.

Я снял очки, мило улыбнулся. Показал двумя руками рядом с собой высоту от пола метр тридцать, и метр тридцать пять. Затем изобразил целование и похлопывание по попе воображаемой ронки. Усадил её себе на колени и сделал простое, но очень понятное движение бёдрами. Ну и указал на фигурку в трясущихся лапах побелевшего рона, без письки, конечно. Развёл руки в стороны и скорчил рожу, сочувствуя бедолаге.

Граф Восток упал мордой на поставленный на стол кулак, дёргаясь от спазмов безмолвного ржача. Его собеседники послушали, что с трудом, размазывая слёзы, сказал сиятельный, оглянулись и уставились на нас, тоже начав ржать. Заключили с графом пари. Рядом со мной Гор, давясь от смеха, облился пивом, начал, продолжая и ржать, вытирать салфеткой бороду и бывшую белой рубашку, хотя чего ей, из кожи хлопкового аспида, сделается. Моя официанточка билась в истерике, обнимая, чтоб не упасть, удивлённого и обрадованного небогато одетого пожилого орка, шедшего внутрь таверны, и едва успев плюхнуть поднос с пивом на стол ворковавшей парочки гномов. И ещё несколько посетителей начали сползать под столы, добавляя бешенства рону. Кто-то уже показывал не видевшим друзьям пантомиму с отлюбливанием ронки. И даже начали придумывать своё!

На нас с Гором пялился непонимающий Варабадур, для которого недавно нежданно засиявший роскошью мир внезапно сжался до наших наглых рож и его испачканных в дерьме задрожавших клешней, просипел:

– Это оскорбление! Так дела не ведут! Я ухожу!

Пару минут я смотрел на рона, который смог придумать и исполнить сценку, веселя и радостно пялившуюся публику, как маленькая фигурка из бумаги писала книгу, а рядом пара больших прыгали по дереву, вполне сносно изображая первородство малой расы. Затем я три раза манерно неслышно хлопнул в ладоши даже поклонившемуся мне и публике криво улыбавшемуся недомерку. Потом отхлебнул пива и удивлённо глянул на сантехника-мастера проваливать сделки. Улыбнулся: