Страница 7 из 18
— Ох уж эта Мила твоя, — вздохнула Милютина. — Ладно, иди, я примерно уже поняла, что произошло.
— А что теперь будет? — спросил я, оставшись на месте.
Ректор посмотрела на меня с удивлением.
— Ну Вы же сказали, что Троекуров звонил, — пояснил я. — Он ведь не просто так звонил.
— Не просто, — ответила Милютина. — Интересовался, кто ты такой. Просил выслать твоё личное дело. Как член попечительского совета академии он имеет на это право. Но, как я уже сказала, меня немного утомили твои приключения. Да и ответственность за тебя я официально больше не несу. И дело твоё засекречено. О чём я Троекурову и сообщила. И отправила его к Ивану Ивановичу, так как теперь за тебя отвечает он, точнее, его организация. Вот пусть у Ивана Ивановича и интересуются.
— А про Милу он не спрашивал?
— Нет. И если у тебя больше нет вопросов, то иди уже. У меня очень много дел в первый день учёбы.
— Один вопрос есть, Анна Алексеевна! Разрешите!
— Хорошо, но быстро.
— Вы сегодня сказали на собрании, что выяснили, кто меня записал на турнир и чуть не убил.
— Записала одна из практиканток. Это дело нехитрое. Она уже уволена и проходит по следствию. А вот кто чуть не убил, мы так и не узнали. Знаем, лишь, что это был сильный менталист, который сидел на трибуне, и он специально ради этого пришёл. Но больше такого не случится. Мы в несколько раз подняли уровень безопасности в академии.
— Но как практикантка жеребьёвку нужную организовала? — удивился я. — Если Пётр невиновен, то как это было возможно сделать?
— Как выяснилось — несложно. Пётр не одарённый. На него повлиять сильному менталисту — проще простого. Когда готовились к жеребьёвке, практикантка проследила, чтобы бумажки, на которых были твоя фамилия и Левашова, не попали в барабан. Их просто туда не положили. А потом во время жеребьёвки менталист в определённый момент внушил Петру, что он видит бумажки именно с вашими фамилиями. Вот он их и произнёс. А когда все бумажки закончились, два участника остались неназванными. Решили, что бумажки с их именами потерялись, и они составили последнюю пару. Вот так всё просто. А теперь иди.
— Спасибо, что рассказали. Я очень рад, что Пётр оказался невиновен.
— Я тоже, — ответила Милютина и вернулась к работе — её пальцы снова застучали по клавиатуре ноутбука, а я тихо и осторожно покинул кабинет.
Раз уж Глеб решил уступить нам с Милой комнату на вечер, мы отправились в ресторан пораньше, чтобы соответственно пораньше вернуться в общежитие. В «Тройку» попасть мы не смогли. Туда действительно нужно было записываться заранее — очень уж популярным оказалось место. Конечно, особо уважаемые члены общества могли прийти и без записи, или предупредив звонком за час, чтобы подготовили столик, но таким, как мы с Милой, записываться надо было примерно за неделю.
Конечно, если бы у меня была задача пустить своей девушке пыль в глаза, я мог попросить о помощи дядю Володю, а на крайний случай обратиться к Фёдору Сергеевичу, уж Зотову точно бы не отказали. Но это было бы очень глупо — дёргать таких людей по такой ерунде. Да и отношения у нас с Милой были уже не те, чтобы пользоваться такими дешёвыми приёмами для их укрепления.
В итоге мы пошли в чебуречную. И ни разу не пожалели. Разумеется, это была не привокзальная забегаловка, а дорогое заведение в центре города, но именно чебуречная с потрясающе вкусными сочными чебуреками и домашним лимонадом. И ещё там не нужно было заранее бронировать место. Правда, было немного шумно и людно, но это нас не расстроило — впереди были весь вечер и ночь, чтобы побыть в тишине и вдвоём.
Суд по делу убийства Левашовых, похищению княжны Зотовой, организации и осуществлению террористического акта в центре Великого Новгорода и по нескольким мелким делам закончился неделю назад, приговоры были оглашены, осуждённые отправились отбывать наказание. Но дело «Русского эльфийского ордена» вывели в отдельное производство и передали специальному трибуналу, рассматривающему дела особой важности.
Орден признали террористической организацией, имевшей целью дестабилизацию обстановки в обществе, разжигание межрасовой ненависти, убийство людей и орков на почве этой самой ненависти, организацию и проведение террористических актов. А так как все руководители ордена были государственными служащими самого высокого уровня, то их обвинили ещё и в государственной измене.
Весь процесс по делу «Русского эльфийского ордена» проходил в закрытом режиме. Все пятеро обвиняемых изначально отказались признавать свою вину и потребовали, чтобы их дело рассматривал суд в Санкт-Петербурге. Но им в этом было отказано, так как основные преступления, спланированные и организованные членами ордена, были совершены в Великом Новгороде.
После этого пять благородных эльфов заявили, что они не признают суд и отказываются давать показания. Отдельным оскорблением эльфийские аристократы посчитали тот факт, что их, князей, графов, глав древнейших и могущественных эльфийских родов, судили, мало того, что люди, так ещё и не дворяне.
Руководителей «Русского эльфийского ордена» каждый день привозили в суд, но они хранили молчание. А ещё, как ни возмущались эльфийские аристократы, а контролирующие обручи, презрительно называемые ими ошейниками, на них всё-таки надели.
И вот наконец-то судебный процесс подошёл к концу. Судья зачитывал приговор, его оглашение заняло почти четыре часа, пришлось даже делать один перерыв. Когда приговор был почти зачитан, и судье осталось произнести буквально пару последних предложений, он выдержал небольшую паузу, сделал два больших глотка воды из стоявшего на столе стакана и произнёс: