Зыбкое равновесие

— Ты мне ничего не хочешь рассказать?

Я достал кисет, и взглядом спросил разрешения. Он поморщился и подвинул пепельницу. На столе стоит ящик с сигарами.

— Лучше вы спрашивайте, а то я могу рассказывать часами.

— Посвяти меня в настоящие причины дуэли.

— А какие есть еще? — удивился я. — ко мне в дом, спозаранку, приперся Неклюдов. И потребовал извинений перед ним и графиней Мининой, за неподобающий тон. Получив отказ- вызвал на поединок.

— А ты согласился.

— Вы считаете, нужно было просто дать ему в морду? Честно говоря — очень хотелось. Но эти условности…

— Ты понимаешь, что все это крайне неубедительно?

— Я, честно говоря, ничего не понимаю. Но если вы настаиваете, впредь, без разговоров, буду этим дуэлянтам сразу ломать ноги. И объяснять, что так приказал граф Бенкендорф.

— Прекращай это фиглярство, Орлов! Ты будешь говорить?

— Да что вы хотите то?

Дурдом какой то! Неклюдов с отравленным клинком, Тайная Канцелярия, пресекающая большими силами банальную дуэль, и её глава, требующий от меня признания неизвестно в чем…

Бенкендорф еще немного посверлил меня взглядом. Снова бесшумно открылась дверь, только вошел дежурный офицер.

— В камеру- указал граф на меня, а потом сказал мне- вы задерживаетесь за участие в дуэли до суда.

Я пожал плечами.

— Будьте любезны, сообщите пожалуйста моему отцу.

Взял пальто и пошел за дежурным. Он привел меня в подвал, и сдал надзирателю. Тот пару мгновений меня разглядывал, потом приказал идти за ним. И пошел вглубь подвала, гремя перебираемыми ключами. У первой же двери он остановился, открыл её, и махнул рукой, заходи мол. Перед входом я тормознулся, и обратился к нему:

— Здесь как порядки, позволяют еды купить?

— Конечно, Александр Алексеевич. Чего желаете?

Я полез в карман и достал золотой. Еды, и коньяку. И табаку для сигарет.

— Через пол-часа все будет ваше сиятельство! Только просьба, бежать вздумаете- людей не убивайте.

— Не в твою смену, служивый. Так что- не переживай.

Уселся на топчан. Гм. Надзиратель меня знает. И не обыскивали. Камера сухая, теплая, и не тесная. Хотя, два топчана. Отхожее место отгорожено чем то вроде стенки. В свободной стене — глубокая ниша. В которой можно приковать к стене узника. Это для мага. Приковываешь его к стене, и пусть пуляет с рук файерболами, или электричеством. Или смерчи крутит. Я же говорю, здесь и сейчас, магия в зачаточном состоянии. Воздействие на человека или предмет, только напрямую, и с рук. Так что такая ниша вполне эффективна.

Откинулся спиной к стене и принялся сворачивать сигарету. Надо бы поспать. А то, похоже, этот дурдом как минимум до вечера. Вот уходить мне отсюда вечером, или ждать, чем дело кончится? Интересно, что там Берг с Пашей делают? И что будет делать отец. Я ему оставил записку. Хотя, мне кажется, он в курсе. Или мне учудить что ни будь? Вот поем, и решу. Чего они вообще, из за фигни какой то, героя в застенках держат? Додумать я не успел, в коридоре послушался шум множества ног. Это он столько еды купил? Дверь открылась, и в камеру вошел Император Александр Алексеевич. На фоне всех остальных странностей я даже не удивился:

— А вас сюда за что, Ваше Величество? — я вытянул ноги, и даже не подумал вставать- тоже вызвали неудовольствие графа Бенкендорфа?

— Смешно! — государь уселся рядом. В открытых дверях мелькнул аксельбант флигель — адъютанта, угадывался барон Эссен, и еще какие то люди. — совершенно непонятно что с тобой делать, Саша.

— Понять и простить? — я вспомнил двадцать первый век. Император наклонился и достал из-за голенища фляжку.

— Это коньяк, будешь? — он отпил из горлышка и передал мне. — За беспримерный подвиг под Дрезденом, моим указом, тебе даровано право обращаться ко мне на ты.

— Сразу чувствуется властная рука. А главное — экономная. — я отхлебнул и передал обратно. — сослать меня в Конопиште за дуэль. И, получается, никаких затрат.

— Только скажи, получишь гофмейстерский или шталмейстерский чин. Или в егеря хочешь?

— Считаете что у вас много придворных? Нужно сократить поголовье? А что, мудро. Даем дикарю Орлову неслабый чин, и через месяц недосчитываемся трети придворных. Опять же экономия.

— Хе. Неплохо, Саш. Это будет запасной план. Ты сам то, как думал эта история закончится?

— В худшем случае, поехал бы повоевал на Кавказ. Но, думаю, что уговорил бы вас позволить мне снарядить корабль на поиски Трои.

— Мы- на ты, не забывай. И Троя- это же где то в Турции! — он снова отхлебнул, протянул мне.

— Тем хуже для Турции. — я отхлебнул, вернул, и принялся сворачивать сигарету- будешь?

— Давай. — он убрал фляжку, и прикурил от моей зажигалки — дело о дуэли закрыто. То есть переквалифицировано в попытку твоего убийства.

— Зря ты. Я и по закону вполне проживу. — я свернул себе сигарету и прикурил.

— Ты не понял. Три года назад армейский капитан Неклюдов, что нес службу на Кавказе, подал рапорт, с просьбой о вступлении в Гвардию. За беспримерный подвиг по спасению своего командира, два года назад, его рапорт был удовлетворен. Он отбыл в Москву, в Преображенский полк. И приступил к службе в звании поручика Гвардии.

— Зачем мне это?

— В Москву приехал не Неклюдов. Вместо него к службе приступил очень на него похожий, но другой человек. Некто Ахмед Иссаев. Горец, в совершенстве знающий русский язык. И блестяще владеющий всеми видами холодного оружия. Бенкендорф сейчас выясняет, где, когда, и как погиб настоящий Неклюдов. Уже точно известно о более чем тридцати дуэлях с летальным исходом. Он и дальше бы дрался. Да на тебя наскочил.

— Это все моя скромность. Вот граф Бенкендорф недоволен мной, а даже бретеры не знают кто я, и что могу.

— Все сложнее, чем ты думаешь. Потому что Иссаев — Неклюдов действовал не сам. А по приказам каких то лиц. Именно приказам. А не заказам. А Бенкендорф недавно выяснил, что в Гвардии идут разговоры про переворот.

— Они сдурели?

— Да плевать, — отмахнулся Император- болтовня идет постоянно, и всегда. И это несерьезно. Просто одним из кандидатов на мое место был как то раз назван твой отец. Причем даже без его ведома. А потом тебя вдруг вызывает Неклюдов.

— Страсти то какие! Как хорошо, что я не монарх, и мне в это вникать не нужно! Я тебе сочувствую, твое величество. Но, может, накажешь как ни будь, для конспирации, а? Мне светская жизнь как то не очень дается. Все время хочется набить кому ни будь морду. Сошли меня в Триест, к Родриго, а?

— Бггг…Орлов, ты помнишь, что у тебя сегодня первый выход в свет. На балу у Мининых?

— Я и говорю! Ты такой — вон из столицы! И чтоб ноги твоей в Кракове не было. Год! И я, весь из себя несчастный, тут же уезжаю.

— Саша, я поделюсь с тобой одной из самых главных государственных тайн.

— Нет! Я еще слишком молод, что бы умирать!

— Нет уж, слушай. Я не знаю, сможет ли меня свергнуть Гвардия. — он усмехнулся — я не верю, что нас победят враги. Но если женщины высшего света на меня ополчаться- моему царствованию точно придет конец.

— Без вариантов?

— Абсолютно. А ведь их, вдобавок, возглавляет моя матушка.

— А я и не собирался никогда в Императоры. Так что мне без разницы!

— Ничего не знаю. Дамы хотят тебя видет на балу. И будь любезен. Это тебе не морды бить! В общем, пошли.

Он встал и потянулся. Я тоже встал, и взял пальто. Мы вышли из камеры, и пошли на улицу. Придворные почтительно шли сзади.

— А зачем меня посадили? Можно же было и отпустить.

— Граф — сторонник простых решений. Тебя хотят убить, а в камере — не достанут. Он тебя туда и засунул.

Мы вышли на улицу, я потянулся и с удовольствием вдохнул морозный воздух и продекламировал:

— Оковы тяжкие падут, темницы рухнут, и свобода, нас примет радостно у входа! Но вообще, ваше величество, какоето гуманное обращение с узниками у вас. Где вши и тараканы? Где крысы, жрущие живую плоть? Где, наконец, сырость и темнота?