Вампирские истории

– Что ж, это для меня главное. Чтобы ты был доволен, – отметила она, неторопливо двигаясь к выходу.

– А сундук? Ты забыла сундук? – заметил он, что девочка всё ещё стоит на бархатной внутренней отделке древней увесистой вещицы.

– Оставь себе, мне он без надобности, – бросила женщина, всё также удаляясь.

– Что ты будешь делать? Мы ещё увидимся? – взволнованно вопрошал вампир.

– Ох, Валор, – остановилась та и обернулась к нему, – Я не думаю. Мир для меня обесценился, я не могу найти ни мира внутри себя, ни себя в этом мире. Я даже нашла человеческих потомков двести лет спустя исчезновения людской расы! И мне всё равно от этого ни горячо, ни холодно. Я первой испила крови за эти двести лет с момента конца… И ничего, никакого удовольствия! У крови вкус крови, Валор. Ничего особенного.

– Снова отправишься бродить под солнцем? – интересовался он.

– Нет, ты же меня знаешь. Я беспокоюсь о тебе, но не способна держать язык за зубами. Чтобы никто не прознал, что ты у нас теперь нянчишься с дитя человека, мне лучше исчезнуть, да так, чтобы совсем, – отвечала дама в облегающем чёрном платье.

– Нет, так нельзя, – поднялся он из-за стола, – Не накладывай на себя руки.

– Ты не понимаешь ведь, да? Я так устала! У тебя хотя бы есть твои книги, твои размышления, философия, у меня нет вообще ничего! Ты хоть помнишь, что я любила, Валор? Я любила музыку, комедийные сериалы, булочки с маком и слоёные торты. Всё исчезло, Валор. Нет ни концертов, ни телевидения, ни пекарен с кондитерскими. Ни «Битлз», ни «Симпсонов», ни вечерних шоу со звёздами, как нет в живых и их самих. Теперь только космическая бездна взирает на нас да насмехается, глядя на всю тщетность нашего бытия. А если ты ради меня всё это собрался возрождать, явившись могучим божеством для жалких остатков прежнего человечества, то лучше не стоит. Я жила лет четыреста до и вот уже двести лет после. Я видела смену эпох и крах всего, на чём держится мир. И, чёрт возьми, он выстоял. А я нет… Я не могу и не хочу больше здесь оставаться. Я не чувствую себя ни могучей, ни всесильной, ни даже свободной! Слоняться без цели, не ощущая ничего… Я лучше сгину с мыслью, что хотя бы у тебя всё хорошо.

Он рванул к ней, пытаясь обнять, удержать, метнулся тенью, настигнув в один миг, чем изрядно вспугнул не ожидавшую таких способностей девочку, повернувшую к ним голову и с широко раскрытыми глазами наблюдая за парочкой вурдалаков из клана Ламии по ту сторону зала.

Клодет поначалу отпрянула от него, не желая никаких объятий, но потом, взглянув на того, как в последний раз, всё-таки прижала к себе, поглаживая по спине где-то над лопатками по ткани его бархатного фрака, и всё равно не ощущая этой тягостной горести прощания, а лишь чувствуя, что он не желает расставаться с ней навсегда.

– Ты можешь поселиться где угодно и быть кем угодно, – заявлял он, поглядев на свою создательницу.

– Я знаю, – кивнула та, – Но ничто из этого, увы, не доставит мне удовольствие. Ох, Валор, тебе теперь будет с кем поболтать. А ещё есть Арбис и другие вампиры Лондона.

– Мы столько пережили, – проговорил тот.

– И каждый из нас преуспел в чём-то своём. Но пути разошлись, ты давно уже не беспомощный, а я не та, что когда-то была раньше. Вечность меняет, – признавалась вампирша, – Где там шастают эти увальни? – созывала она, уже закончив прощальные объятия, тройку слуг-упырей за порогом трапезного зала в тёмном коридоре старинной каменной кладки.

– Точно решила уйти? Навсегда? – вопрошал Валор вновь уходящую от него фигуру.

– Мир без меня не потускнеет, – ответила Клодет, ещё раз, уже в самый последний, оглянувшись на своё «дитя», – А я хотя бы обрету долгожданный покой. Надеюсь, тебе подобное не грозит.

– Клодет… – не верил последнему мигу их отношений Валор.

