Моя тюрчанка

Спали мы долго. Когда пробудились – за окном стоял бело-серый зимний день. Свесив руку с кровати, я нашарил оставленный на полу мобильник. Часы на дисплее показывали четырнадцать ноль-ноль. Я лег на спину и уставил глаза в потолок. Морально я не был готов покидать постель. Эйфории от мыслей о суициде – как не бывало. Валуном меня придавливала запредельная усталость. Будто всю ночь не спал, а разгружал вагоны. В трещащей по швам голове плыли думки о наших нерешенных проблемах. Об ограбившем нас Бахроме и не допустившим меня до комиссии языкастом психологе.

Вспомнил я и о нашей бесполезной поездке на Лиственную улицу. О том, как Ширин стояла коленями на мокром грязном асфальте и тонула в горючих слезах. Наконец, о том, что моей любимой серьезно нездоровится. Перебрав все это, как бисеринки, я почувствовал, что у меня вообще нет ни капли желания вылезать из-под одеяла и начинать (да еще с сильным запозданием) новый день. Я подумал: мы с милой похожи на пару мышат, упавших в молоко. Изо всех сил барахтаемся, дергаем маленькими белыми лапками, лишь бы не сгинуть на дне кувшина. У нас не жизнь, а сплошная борьба за существование.

Все же я наскреб в себе достаточно воли, чтобы лежачее положение переменить на сидячее. Ширин проснулась и подняла голову. Волосы у моей девочки были в полном беспорядке. Черты лица заострились. Под красными, воспаленными, тусклыми глазами – мешки.

– Ну как ты?.. – слабым голосом поинтересовалась у меня любимая. И тут же ее сотряс приступ резкого кашля. Она прижала обе руки к груди, в которой, видимо, жгло. Я потрогал лоб милой: он горел огнем.

Прокашлявшись, моя звездочка бессильно уронила голову на подушку. Прошептала:

– Все тело ломит. И трудно дышать…

Я мысленно обругал себя матом – за то, что не хотел отрываться от постели. Если я поддамся лени – кто позаботится о Ширин?.. Я должен зарубить себе на носу: как бы мне ни было бы плохо, моей девочке приходится в тысячу раз хуже. Я обеспеченный жильем «туземец», гражданин, а она – мигрантка. Я голубоглазый славянин с копной пшеничных желтых волос, а любимая – восточной внешности, смугляночка, из-за чего на мою луну косятся полицейские и обыватели. И наконец, вишенкой на торте: моя милая заболела, а я относительно здоров.

Я осторожно поцеловал Ширин сначала в левый, а потом – в правый глаз. Как бы наложил печати, которые сдержат слезы моей девочки. Сказал:

– Тебе лучше оставаться в постели. Попробуй еще поспать. Ты молодая, крепкая. Очень скоро ты победишь болезнь.

«Крепкая» – это было, конечно, только красное словцо, призванное взбодрить мою милую. На самом деле возлюбленная представлялась мне хрупким нежным цветком, роняющим лепестки даже под легким ветерком.

Я сходил на кухню, налил горячего лимонного чаю для своей девочки. Ширин с благодарностью приняла из моих рук теплую кружку с ароматным напитком. Выпив треть кружки, глубоко вздохнула, несколько раз кашлянула и плотнее завернулась в одеяло. Кажется, решила последовать моему совету и попытаться заснуть.

Я с тоской смотрел на любимую девочку. В сердце мне будто заколачивали гвоздь – до того поганое было у меня настроение. Я, конечно, сгоняю в аптеку – выберу для Ширин жаропонижающее и какой-нибудь сироп от кашля. Возьму на себя обязанности кухарки – буду поить свое солнце бульоном и кормить вареным рисом с овощами. Но, по-хорошему, кроме моей дилетантской заботы, милая нуждается и в помощи доктора. И тут-то непробиваемой, во всю ширь горизонта, стеной вставала перед нами очередная проблема.

А дело в том, что каждый расейский медик – только на сорок процентов врачеватель. А шестьдесят сотых – бюрократ. Заболел бы я, а не Ширин – все было бы намного проще. Мы просто вызвали бы терапевта из районной поликлиники, к которой я приписан. Но с моей девочкой такой номер не прокатит. Задирая нос и, как тетрадон, раздуваясь от ощущения собственной значимости, эскулап потребует у моей милой паспорт с регистрацией по месту жительства и пластиковую карточку медицинского полиса.

