Стихотворения

Это стихотворение больше других понравилось Пастернаку в 1959 году, когда я прочел ему при нашей первой встрече в Переделкине.

Не надо

Не надо…     Все призрачно – и темных окон матовость,и алый снег за стоп-сигналами машин.Не надо…     Все призрачно, как сквер туманный                         мартовский,где нет ни женщин, ни мужчин —          лишь тени женщин и мужчин.Не надо…     Стою у дерева, молчу и не обманываю,гляжу, как сдвоенные светят фонари,и тихо трогаю рукой,               но не обламываюсосульку тоненькую с веточкой внутри.Не надо…     Пусть в бултыхающемся заспанном                    трамваишкес Москвой, качающейся мертвенно в окне,ты,     подперев щеку рукою в детской варежке,со злостью женской вспоминаешь обо мне.Не надо…          Ты станешь женщиной, усталой умнойженщиной,по слову доброму и ласке голодна,и будет март,          и будет мальчик, что-то шепчущий,и будет горестно кружиться голова.Не надо…          Пусть это стоит, как и мне, недешево,с ним не броди вдвоем по мартовскому льду,ему на плечи свои руки ненадежныеты не клади,               как я сегодня не кладу.Не надо…     Не верь, как я не верю призрачному городу,не то, очнувшись,               ужаснешься пустырю.Скажи: «Не надо…» —               опустивши низко голову,как я тебе сейчас          «не надо…»                    говорю.1960

Мед

Я расскажу вам быль про мед.Пусть кой-кого она проймет,пусть кто-то вроде не поймет,что разговор о нем идет.Итак, я расскажу про мед.В том страшном, в сорок первом,               в Чистополе,где голодало все и мерзло,на снег базарный          бочку выставили —двадцативедерную! —               меда!Был продавец из этой сволочи,что наживается на горе,и горе выстроилось в очередь,простое, горькое, нагое.Он не деньгами брал,                    а кофтами,часами          или же отрезами.Рука купеческая с кольцамигнушалась явными отрепьями.Он вещи на свету рассматривал.Художник старый на ботинкаходной рукой шнурки разматывал,другой – протягивал бутылку.Глядел, как мед тягуче цедится,глядел согбенно и безропотнои с медом —          с этой вечной ценностью —по снегу шел в носках заштопанных.Вокруг со взглядами стекляннымисолдат и офицеров женыстояли с банками, стаканами,стояли немо, напряженно.И девочка          прозрачной ручкойв каком-то странном полуснетянула крохотную рюмочкус колечком маминым на дне.Но – сани заскрипели мощно.На спинке —          расписные розы.И, важный лоб сановно морща,сошел с них столп российской прозы.Большой, торжественный,                    как в раме,без тени жалости малейшей:«Всю бочку.          Заплачу коврами.Давай сюда ее, милейший.Договоримся там,               на месте.А ну-ка пособите, братцы…»И укатили они вместе.Они всегда договорятся.Стояла очередь угрюмая,ни в чем как будто не участвуя.Колечко,          выпавши из рюмочки,упало в след саней умчавшихся…Далек тот сорок первый год,год отступлений и невзгодно жив он,               медолюбец тот,и сладко до сих пор живет.Когда к трибуне он несетсамоуверенный живот,когда он смотрит на часыи гладит сытые усы,я вспоминаю этот год,я вспоминаю этот мед.Тот мед тогда          как будто сампо этим —          этим —               тек усам.С них никогда          он не сотретприлипший к ним          навеки               мед!1960

Золушка

Моя поэзия,          как Золушка,забыв про самое свое,стирает каждый день,чуть зорюшка,эпохи грязное белье.Покуда падчерица пачкается,чумаза,          словно нетопырь,наманикюренные пальчикидевицы сушат врастопыр.Да,     жизнь ее порою тошная.Да,     ей не сладко понимать,что пахнет луком и картошкою,а не шанелью номер пять.Лишь иногда за все ей воздано —посуды выдраив навал,она спешит,          воздушней воздуха,белее белого,               на бал!И феей,          а не замарашкою,с лукавой магией в зрачках,

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».