Страница 2 из 10
Девочка же получала истинное удовольствие в тихом уюте российской глубинки.
– Папочка, что это? – смешно раскрыв ротик, смотрела Варюша на громоздкую русскую печь, а в васильковых глазёнках плясали чёртики.
– Это печка, Варюш, зимой её топят, чтобы в доме было тепло.
– Правда? А батареи? – удивлённо оглянулась на стены она.
– Тут нет батарей, малыш, это же не квартира, – улыбнулся Даниил и, подхватив засмеявшуюся дочурку, усадил её на полати, – а тут самое почётное место.
– Почему? – девочка недовольно заерзала. Сейчас на печи было пыльно и плохо пахло. Она сморщила носик и протянула к отцу тонкие ручки.
– Папа, ну папа, я не хочу. Сними меня отсюда, – Даша, укоризненно глянув на мужа, подошла к печи и поймала в объятия любимое чадо.
– Вы меня с ума тут сведёте, – покачала она головой.
– А где я спать буду? – звонким голосом осведомилась Варюша, выискивая глазками незамеченные ранее комнаты. Вот она уже куда-то умчалась, лишь светлые завитушки мелькнули за плотными шторами, заменяющими двери.
– Варь, осторожно там, – встрепенулась женщина, встревоженно косясь на беспечного мужа.
– Ну что ты застыл, иди глянь, как она там, – а сама принялась распаковывать вещи. Хочешь, не хочешь, а они уже здесь. Значит, хватит хандрить, пора бы подумать об ужине.
Варюша быстро уснула, намаявшись с непривычки на свежем и вкусном воздухе. Расстелив новое постельное на скрипучей кровати, Даша со вздохом прилегла, с удовольствием уткнувшись в мягкую подушку.
– Эй, малыш, ты что, спать, что ли? – шёпотом возмутился супруг, торопливо скидывая на пол широкие шорты.
– Пока нет, но, если ты не поторопишься… – многозначительно промурлыкала Даша, так же сбрасывая с влажного тела остатки одежды. Низ живота её тянуло тупой болью, но заставлять мужа подозревать неладное было бы лишним.
Мужчина застыл, любуясь богиней. В лунном свете на белом сверкающем ложе женщина выглядела потрясающе. Разметав длинные чёрные локоны по белоснежной подушке, она сверкала на него глазами, как волшебная сказочная нимфа. Влажное тело искрилось в призрачных нежных лучах, околдовывало и манило. Тонкая талия, чуть выпуклый мягкий животик, два очаровательных бугорка упругих грудей, что так и просились в ладони. Круглые вишенки тёмных сосков сморщились и огрубели, жаждая горячих прикосновений. Руки мужчины заныли, а естество, как на страже солдат, вытянулось вперёд. Взгляд скользнул вниз, где меж стройных жемчужных бёдер прятался треугольник шелковистых кудрей, скрывая то сокровенное, ради чего не стыдно и голову потерять. Что, собственно, и произошло долгих шесть лет назад. И теперь, как тогда, утробно зарычав, Даниил, как дикий зверь, набросился на свою добычу.
Сумерки плавно спустились на тихую деревеньку. Птицы утихли, вместо них хор подхватили вездесущие цикады. Высокое небо, растеряв свою голубизну, окрасилось в графитовый цвет. Мир из яркого стал тусклым и монохромным. Вместе с темнотой в деревню вползла духота.
Никитична, весь день сидя у раскрытого настежь окна, нахмурившись, исподтишка наблюдала за приезжими. Нет-нет, да и суровое лицо её озаряла мимолётная улыбка. До чего ж хороша девчушка. Живая, веселая, неугомонная, она сновала по двору, как юркая лёгкая бабочка. Кувыркалась на травке, собирала цветочки в пушистый букетик и словно бы освещала пространство неукротимой энергией детства.