– Ты это, смотри за ней там, а то ведь сбежит, – поглядывали алые глаза вампирши поверх мужского плеча на оборачивавшуюся на них голозадую девчонку, всё стоящую ногами в распахнутом сундуке.

– Да, ещё раз спасибо за подарок, – ответил он, также оборачиваясь на девочку, а когда вернул взор обратно, уже ни Клодет, ни её верных «псов» в коридоре не было.

Не он один мог стремительно перемещаться и исчезать, хотя та, уставшая от всего и даже от вампирских способностей, пользовалась подобным в последнее время нечасто. Она упорхнула в неизвестном направлении, а тот всё ещё не мог свыкнуться с мыслью, что больше они уже не увидятся.

– Ну? Ирга, да? Долго будешь стоять здесь вот так? – какое-то время спустя, вампир вернулся в обеденный зал, глядя, как лучи солнца освещают тело его подопечной, – Вылезай, давай и пойдем, поищем тебе что-нибудь в гардеробе, – повелел он девочке, когда они с ней поравнялись, – Ишь, шкуры носят, говорит. Покажу тебе, что такое платья. А как стемнеет, пойдём прогуляться. Увидишь, каков нынче Лондон после полуночи.

– Ночь – страшно, – заявила ему малышка, перешагивая через борт сундука на квадратную плитку пола.

– Да никто не тронет тебя, не бойся. Всё будет хорошо, – заверял он, – Я – Мартин, запомнила хоть? Буквы выводить на песке научу, рисовать всякое разное палочкой, будем разгуливать под надзором тысячи звёзд, среди которых будут глядеть на нас и твои родные, и Клодет, и многие исчезнувшие поколения ваших и наших. Привыкнешь гулять по ночам. А, что делать, я-то вампир… Хотя, погоди-ка… – отошёл он от девочки и аккуратно приблизился к располагавшейся неподалёку одной из щелей, откуда падали лучики света.

Когтистая мужская рука осторожно протянулась на впадавший в комнату свет, ощущая тепло и с любопытством наблюдая, начнёт ли привычно плавиться и лопаться кожа под солнечными ожогами, или же род Ламии действительно за время своего существования, под воздействием тех или иных факторов, радиоактивного облучения, последствий Армагеддона или вообще вне зависимости от них, сумел адаптироваться и приспособиться, чтобы не страдать от самого давнего своего врага – Солнца.

Кисть и область запястья чуть подрагивали в луче света, держать руку идеально ровной он от нервозности просто не мог. Розоватый язык, всё от того же волнения, облизнул передние игольчатые зубы, а искренняя эмоция сильного удивления не желала сходить с бледного, почти потерявшего дар речи, обескураженного вампирского лица.

Ночная гостья

То ли ведьма, а то ли суккуба,

Посещает обитель в ночи.

Бледный лик, в крови алые губы,

И танцует, как пламя свечи.

Сон кошмарный, дурное видение,

Силуэтом скользит среди стен.

Безобразное приведение,

Обратившее дом в страшный плен.

Вместе с ливнем костлявой рукою,

Бесконечно скользит по стеклу.

И тягучей осенней порою,

В моё сердце наводит тоску.

Демоница ль из пламя Геенны,

За грехи, что по душу пришла.

Или призрак войной убиенной,

Что дорогу к живым вдруг нашла.

Словно баньши она завывает,

Словно стрыга стрекочет во мгле.

На иконы и крест уповая,

Я в кровати дрожу, поседев.

Смольно-чёрные локоны вижу,

В отраженьях коварных зеркал.

С каждой ночью крадётся всё ближе,

Лишь к утру растворяясь в астрал.

Сгинь! Уйди! Я её заклинаю,

Прогоняю из комнат своих.

Солью всё я вокруг посыпаю,

И шепчу вслух молитвенный стих.

Но внимать не желает мерзавка!

И висит пауком в потолках,

И хохочет над мной, словно мавка,

Угнетая мой разум во мрак.

Как упырь, подбирается тихо,

Словно жертву свою стережёт.

Только беды, проблемы и лихо,

В особняк тень с собою несёт.

Слышу я то, как стонут осины,

В листопадовом вальсе ветров.

Это висельники герцогине,

Шепчут тихо из мрака миров.

И не хочет уняться колдунья,

Всё никак не даёт мне уснуть.

Будь ты навью иль дивью, хоть чудью,

Позабудь в мои комнаты путь!

Не оставит меня этот призрак,

Злобный смех мне покоя не даст.