ЛВ 3

И вот они вычитают в учебниках чародейских про какое-нибудь чародейское чудище и… создают его из всей оставшейся в Гиблом яру нежити. Магии то обеим хватает, у меня взяли, вот и… экспериментируют. Мы со всей честной компанией проследили за тем, как вползает в грот смертоубийственный чудо-юдо мохнаногое, ядовито плевательное, да за тем как Заратар, уж не ведаю откуда магию взявший, сам-то едва стоял, вгоняет в него магический клин, пригвождая к скале. Ярина с Лесей переглянулись, о чем-то там посовещались, и создали новое чудо-юдо, только на этот раз со шкурой чешуйчатой, и от нее копье Заратара отскочило, ничуть и ничем не навредив. В общем развлекались чащи мои как могли.

А я думала.

Сидела, вино прихлебывала мрачно, и думала.

Прошло две недели. Любая ведьма уже бы плюнула на все и сдохла. Любой маг сдох бы тоже. А чародеи… чародеи жили. Сопротивление вот устроили, кухню полевую и не важно из чего еда была, даже бой вели по расписанию, сменяя друг друга на посту. Сколько еще могут продержаться так чародеи? Судя по тому, что я видела — вечность.

Судя по тем воспоминаниям, что считала с убитой чародейки Сирены — они и жить то могли вечность. Больше того — не вмешайся тот, кого Сирена больше жизни любила, она была бы жива. Потрепало ее моей магией да избыточным чародейством, но она бы выжила, силы бы восстановила и жила.

Вот как эти живут.

На них полчища врагов прямо как по учебнику ползут, а они себе живут, даже быт наладили.

И вот сильно я заподозрила, что оставив их тут, не получу рано или поздно восьмерку чародеев, выбравшихся из западни. А эти, судя по всему, выберутся. Упорные они, и выживучие как тараканы, а то и похлеще.

И тут в суме зазвенело что-то.

Навроде как блюдце серебряное, только звон странный был — таким ни ведьмы не пользовались, ни маг один, что в сердце моем вообще единственным на земле стал. И все же я ответила. Блюдце из сумы извлекла, яблочко по нему пустила, да только и меры приняла — отдала блюдо Гыркуле. А он вампир, его не жалко.

Знала бы я, что опосля последующих слов мне вообще не жалко всех станет, я бы сразу к себе блюдце забрала.

А знал бы тот, кто связаться со мной решил, что с пьяными ведьмами лучше вообще не связываться, он бы не произнес сакральное:

— Здравствуй, ведунья лесная. А хочешь в игру сыграем?

У Гыркулы взгляд стал такой, многозначительный, но пьяную ведьму уже было не остановить.

— А давай! — сказала я собеседнику неведомому, и забрала блюдце себе.

Собеседник решил оставаться неведомым и дальше, для чего облачен был в плащ с глубоким капюшоном, что полностью лицо его скрывал. Лицо, но не ауру — я же ведьма, я отлично видела, что сгущаются тучи над индивидом плащом сокрывательным, что тревоги полны думы его, что пуще тревоги самодовольства в нем с избытком.

Индивид, уставившись на подвыпившую ведьму несколько смутился, и произнес:

— Я полагал, что вы старше.

— За комплимент благодарствую, — я кокетливо волосы поправила, глазками похлопала. — Это все грязи лечебные, пиявки кикиморовские, да уход за волосами от русалок. Но пиявки — пиявки на первом месте. Пиявки, весчь в хозяйстве безмерно полезная. И круги под глазами высосут, и бородавки, и губкам форму придадут.

Я выразительно губами пошлепала. Моего неведомого сокрытиелюбственного собеседника передернуло так, что даже плащ с капюшоном содрогнулся.

— Достаточно, — потребовал он.

И я вдруг подумала — а голос-то какой-то знакомый. Мужской, но молодой очень. И точно ведь где-то слышала, вспомнить бы еще где.

— А еще, — мстительно продолжила я, — слизь улиточная молодит особливо. Слизь ту собирать надобно поутру, счищать ножичком, да…

— Ддддостаточно! — возопил собеседник таинственный.

Нервный он какой-то, хоть и таинственный.

— Так ты ж сам спросил, — обиделась я.

Опешил чародей капюшоном скрытый, да и ответил:

— Я не предлагал вдаваться в подробности.

Ну тут крыть нечем, действительно не предлагал. Просто оно ж как — ведьма да выпивка, смесь гремучая, так что:

— А я не предлагала со мной связываться, — ответила гордо.

