Албазинец

Увидев казаков, маньчжуры поначалу опешили. Однако быстро опомнились и с дикими воплями бросились вперед.

– Двадцать сабель у нас! – приподнявшись в седле, загудел старшина. – Так неужто, товарищи мои, мы не выстоим супротив этой желтой оравы?

– Выстоим, Федька! – выхватив сабли из кожаных ножен, ответили ему дружно казаки.

– Веди нас, разлюбезный наш старшина, в бой! Коль не умрем, то одолеем басурмана! Оп-оппа! Пошел, пошел! – встав на стремена, пришпорили они своих лошадей.

– Вперед, вперед, товарищи мои! – крикнул на скаку старшина, и в его руке блеснула булатная сталь клинка. – Не посрамим казачье племя!

Его боевой клич подхватили казаки.

– Не посрамим! Бей басурмана, бей!

Ох, и отвели казачки в тот день душу скрестив клинки с басурманами! Звон стали, крики раненых, кровь, стоны, проклятья – все это была их жизнь, суровая и веселая одновременно. Рубились так – будто бы в последний раз. И летели головы басурман наземь, и ничто – ни их воинственные вопли, ни копья, ни стрелы – не смогли рассеять по полю казаков.

– А ну скажите мне, братья-казаки, хорошо ль мы погуляли на Дону?! – сбросив с лошади очередного маньчжура, крикнул товарищам Федор.

– Хорошо, старшина!

– А как Астрахань брали, помните?

– Помним, Федька, помним!

– И Самару помните?

– И ее тоже!

– Неужто мы щас не одолеем этих узкоглазых?

– Одолеем, старшина! Дай только время…

И снова звон стали, крики раненых, кровь, стоны, проклятья.

– Гридя! Бык! Жив ли?! – прокладывая клинком себе путь, кликнул товарища старшина.

– Жив я, Федька, жив! Турка грозного били, тогда отчего ж с манзуром нам не справиться?

– Любо! А ты, Семен? Хорошо ли держит тебя седло?

– Хорошо, друже! Лучше некуда!

– Карп! Живой ли? – взяв за шиворот маньчжура и сбросив его с лошади, не унимался старшина.

– И еще долго жить буду! – услышал он голос старого товарища.

– Хорошо говоришь! – натягивая поводья, чтобы сдержать коня, который, казалось, готов был в запале броситься на вражеское копье, крикнул он ему. – А где Фома?! Что-то я не вижу его…

– Здесь я! – откликнулся Фома Волк.

– Жив, значит?

– Жив!

– А ты, Иван Шишка?..

– Здесь я, здесь!

– А как там братья Романовские?

– Живы мы, друже, живы! – услышал Федор голос Леонтия.

– Ну так давай кончать басурмана! Чтой-то мы долго с ним возякаемся.

И стали казаки еще шибче работать клинками, и уже скоро вся вражья дружина лежала порубленная на сырой земле.

– Добре, братцы! – когда казаки покончили с маньчжурами, похвалил товарищей старшина, глядя на густо залитое кровью поле брани. – И так будет со всеми, кто решится пойти супротив нас!

– Твоя правда, старшина! Всех побьем! Слава казакам! – звучали голоса еще не успевших остыть после битвы товарищей.

Федор отер рукавом кафтана пот с лица и спросил:

– А что у нас? Есть ли убитые?

– Есть! – ответили ему. – Митяй Суворин и Остап Сковорода.

– Жаль, – покачал головой старшина. – Что будем делать, товарищи мои? В чужой земле их похороним али домой повезем?

– Да неужто оставим? Домой, конечно, домой! А то жонки их нам не простят.

– Так и порешили, – сказал Федор. – Ну а врагов чужим воронам на съеденье оставим. Пусть попируют.

Привязав мертвых товарищей к седлам оставшихся сиротами лошадок, казаки отправились в путь. Вокруг такая лепота, что невозможно было глаз оторвать. Больше всего поражали окрестные горы, чьи вершины были укрыты прозрачной пеленой сизого тумана. Красивы были и леса у подножия гор, и травы в полях, усеянных поздними цветами. Только любуйся! И в этот самый момент, когда казаки стали потихоньку отходить от недавнего боя, раздался встревоженный возглас Фана:

– Маньчжу!

И снова руки казаков потянулись к оружию. Только напрасно так лихорадочно забились их сердца, ибо на этот раз никакой опасности не было. Вместо маньчжурских конников они увидели впереди каких-то странных людей, которые, заметив казаков, тут же повернули вспять.

– А ну, братцы, давай глянем, шо там таке! – предложил Фома.

Пришпорив коней, они бросились в погоню.

