Вампирские истории

– Вот оно в чём твой интерес к этой чёртовой общине! Всё теперь стало понятно, хочешь возродить их строй, чтобы было кому читать твои книжки! Валор, ты хоть понимаешь, что пытаешься защищать род, с удовольствием готовый вогнать осиновый кол тебе в сердце?! – негодовала женщина.

– Пусть так, может, это даже и лучше, – холодно ответил вампир.

– Пытаешься стать мучеником. Созидателем и учителем, чтобы тебя почитали, убили и объявили святым! Так что ли? Ты всегда был не от мира сего, потому я и обратила тебя тогда. Слишком интересная, слишком странная личность. Тебе так идёт этот облик затворника-одиночки, сидишь здесь, в руинах темницы, скоблишь чернилами по бумаге, которую уж двести лет не создают, которая однажды кончится… И ты боишься этого забвения, не так ли? Твоя гордыня, твоё эго столь высоки, что ты мечтаешь снизойти представителем высшей расы, как божество, к деградировавшему народу и поднимать их с колен, вновь возводя блага цивилизации! Чтобы уже не ты, а о тебе писали! Хочешь воспитать их по своему образу и подобию, да? Вложить своё видение морали, свой жизненный уклад, идеи и философию, – утверждала Клодет.

– А кто-то мне может сие запретить? – не понимал тот.

– Ты играешь с огнём, Валор. Они сожрут тебя, как только окрепнут. Быть для них отцом и символом вечно нельзя. Сейчас их враг – дикие шакалы да стаи гиен, что нападают на них в жарких странах. Потом, став крепче на ноги, они будут искать себе иных врагов и всё повторится. А ещё они никогда не примут тебя, узнав, что их бог относится к расе кровососов. Мы должны стоять на верхушке пищевой цепи, а не уподобляться им! Как ты не понимаешь! – свирепо сверкала глазами женщина.

– Если ты не находишь для себя место в этом мире, это не значит, что я такой же потерянный и бесцельный! – прикрикнул он, что аж девочка вздрогнула, от испуга сжав свои пальчики в маленькие кулачки.

А затем вампир рассмеялся, да заливался так, словно ухохатывался за долгие годы, лишённые веселья, заново ощутив этот внутренний яркий задор только сейчас. Он аж опирался на стол, боясь упасть, второй когтистой рукой хватался за грудь и живот своё фиолетово-чёрного фрака с кружевным длинным воротником, задирал зубастое лицо вверх к потолку, широко раскрывая рот и сотрясаясь от смеха.

– Наша первая ссора спустя сто пятьдесят лет, Клодет, – наконец воззрился он снова на неё, даже безо всей своей точной дотошности, указав примерную цифру, – Такого давно не случалось.

– Рада, что тебе весело, – ледяным тоном заметила гостья, всё ещё несогласная с планами своего некогда подопечного.

– Мы болтали, болтали и болтали, как две сварливые бабки, всё это время! Наконец-то хоть что-то пробивающее на эмоции! – уселся он на место, отпив чая и укусив ломтик лимона, – Брр, какая всё-таки кислятина, – морщилось его лицо в столь жуткие гримасы, что девочке, глядящей нежно-карими глазами на того, кому принесли её в дар, словно вещь, становилось поистине не по себе.

– Что? Стой, что ты сказал? – наклонилась к нему Клодет, – Кислятина?

– Это же лимон, – уставился тот на неё, словно она спрашивала нечто в колоссальной степени очевиднейшее, но и сам призадумался.

– У него тленный пресный вкус, как и у всего в этом мире, – схватила женщина другую не нарезанную ещё круглыми ломтиками половинку и принялась усердно грызть в тщетных попытках ощутить своим языком хоть что-то кроме безвкусного прикосновения мякоти и сока плода.

– Ты понимаешь, что она со мной делает? – взглянул вурдалак на девочку.

– Да она здесь вообще причём! С тем же успехом можно жевать кусок дерева или железа, – рявкнула Клодет.

– Ты не смогла бы своими зубами жевать кусок железа, – не согласился Валор.

– Смогла! – уверенно заявляла та.

– Нет, ты бы все их переломала, – стоял вампир на своём.

– Ничего бы не сделалось! – фыркнула та, дожёвывая несчастный цитрус.

– Снова ссоримся, как же прекрасно, – вскидывал руки в пышных манжетах и снова заливался громким смехом жилец Тауэра.

