Кровь Рима (ЛП)

- Нарсес, скажи им, что я прибыл, чтобы потребовать их сдачи.

Легкие иберийского дворянина с готовностью наполнились воздухом, а затем он обратился к защитникам.

- Скажи им, что если они откажутся, я прикажу своим осадным машинам сравнять стены с землей, а затем все, кто еще жив, будут преданы мечу. Как я сказал, так и будет. Никто не придет к ним на помощь. У меня есть много времени, чтобы уничтожить их, - блефовал Катон. - Попроси их командира дать о себе знать.

Произошла небольшая задержка, прежде чем одна из створок расколотых ворот открылась достаточно, чтобы смог протиснуться человек. Появилась стройная темная фигура в чешуйчатом доспехе поверх темной туники и штанов. На голове у него был конический шлем с полосой черной ткани, обвязанной по ободу. Когда он настороженно приблизился, Катон увидел, что у него узкая борода и худое лицо с глубоко посаженными глазами. Похоже, он не был вооружен, так как остановился в десяти шагах от него и обратился к Катону высоким голосом.

- Он говорит, что он Балтагаз, старший из оставшихся в живых офицеров, - перевел Нарсес.

Катон присмотрелся и увидел, что парфянин не более чем юноша. - Я ему не верю. Скажи ему, что я требую разговора с командиром его отряда.

Был короткий обмен, и Катон заметил гнев в голосе молодого человека.

- Балтагаз говорит, что его отец был вождем. Пока он не был убит в момент начала вашей атаки. Так что он сейчас командует.

Катон кивнул. К сожалению, он имел дело с неопытным юношей, на которого незадолго до этого была возложена ответственность за командование. Кроме того, разум Балтагаза был затуманен горем от потери отца. Это вполне могло повлиять на его суждения и подвергнуть риску жизни многих людей, как римлян, так и парфян. Катон не испытывал особого сострадания к его потере. В конце концов, Балтагаз и его отец возглавили набег через реку, убили нескольких горожан и разграбили их имущество. Благодаря своевременному прибытию людей Катона жители Арбелиса избежали худшей участи со стороны парфян. «Нет, для жалости не было причин», решил он.

- Тогда я обращусь к нему со своими требованиями. Скажи Балтагазу, что он должен сдаться, немедленно. Второго шанса не будет.

Парфянин выслушал этот суровый ультиматум и на мгновение молча уставился на Катона, словно взвешивая его слова. Катон смотрел прямо в ответ, черты его лица были неподвижны, а выражение – непримиримо. Затем взгляд юноши дрогнул, и он сцепил свои свободные руки вместе, произнося ответ.

- Он спрашивает, какие условия вы ему предложите. Он хочет получить свободный проезд, если даст слово вернуться в свое поместье под Нисибусом.

- Нисибус?

- Город далеко на востоке, - объяснил Нарсес.

Катон покачал головой, и Балтагаз снова заговорил.

- Он говорит, что дает слово, что они не возьмут в руки оружие и не пойдут на войну против Рима. Пока не закончится нынешняя война.

- Нет.

- Он говорит, что они отдадут свое оружие и все ценности.

Катон цинично улыбнулся. Какие бы ценности они ни имели, они принадлежали народу Арбелиса всего лишь день назад. - Мои условия просты. Он приказывает своим людям сдаться и сложить оружие. Их жизни будут пощажены, но это все, что я могу гарантировать. Но только если он сдастся сейчас.

Катон оглянулся и увидел, что Радамист и его люди приближаются к ним. Макрон выкрикнул приказ, и преторианцы подняли копья. Юноша выслушал перевод, и его лицо исказилось в тревожном выражении. Он снова начал быстро говорить, но Катон поднял руку.

- Хватит! Я не буду терять ни минуты. Сдается ли он? Да или нет? Я хочу получить ответ немедленно... Вы хотите, чтобы вы и ваши люди жили или умерли? Если вы сдадитесь, я даю вам слово, что ваши жизни будут пощажены.

Балтагаз заметно вздрогнул, когда были переведены последние условия, затем он опустил голову и пробормотал несколько слов.

- Он отдаст приказ сдаться, - сказал Нарсес.

