Не он

— Я не знаю тебя, — шелестят мом губы, а к горлу подступает горечь. Сам того не осознавая, он облегчает мне задачу.

— Ты и не хотела меня знать, — рявкает Крис, брызгая слюной. — Жила на своей идеальной розовой планете, а мир полон дерьма, детка. Нельзя витать в облаках до старости, ни разу не запачкавшись.

— Твой мир теперь точно будет полон дерьма, — без тени сожаления констатирую я.

— Ты не сможешь просто взять и уйти, детка, — ухмыляясь, заявляет он. — Ты на это не способна.

— Ты тоже меня не знаешь, — я выдавливаю из себя скупую улыбку, ощущая, как за спиной расправляются черные крылья. — Дверь останется закрытой.

Что-то в выражении моего лица заставляет его поверить, что я не блефую, и дальнейшая игра становится бессмысленной. Я вижу, как гаснет проблеск надежды в его глазах, замещаясь лютой ненавистью.

— Нет… — свирепо оскалившись, он всем телом бросается на стену. — Сука, мстительная, подлая шлюха.

— И если мне не понравится, как ты себя ведешь, я больше не приду.

— Ты тоже окажешься здесь, как только твоему психу надоест тебя трахать, или придушит в процессе… — сбив в кровь кулаки, Кристофер тратит последние силы, снова и снова кидаясь на стену.

— Код есть только у меня, Крис. Не испытывай судьбу, — я почти не слышу собственного голоса, бесстрастно наблюдая за агонией человека, которому отдала десять лет своей жизни.

— Или тебе это и нужно? Тупая мазохистка. Надо было убить тебя еще тогда…

— Знаешь, сколько человек может продержаться без еды, Кристофер? — подойдя вплотную, я сближаю наши лица настолько, насколько это возможно, учитывая толщину стекла. Удивительно, но это срабатывает, или Кристофер к этому моменту полностью выбивается из сил. — А без воды?

— Я этого не заслужил, — выдохшись, он упирается лбом в стену, сверля меня потухшим взглядом. — Что мне сделать, чтобы ты передумала? — о чудо, Кристофер начинает соображать.

— Твоя главная задача в другом. Ты должен молиться, чтобы у меня вновь не случился провал в памяти, и я не забыла, что ты здесь.

Он ждет меня в своем пепельно-сером Ягуаре с неизменно откинутым верхом. Я нисколько не удивляюсь, заметив знакомый автомобиль, припаркованный на обочине подъездной дороги. Я подозревала, что мой сероглазый дьявол лично явится по мою душу. Она по-прежнему ему зачем-то нужна...

Открыв пассажирскую дверь, я сажусь рядом и, забрав из мужских пальцев сигарету, медленно затягиваюсь. Внутри все дрожит, но внешне я все еще держусь.

— То, что нужно, — выпустив колечко дыма, откидываяюь назад и устало прикрываю ресницы. — Я бы сейчас не отказалась от травки.

— Тебе это больше не нужно, — отзывается Перриш, отбирая у меня сигарету.

— А тебе? — повернув голову, я разлепляю веки и теряюсь в серых лабиринтах внимательных глаз.

— И мне, — с едва уловимой улыбкой отвечает псевдомуж, выбрасывая сигарету и дотрагиваясь до моей щеки пахнущей дымом ладонью. Декс ничего не говорит, просто смотрит, теплые пальцы слегка поглаживают мою кожу, а я чувствую себя по-идиотски счастливой. И это полное безумие, учитывая, где мне только что довелось побывать. Я опустилась в ад, в прямом и переносном смысле этого слова, а передо мной сидит тот, кто меня туда отправил.

— Не хочешь спросить, как я справилась с заданием? — первая разрываю затянувшееся молчание.

— Нет, — он качает головой, опуская взгляд на мои губы, трогает их большим пальцем и, медленно склонившись, требовательно накрывает своими, без остатка воруя мое дыхание. Удерживая мое лицо за скулы, Декс без намека на нежность до головокружения и белых мушек терзает мой рот. Все мысли растворяются, оставляя только ощущение стремительного полета, когда от каждого удара его языка мой мир рассыпается до пепла и собирается заново, и я добровольно ныряю в озеро расплавленной ртути, чтобы там в глубине отдаться убийственному влечению в слепой надежде на то, что в последний момент он позволит мне выплыть.