– Не говори мне, что ощутил снова вкус к жизни, – завистливо хмурилась его гостья.

– Я даже чувствую теперь всюду этот характерный аромат с кислинкой после того, как ты изжевала весь лимон, – приподнимал он свой ровный нос, чтобы как можно больше частичек с окружающего воздуха попадали на неспособные вдыхать ноздри.

– Да быть того не может, – восклицала его гостья, с трудом способная в это поверить.

– Говорю тебе, это буквально вдохнуло в меня новую жизнь! Теплота кожи, живой человек. Ты только взгляни, чего мы без них были лишены! Кто мы без них, Клодет? Мир без людей в царстве одних вампиров выцвел дотла, растерял все краски, лишил нас чувств, эмоций и всяческих радостей! Это ли не повод возродить их из небытия? Эти ли не стимул всем нам двигаться дальше?!

– Безумец, – качала она головой, – Сам не понимаешь, чего хочешь.

– А у неё есть имя? – поглядел мужчина на девочку, – Ты меня вообще понимаешь? Как тебя зовут? – медленно и пытаясь как-то жестикулировать своими когтистыми пальцами, лысый вурдалак произносил каждую фразу, глядя в детские глаза оттенка молочного шоколада.

– Да назови как хочешь, – фыркнула на это Клодет, – Что ты с ней маешься, как с равной?

– Ирга! – звонким голоском бросила та, без тихой скромности, кажется, впервые вообще издав какой-либо здесь звук кроме дыхания.

Девочка, даже глядя на зубастое бледное создание напротив, стоя перед тем беззащитной, нагишом и ещё рядом со своей похитительницей, принадлежавшей всё тому же вампирскому роду, ни разу не завизжала, не застонала, не попросила её вернуть или отпустить на волю, не задавала вопросов и вообще не влезала в их нараставший по эмоциям разговор.

– Мартин, – произнёс он своё настоящее имя, – А ты своё помнишь? – поглядел он на Клодет, – Как тебя звали до обращения?

– К… К… Я же выбирала специально на ту же букву… Катрин, – припомнила, наконец, она, содрогнувшись под гнётом картинок из какой-то уже совсем прошлой и давно позабытой жизни, – Зачем вспоминать? Зачем ты это со мной делаешь? Тяжёлое детство, несчастливый брак, ужасная жизнь, в которой ровным счётом не было светлых пятен. Это никогда вновь не должно было появиться в моей голове, – потёрла она виски.

– Прости, я не знал, что всё так ужасно, – опустил тот глаза, – Мы о твоём прошлом особо никогда не говорили ведь… Видать, потому как раз, что тебе неприятно поднимать эту тему.

– Даже не знаю, что теперь хуже, то или вот это вот всё, – бросила она взор сквозь оконные щели на безжизненные городские руины, – Что тогда мне хотелось утопиться, что сейчас не вижу для себя больше смысла хоть в чём-либо…

– Ей бы пригодилась и твоя забота, – отметил Валор, поглядывая на ребёнка.

– Ты видишь в ней то, чего нет. Да и она никогда бы сама по себе не приняла ту, что угробила её мать. Что ты удумал? Стать снова семьёй, растить, как дочь, опять объединиться и делать вид, что всё хорошо? В этом, по-твоему, смысл? Она просто корм, расходный материал, она как пирожное. Ты кошка, чтобы играться с едой перед тем, как, наконец, сожрать мышь? Это, как поросёнок для запекания, как жертвенный агнец! Всего лишь человеческий детёныш!

– Я не собираюсь её убивать, – признался вампир, ещё раз коснувшись тёплой человеческой кожи.

– Ой, делай, что хочешь, – поднялась Клодет на руках из-за стола и напоследок ещё раз глотнула чая в надежде, что ощутит в нём хоть что-то.

– Так быстро уходишь? – поглядел на неё Валор.

– Мы не поймём друг друга. Это стало ясно ещё сто пятьдесят лет назад, нет, много раньше, ещё в сороковых годах двадцатого века, – проговорила та, – Свистну своих упырей, а вы делайте тут, что хотите. Учи её песням, алфавитам, хоть женись или расти, как свою родную. А лучше выпей и забудь, похорони на любом из кладбищ Лондона или где-то прямо здесь, в руинах проклятой темницы, где кроме тебя проживают лишь вороны. Мне-то и вправду какое дело.

– Это поистине чудесный подарок, Клодет, я даже выразить ещё не могу словами, что это для меня сделало, – благодарил её вслед вурдалак.