Катон скрыл облегчение, которое разлилось по его телу. Больше ни один человек не должен был погибнуть в этот день. - Очень хорошо, он должен приказать своим людям сложить оружие.

Не дожидаясь подтверждения, он повернул коня и галопом помчался к Макрону.

- Форт наш, - объявил он. - Их командир согласился сдаться.

- Спасибо, черт возьми, за это. - Макрон кивнул в сторону Радамиста, который приказал своим людям остановиться и теперь скакал к ним один. - Я беспокоился, что мне придется нанести удар одному из них, прежде чем они придут в себя. Ситуация могла бы стать ужасной.

Катон стиснул зубы, наблюдая за приближением иберийского царевича. - Последнее, что нам нужно, это двойное командование. Если это произойдет, то мы все станем легкой добычей парфян. Пусть люди знают, что если между нами и этими людьми возникнут проблемы, то не потому, что их начал римлянин.

- Да, господин. Я прослежу, чтобы парни вели себя хорошо.

Радамист замедлил шаг, приближаясь к линии преторианцев, и Макрон рявкнул, приказывая людям расступиться, чтобы пропустить его.

- Что это значит? - Царевич сердитым жестом указал на римских солдат. - Я готовился к новой атаке.

- Нет необходимости в новой атаке, - прервал его Катон. - Парфяне согласились сдаться.

- Сдаться? - Радамист выглядел потрясенным. - Но мы едва начали атаку. Трусы!

- Трусы или нет, но теперь они мои пленники. Я дал слово, что их жизни будут пощажены. Их сопроводят в Антиохию, а мы продолжим наш поход, и враг не узнает о наших планах.

Катон указал на иберийских раненых, разбросанных вокруг форта.

- И нам не нужно больше терять людей. Я считаю это хорошей работой, Ваше Величество.

Радамист положил руки на седло и наклонился ближе к Катону. - А что, если кто-нибудь из пленников сбежит и передаст врагу весть о нашей колонне?

- Сомневаюсь, что это произойдет.

- Тем не менее, это может случиться. Стоит ли рисковать? Затем есть вопрос о людях, которые должны охранять пленников на обратном пути в Антиохию. Сколько их будет? Тридцать? Пятьдесят? Мы не можем позволить себе терять людей.

- Я согласен, Ваше Величество. Не больше, чем мы можем позволить себе потерять людей в атаках ваших конных лучников на врага, защищенного укреплениями. Если бы мне не удалось убедить парфян сдаться, то я уверен, что при взятии форта мы потеряли бы по меньшей мере столько же людей, сколько мне сейчас приходится отправлять обратно в Антиохию для охраны пленных. А сколько еще твоих людей стали бы жертвами?

- Трибун Катон, есть способ сделать так, чтобы тебе не пришлось истощать ни свои ряды, ни мои.

Катон сузил глаза. - Что именно вы предлагаете, Ваше Величество?

- Убить пленных. Всех. Тогда не будет возможности, что кто-то из них сбежит и поднимет тревогу, и не нужно будет выделять людей для их охраны.

- Я дал слово, Ваше Величество. Их жизнь будет сохранена.

- Твое слово? - Радамист засмеялся. - Что такое слово? Всего лишь звук, который исчезает в тот же миг, как его произнесли. Если враги думают, что твое слово имеет значение, то они глупцы и заслуживают смерти. Это война, трибун. Все, что имеет значение – это выживать достаточно долго, чтобы победить. Все остальное – мелочи. Убей их, и продолжим путь в Армению.

- Нет, - твердо ответил Катон. - Мое слово важно для меня. И оно важно для Рима. Я офицер, действующий от имени своего императора. Если я дам слово и нарушу его, то опозорю не только себя, но и само имя Рима. Мне этого не простят.

- Кто узнает об этом? Я не буду говорить об этом. Единственный свидетель – мой слуга Нарсес. Если я прикажу, он не будет говорить о твоем нарушении слова. Но если тебе будет угодно, я вырежу ему язык или избавлюсь от него.

Катон почувствовал, как волна отвращения нахлынула на него, и ему было трудно сохранять самообладание, он сглотнул, чтобы говорить спокойно и четко.

- Я не стал бы просить вас о таком, Ваше Величество, поскольку мне нужны его услуги в качестве переводчика. В этом случае мне понадобится его язык.