Багровый прилив

И всё же жизнь в Водачче постепенно если не налаживалась, то вливалась в мирное русло. Горожане всё ещё ходили, будто пыльным мешком стукнутые, и это не удивительно. За год власть в Водачче сменилась дважды, а если добавить к этому ещё и события на соборной площади, которые пересказывались многократно, обрастая всё новыми ужасными подробностями и превращаясь в какие-то небылицы, то состояние большей части горожан было легко объяснимо.

Денег Мондави не жалел и щедро платил каменщикам, строителям и просто рабочим, кто отправится на восстановительные работы в порту, пострадавшем более других частей города. Кроме того, он разумно предложил купцам вступить в долю за освобождение от налогов на срок, пропорциональный внесённым на городские нужды деньгам. Сметливые люди поняли, что каждый вложенный сегодня медяк завтра может вернуться двумя-тремя, а судя по внушительному количеству солдат, Мондави пришёл сюда всерьёз и надолго, и охотно давали деньги. К тому же Мондави не стал отменять торговых привилегий, выданных предыдущим дожем, что также настроило торговые гильдии — одну из основных сил Водачче — на позитивный лад.

Разбираться со всем этим де Кревкёру было не интересно, а потому он отлучался из города при первой возможности. Не имевший таких поводов Лангемантель всякий раз смотрел на Кревкёра с укоризной во время совещаний в штабе, которые Мондави устраивал раз в неделю. Пока ещё торговый князь желал быть в курсе всех событий в городе и его ближайших окрестностей.

Очередной повод для долгожданной отлучки де Кревкёр получил, когда его рейтары доложили о появлении в паре лье от пригорода знакомых уже чёрных всадников Джованни делла Банда Нере. Не разобраться лично с конными аркебузирами — явной разведкой салентинцев, за которыми могут последовать и, скорее всего, последуют куда более серьёзные силы, к примеру, кондотьеры Бартоломео Сконьи, — де Кревкёр, конечно же, не мог и покинул Водачче на следующее утро. Город, когда он уезжал, уже начал готовиться к осаде.

Кревкёр быстрой рысью миновал озлобленный пригород, где всё ещё, несмотря на жестокие рейды как рейтар, так и ландскнехтов Лангемантеля, можно было получить пулю или арбалетный болт, и направил коня туда, где в последний раз видели всадников «чёрных полосок». Не прошло и часа по ощущениям графа, как они встретили-таки конных аркебузиров. Это оказался небольшой разъезд, явно не собирающийся пускаться вскачь при виде рейтар.

— К бою! — велел де Кревкёр, доставая из ольстры пистолет и взводя курок.

Дальнейшее казалось графу простым и понятным — привычная с юности конная сшибка, выстрелы, рубка, и кто — кого! Однако судьба преподнесла ему сюрприз. Командир разъезда «чёрных полосок» не отдал приказа отступать или скакать навстречу, вместо этого он вскинул правую руку, в которой было зажато древко с белым флагом.

— Что за Баал?! — выругался де Кревкёр, осаживая коня. — Переговоры? — Однако он был человеком рассудительным и спрятал пистолет обратно, правда, оставив на всякий случай взведённым. Надёжное изделие норберских мастеров с дорогим, но оправдывающим каждый потраченный на него ажендор колесцовым замком прежде ни разу не подводило его. — Посмотрим, что они хотят нам сказать. — Граф уже размеренной рысью направил коня к «чёрным полоскам». — Оружие держать наготове.

В последних его словах не было смысла — рейтары всегда готовы к драке, особенно если впереди маячит враг, с которым давно хотели скрестить клинки. Де Кревкёр знал это, однако хотел придать уверенности самому себе. Он очень не любил, когда происходило нечто, чего он не понимал, а «чёрные полоски» под белым флагом совсем не вписывались в привычную графу картину мира.

— Честь имею представиться, — произнёс командир рейтар на салентинском, которым де Кревкёр, как любой адрандский аристократ владел, — Каприно Бергамаско, уполномоченный офицер для особых поручений при Джованни делла Банда Нере, командире лёгкой кавалерии на службе Отца Церкви.