Нет документов – спесивый петух-врач даже не проверит пульс у больной. Спокойно уйдет, с кожаным портфелем под мышкой. А нам по почте еще прилетит штраф – за то, что напрасно потревожили доктора. Мол, вместо того, чтобы мотаться к вам, почтенный айболит мог бы спасти чью-нибудь жизнь.

Вот в таком демократическом гуманном обществе мы и живем. Государственные поликлиники работают только для «своих» – полноправных граждан с полисом и пропиской. А если ты «не гражданин», «шудра», «нелегальный мигрант» – то, заболит ли у тебя зуб, потекут ли сопли из носу или подскочит давление, будь добр: обращайся в одну из сотен раскиданных по мегаполису частных клиник. Или, на худой конец, если чувствуешь, что помираешь, звони в скорую.

Но доктора-частники выставят такой бешеный ценник, что мама не горюй. В прайс-листе даже простое измерение температуры значится как отдельная платная услуга. Еще недавно мы с Ширин, возможно, и наскребли бы денег на один визит частого врача. Но львиную долю от моей скромной пенсии мы по дурости положили в карман Бахрома. Так что в довесок ко всем бедам – перед нами стоял теперь вопрос, как продержаться на крупах на макаронах до следующего поступления червонцев на мою пенсионную карточку.

Оставался третий вариант – скорая помощь. Но от звонка в «неотложку» нас удерживал страх. Из интернета мы знали, какая незавидная участь ждала мигрантов, увезенных микроавтобусом с красным крестом. Захворавшего «не гражданина» не помещают в обычную клинику с более или менее сносными условиями содержания. В духе классического апартеида, «нормальные» больницы предназначаются только для условных «белых». Мигрант же, особенно «смуглый», рискует загреметь в «специальное медицинское учреждение» – нечто среднее между лечебницей и тюрьмой. В такую «клинику для унтерменшей», за одно с наивными гастарбайтерами, швыряют алкоголиков, пойманных за руку воров, выловленных на помойке бомжей.

На мигратских форумах мы досыта начитались историй несчастных людей, прошедших ад «спецмедучреждения». И от писаний этих бедолаг у нас не раз екало сердце и вставали дыбом волосы.

У вновь прибывшего пациента – арестанта? – отбирают документы, деньги, личные вещи, одежду. И далеко не факт, что когда-нибудь вернут. Напялив лоскутную застиранную пижаму, ты занимаешь выделенную тебе скрипучую железную койку в палате на двенадцать человек. Лежи себе и не вякай, лишний раз не шевели пальцем. Выходить прогуливаться по коридору – запрещается. Сбегал в туалет – и, сломя голову, мчись обратно. По коридору туда-сюда курсируют то ли медбратья, то ли надзиратели. Одним словом – грозные качки с бесстрастными, как булыжник, лицами, вооруженные резиновыми дубинками и электрошокерами.

Растрепанные «милые дамы» занимают кровати по соседству с покрытыми щетиной «сиятельными господами». Девушек посимпатичнее – регулярно насилуют пациенты с криминальным прошлом. А персонал – от врачей до санитарок – смотрит на это спокойнее, чем на картину «Утро в сосновом бору». Хуже того: надзиратели часто и сами присоединяются к насильникам.

Много еще всяких ужасов про «спецмедучреждения мы раскопали. Там тестируют на пациентах, как на крысах, психотропные лекарства с тяжелейшими побочными эффектами. А доставляющим лишние хлопоты «буянам» – вкалывают какой-то неизвестный препарат, от которого резко поднимается температура и отнимаются руки и ноги. Уколотый бедняга лежит пластом, не в силах даже приподняться. Гадит под себя. Соседи по палате так и нюхают его испражнения, пока приходящая в раз неделю техничка не поменяет ему трусы и постельное белье.

Сложно пройти через «спецмедучреждение» – эту больницу «для второсортных двуногих» – и сохранить рассудок. Инквизиторы-врачи всласть поизмываются над попавшем в капкан мигрантом, пока у «не гражданина» не просрочится виза. И тогда-то передадут несчастливца в когти миграционной полиции, которая выдворит «клиента» из страны.

Глядя на болеющую, закутанную в одеяло Ширин, я не мог не думать о кошмаре «спецмедучреждений». Какой мы избежали беды, просто не позвонив в скорую помощь!.. Ага, «помощь». Что если бы мы не прочли бы тех постов на форуме мигрантов?.. Я бы сам открыл дверь квартиры загримированным под медиков палачам?.. И больше никогда не увидел бы мою девочку?.. У меня кровь холодела при мысли о прошедшей мимо нас опасности.