Пьяная ведьма, это та ведьма, за которой слово последнее завсегда остается. А еще вредные мы становимся, просто жуть как.

Чародей этого явно не знал.

— Что ж, — произнес индивид капюшоном прикрытый, — коли от частностей переходим к подробностям, то заметила ты уже явно, что сотоварищи мои неубиваемы. Не так ли?

Хмыкнула я, на чародеев упорствующих и в бою упорно выживающих поглядела, да и подтвердила:

— Твоя правда, живучи они, аки тараканы.

И почувствовала торжество своего собеседника, уловила алыми всполохами гордыни, тщеславия, наглости. Знал бы этот, плащом закутанный, что я его эмоции насквозь вижу, может и поступил бы умнее, а так… вышло, что вышло.

— Не убить тебе их, ведунья, как бы не старалась! — сделал он гордое заявление.

И это он зря. Очень зря. Очень-очень зря.

Где-то неподалеку хмыкнул Гыркула — он меня пьяную хорошо знал, удержал усмешку и лешенька — он меня как ведунью тоже хорошо знал, заинтересовались беседою Леся с Яриною — и они меня знали преотлично. Один Капюшон не ведал, на сколь тонкий лед вступил сейчас.

— Чего ты хочешь? — спросила прямо, да еще один глоток вина сделала.

Хмель меня окутывал аки магия, хмель прогонял страх и неуверенность, хмель к авантюрам подталкивал похлеще Води Водимыча, хмель горе в душе моей притуплял, и легче мне задышалось, впервые за время долгое.

— Чего хочу? — в сумраке под капюшоном сверкнули глаза чародея светом желто-голубым.

А опосля чародей возьми да и скажи:

— Обмен предлагаю тебе, ведунья. Полюбовника ученицы твоей, в обмен на моих товарищей-чародеев, коих не убить тебе, как бы ни пыталась!

Опосля такого я даже бутылку обронила. Та упала вниз, покатилась по склону, от какого-то камня отпрыгнула да и вмазала по головушке Заратареньки. Крик его «Атака с права!» — на весь грот раздалась, только вот мы на его крик внимания вообще не обратили. Охреневали мы всей компанией.

И главное в ситуации я такой оказалась, когда и не посоветуешься ни с кем.

О том, что любовь у меня к Агнехрану никто помимо нас с ним и не ведал. Я даже то, что аспид он — скрывала как могла, до последнего. От своих самых близких скрывала, от лешеньки да чащ Заповедных. А Агнехран? Скрывал ли он? И что-то мне в груди, в самом сердце подсказывало, что скрывал. Скрывал, потому что меня берег он сильнее, чем свою жизнь. Так берег, что сам на расстоянии держался, с тех пор как потерял контроль над собой в Гиблом яру в ту гиблую ночь нападения навкар.

И если он скрывал, а я уверена, что это так, могли ли чародеи, что в среду магов проникли, знать что я и есть Ведунья Лесная? Что именно я этого леса хозяйка? Зная Агнехрана — нет. Вот от чего когда Заратар в лес мой проник, да не один а с командою чародеев, они намеревались меня схватить и с помощью меня выманить Водю, а на саму хозяйку леса организовали нападение. Ошиблись вы, господа чародеи, да и с самого начала ошибались.

И вот сейчас тоже ошиблись, когда ультиматум пьяной ведьме выдвигать вздумали!

— Полюбовника ученицы моей значит, — проговорила, недобро прищурившись.- Дык, чай, архимага мне предлагаете? Не шибко ли самонадеянное предложение?

И усмехнулся чародей в капюшейке! Ажно зубы в полумраке сверкнули.

А затем отошел он, да и открыл мне обзор чудовищный — в чародейской пентаграмме бездыханный почти лежал Агнехран! Лежал без сознания. Бледный, словно рубашка его белая. Осунувшийся, с кругами черными, со скулами заострившимися.

И вот испугалась бы я. Заголосила заполошно бы, закричала. Разум от испуга утратила бы… да только не шибко удивил меня чародей в капюшончике — я Агнехрана чуть более часа назад видела воочию, и тогда, он, в здравии да сознании, выглядел не особо то и лучше. А так хоть поспит, отдохнет, за меня переживать чрезмерно-то перестанет. В общем, сон ему на пользу пойдет, это точно. А то, что заклинание на нем оглушающее — это я и так видела. И отрава в нем — видать проклятие наложил чародеец капюшончатый с помощью иглы, прямо как Заратар в свое время. И вот клюкой поклясться могу — точно со спины удар был. Абсолютно точно! Эти ж иначе не могут — токмо подлость, токмо в спину удар, токмо…