— Длинный титул, но что стоит за ним? — поинтересовался на адрандском де Кревкёр, дав понять собеседнику, что понял его, однако, как всякий уважающий себя адрандец, тем более дворянин и аристократ, не привык говорить на другом языке, нежели родном.

— Предложение к командиру чёрных рейтар, графу де Кревкёру, — ничуть не смутился офицер для особых поручений и ответил на довольно прилично адрандском, — о встрече с моим командиром. Джованни делла Банда Нере готов прибыть в указанное вами место в течение одного часа.

— Вам повезло, юноша, — позволил себе усмехнуться граф, — граф де Кревкёр перед вами. Передайте своему командиру, что я буду ждать его здесь час.

Каприно Бергамаско отсалютовал графу на салентинский манер и развернул коня. Следом за ним поскакали и остальные «чёрные полоски».

Провожая их взглядом, Кревкёр думал, что у Джованни делла Банда Нере, наверное, прорва таких вот офицеров для особых поручений. Ведь он должен был приставить к каждому разъезду по одному, чтобы передать сообщение — не могла же их встреча быть совпадением, тем более что в них граф не верил.

Увидев знаменитого Джованни делла Банда Нере, граф же Кревкёр едва удержался от пошлого «я думал, вы выше ростом». На самом деле командир первого среди кондотьерских полка конных аркебузиров, считавший себя едва ли не создателем лёгкой кавалерии как рода войск, с чем сам де Кревкёр был, к слову, не согласен, не имел в своём облике ровным счётом ничего примечательного. Доспехам он предпочёл дублет по салентинской моде с обязательной траурной повязкой на рукаве, поверх него, правда, надел кирасу, но, как и де Кревкёр, на голове носил не шлем, а широкополую шляпу с ярким плюмажем. Оценил граф и пару ольстр, и шпагу, что носил командир «чёрных полосок».

Чёрные волосы Джованни стриг коротко, а лицо его ничем не выделялось среди лиц других всадников, прибывших на место даже раньше обозначенного де Кревкёром времени. И не скажешь, что за такой заурядной внешностью скрывается едва ли не лучший командир кавалерии Святых земель, или по крайней мере Феррианского полуострова.

После формальных представлений и приветствий, которые обе стороны свели к минимуму, Джованни первым обратился к де Кревкёру. Говорил он на адрандском, то ли офицер для особых поручений рассказал ему, то ли Джованни достаточно хорошо был знаком с заносчивым нравом адрандской аристократии.

— Граф, видит Господь, ведь мы с вами стоим под Его солнцем, что я бы с куда большим удовольствием скрестил с вами клинки, нежели исполнил свою нынешнюю миссию.

— В чём же она состоит? — поинтересовался де Кревкёр, хотя вопрос его был лишь данью вежливости, раз уж собеседник замолчал, попросту невежливо не задать его.

— Я здесь в роли гонца дурных вестей, — с охотой, правда, весьма мрачным тоном, ответил Джованни. — Они мрачны в равной степени для меня и моей Родины, решившей отказаться от Водачче и земель предателя Мондави, но также и для вас.

— Расскажите же обо всём толком, капитан.

Де Кревкёру пришлось постараться, чтобы в голос не прорвались такие привычные повелительные нотки. Приказывать что-либо Джованни делла Банда Нере он не имел права.

— Когда в Совете Высоких узнали о том, что случилось в Водачче, и о том, что предатель Мондави переметнулся к вашему сюзерену, там много топали ногами, потрясали кулаками, призывали «смять и обуздать». Но потом выяснилось, что на это самое «смять» и тем более «обуздать» нужно много денег. Земельный банк предложил своих солдат в обмен на то, что их командир, Бартоломео Сконья, станет руководить всей армией. Привлекли меня с «чёрными полосками». Даже наняли целый полк билефелецких ландскнехтов, которые давно уже маются без дела. В кои-то веки Совет Высоких решил не скупиться.

— Это весьма неприятные новости для меня и моего сюзерена, принявшего под свою руку Водачче, и торгового князя Мондави, — покачал головой де Кревкёр, — но я не нахожу их неприятными для вас и вашего отечества.

— О нет, граф, о нет, — ответил тем же жестом Джованни. — Неприятные для нас обоих новости пришли из Эпиналя.