То были четверо молодых китайцев-кули с выбритыми до блеска лбами, одетых в синие мокрые от пота длиннополые халаты, на плечах которых покачивался украшенный разноцветными лентами паланкин. Двигаясь усталой рысцой, китайцы пытались оторваться от чужаков. Их голые грязные пятки, мелькавшие впереди, вызвали у казаков дружный смех.

– А ну, стой! – приказал Федор. – Кто такие?

Егорша Комар тут же перевел его слова.

Кули замерли, и в следующее мгновение шелковая занавеска паланкина отдернулась, и на казаков глянуло хорошенькое девичье личико.

– Охо! – увидев это хрупкое луноликое создание, почесал затылок Мишка Ворон. – Ничего себе краля!

– А ну, неча тебе на чужих девок пялиться – своя в Албазине ждет! – прикрикнул на него старшина.

Та, что ждала Мишку, была Федоровой дочкой Аришкой. Молодые гуляли уже почти год, и в крепости стали поговаривать об их скорой свадьбе. Старшина был не прочь иметь такого зятя. И сам недурен, и башка неплохо варит. И что важно – будущий зять его потомственный казак.

– А краля-то не из бедных, – подъехав к Федору, проговорил Иван. – У нее, поди, и цацки золотые имеются. Может, поживимся?

– Цыц! – строго глянул на него старшина и вдруг приказал ханьцам опустить тяжелую ношу. Когда они это сделали, он предложил девице выйти из паланкина, однако она наотрез отказалась. Тогда он силой вытащил ее оттуда. Она сопротивлялась, царапалась, кусалась, плевала казаку в лицо, а тот только весело смеялся и все время приговаривал:

– Ай, да девка, ай, да молодец! Ну-ну, хватит, хватит!

Это была молоденькая азиатка, одетая в атласный халат коричневого цвета, скромно украшенный незатейливым орнаментом и перетянутый в талии красным широким поясом. Маленькие ее ножки были обуты в расшитые бисером туфельки. Она была гибка, тонка в талии и легка на поступь. Длинные ее черные с синевою волосы были уложены в прическу и украшены золотой заколкой. Нос был тонкий и с маленькой горбинкой. Кожа белая и нежная, как персидский шелк. Ресницы пушистые, словно лебединый пух, брови же ее были похожи на крылья черной чайки, парящей над белым мраморным озером ее припудренного чела. Когда она взмахивала ими, сердце останавливалось у Федора. А губы!.. То даже не губы были, а розовые лепестки, волею случая занесенные ветром на эту утопающую в пыли дорогу.

Удивительными были и ее глаза. Черные, словно бархатное ночное небо, и с небольшой раскосинкой, они даже во гневе были хороши.

Наверное, дочь какого-нибудь знатного мандарина, решил Федор. Вон и герб родовой начертан на ее укутанном в тяжелые шелка теремке.

Он угадал. Это и в самом деле была дочь большого богдойского военачальника, отправившаяся в далекое путешествие к новому городу Чучару, где офицером служил ее старший брат. Она давно его не видела и вот решила проведать.

3

Сан-пин, а так звали девушку, родилась и выросла в долине Сунляо, в родовом поместье своего отца, что в десяти ли от древней столицы Маньчжурии Мукдена. Там, где высокие горы граничат с рисовыми полями, где бегут по распадкам холодные ручьи и небо такое синее, что в него больно смотреть. Она была внучатой племянницей первого цинского правителя хана Абахая, поэтому двери императорского дворца были всегда открыты для нее.

У нее были хорошие манеры, которым ее научили выписанные из Японии гувернантки. Она выучила все правила, которыми руководствуются женщины в Японии. Она знала, что приличная женщина должна быть здоровой, держать спину прямо, у нее должна быть культурная речь, она должна всегда с улыбкой говорить «Доброе утро», быть той, о ком говорят, что она всегда опрятна. Кроме того, приличная женщина не должна испытывать скуки и посвящать себя чему-то. Она должна говорить приятным голосом, отвечать на письма и послания, не говорить о том, чего не знает. Она должна иметь красивые зубы и сияющие блестящие волосы. Каждый вечер она обязана хорошо засыпать и рано вставать, часто говорить «спасибо», самостоятельно преодолевать страдания, не переносить в завтрашний день неприятности, которые случились сегодня, стараться не простужаться, иметь много приятелей для встреч, знать методы самолечения, красиво писать иероглифы, иметь любимое изречение, больше плакать о других, чем о себе, думать, что сегодня ты красивее, чем вчера, быть счастливой и выглядеть счастливой, иметь хорошую кожу и еще многое, многое другое…