— Дыши, Эль, — говорит он каждый раз, когда я возвращаюсь из смертельного омута. Я знаю, его поцелуи никогда не будут другими, и я не хочу других, но мне нужно знать… Только один вопрос.

Кристофер Хант

— Почему я?

Так много женщин задавали мне этот вопрос в разные периоды моей жизни. И никогда ещё ответ не был так предельно прост и понятен. Ничего сложного нет, когда в твой расколотый мир приходит настоящее… Этому знанию можно подобрать десятки определений, но ни одно не способно вместить каждый новый оттенок открывшейся мне радуги.

— Когда я закрываю глаза, ты не исчезаешь, — произношу я фразу, которую она вряд ли сможет до конца понять.

— Ты действительно хочешь, чтобы я осталась? — в ее голосе звучит сомнение, а в распахнутых зеленых глазах мерцает надежда.

— Когда ты впервые оказалась возле моей палаты, я слышал твои шаги, твоё дыхание и твою боль, — поглаживая тыльной стороной пальцев ее оголившееся плечо, начинаю я, и Эль непроизвольно хмурится. — Она звучала так громко, что заглушала все остальные эмоции. Между нами были стены и металлическая дверь. Тусклое освещение снаружи едва проникало в палату, но это не помешало мне уловить и рассмотреть тебя так, словно ты стояла прямо передо мной, — продолжаю неторопливым тоном, и морщинка между сдвинутыми глазами Элинор Хант постепенно разглаживается. На запрокинутом лице появляется заинтересованное выражение, уголки зацелованных губ медленно ползут вверх. — Такого не случалось раньше, — наклонившись, шепчу я возле ее виска, чувствуя легкое порхание длинных ресниц. — Ни с кем, Эль.

— Продолжай, — довольно бормочет Элинор, прижимаясь ближе. Подняв руку, она запускает пальцы в мои волосы, восполняя упущенные возможности.

— Я счёл это случайностью, но все повторялось из раза в раз. И не изменилось сейчас, Эль, — отстранившись, я ловлю ее затуманенный взгляд. — Я вижу твоё лицо даже в кромешной тьме. И пусть этому нет логичного объяснения, но это дает мне надежду на то, что, когда весь мир померкнет, ты останешься. Поэтому мой ответ — твёрдое да. Я хочу, чтобы ты осталась.

— Чтобы стать твоим маяком? — улыбка тает на припухших губах.

— Чтобы стать моей, — как само собой разумеющееся, произношу я.

— А мои дети? — это не вопрос, а скорее вызов, олицетворяющий в полной мере сомнения Элинор.

— У меня до хрена проблем и врагов, Эль, и еще больше диагнозов, и возможно я ослепну через несколько лет, но я не конченный псих и никогда не буду представлять опасность для тебя и детей. Если ты моя, то и твои дети — мои тоже.

— Они помнят своего отца… — в голосе моей нежной лилии звучит боль. рикошетом бьющая в мое сердце.

— Дети запоминают счастье, Эль, в то время как взрослые используют страдание как ориентир по своему прошлому. Милли и Джон сейчас в том возрасте, когда окружающая реальность кажется огромной площадкой для детских игр, и от нас с тобой зависит, захотят ли они подыграть нам.

— Но для этого они должны поверить, — кусая губы, с досадой отвечает Лин.

— Нет, Эль. Дети смотрят на мир глазами матери. Поверить должна — ты, — дотронувшись указательным пальцем до ее виска, произношу я. Она молчит целую вечность, глядя в мои глаза и почти не дыша. Каждая ее мысль, отражающаяся в темных зрачках, протекает сквозь меня и возвращается обратно — нетронутой.

— А теперь задай мне правильный вопрос, Ренделл Декстер Перриш, — вернувшись из мира грез, шепчет Лин.

— Ты хочешь поверить, Эль? — поддев ее подбородок, я читаю ответ в потемневшей зелени глаз до того, как он прозвучит.

— Да, — кивает Элинор Хант, пряча лицо на моей груди.

— Да, — эхом повторяю я, удовлетворённо улыбаясь.

— А что будет с ним? — приподняв голову, она вопросительно смотрит на меня.

— Только тебе решать, — удерживая ее взгляд, отвечаю я. — Ты можешь пойти и открыть двери его тюрьмы, а можешь никогда туда не возвращаться.

— Если… если я это сделаю…

— Я сохраню твой секрет, — обещаю, взяв настороженное лицо в ладони.