«Жалко малышку», – пожилая соседка печально вздохнула. Надо же было явиться им так не вовремя, вот если бы месяцем позже…
Середина июня – недоброе время для забытой глубинки. Так издавна повелось, и изменить сей уклад никому не по силам. Дождавшись, пока неугомонные соседи отправятся на покой, Никитична судорожно вздохнула и, тяжело переваливаясь на опухших ногах, с кряхтеньем поплелась в свою тихую спаленку.
Муж шумно храпел, лёжа на спине, и Дарья недовольно ткнула его локтем в бок.
– Дань, не храпи! – голос её звучал хрипло и громко в воцарившейся тишине.
– Хм, ну что ты, малыш, не храплю я, не ври… – пробурчал молодой мужчина, разворачиваясь спиной к жене и нещадно сотрясая видавшую виды двухспалку.
Тяжело вздохнув, Даша так же повернулась на бок и, свернувшись калачиком, плотно притянула к животу ноги. Ей не давала покоя одна мысль, вертевшаяся в голове. Вот уже больше двух недель как у неё задержка, ноет низ живота и слегка подташнивает по утрам. Перед поездкой она не забыла забежать в аптеку, чтобы прикупить несколько тестов, и теперь не могла уснуть, тревожно ворочаясь в ожидании утра.
Устав от долгой поездки и набегавшись на ночь, Варюша сладко сопела в уютной каморке за шторой, муж, уткнувшись носом в подушку спокойно затих. Тишина окружила чёрным куполом ночи, и, если бы не тревога в душе…
Дарья сморгнула набежавшие слёзы и нервно вздохнула. Как сказать мужу? А если он посчитает сроки и поймёт, что из далёкого Владивостока никак не мог участвовать в зачатии малыша? Как же так получилось? Совсем чуть-чуть не дождалась она супруга с северной вахты и, потеряв голову, ухнула в чувственный водоворот. Надсадное давящее чувство полыхнуло в душе, растопив колкий лёд, превратив его в солёный водопад, омывающий скомканную подушку. Ледяные щупальца страха липкими змеями оплели трепетно бьющееся сердце, замораживая растерянный разум своими стылыми прикосновениями.
А утром, пока все ещё спали, Даша снова безмолвно рыдала на маленькой кухоньке, нервно теребя в пальцах узенький кусочек картона с двумя яркими красными полосками. Она то с силой сжимала его, зажмурив глаза, то расправляла с надеждой на злую ошибку. Губы её дрожали, а из горла рвался наружу хриплый сип подавленных криков отчаяния. «Что делать, что теперь делать?» – лихорадочно метались и путались мысли. Сейчас ей хотелось исчезнуть, провалиться сквозь землю, чтобы не сгорать от стыда, глядя в любимые и доверчивые глаза мужа. Как же могла она так поступить, зачем поддалась мимолётным желаниям? Сжав в кулаке смятый тест, она до боли закусила губу, чтобы не разрыдаться навзрыд.
Из-за плотной занавески послышался мерный скрип половиц, и через минуту показалась Варюша. Девочка усердно тёрла глазёнки сжатыми кулачками и, недовольно надув губки, щурилась на свет. Наивный взгляд, по-детски синий и ясный, осмысленно остановился на женщине, и та, замерев, поспешила вытереть мокрые щёки. Но покрасневшие веки и опухшее лицо не укрылись от девочки.
– Мамочка, ты плачешь? – личико тут же скуксилось, губки скривились, и малышка уже готова была поддержать мать в её горе, как женщина улыбнулась и подхватила кроху на ручки. Вымученной улыбкой она обманула Варюшу и, осыпав поцелуями сладкие щёчки, успокоила дочь. С болью в душе она прижимала к себе крохотное тельце и кружила ребёнка по кухне. Ей надо продержаться всего две недели, а потом она избавится от плода, и Даниил ничего не узнает. Приняв такое решение, Даша облегчённо вздохнула и улыбнулась. У неё отлегло от сердца от страшной задумки и, скрипя зубами, она усердно гнала от себя мысли о том, что внутри неё зреет живая искра. С каждым часом растёт, наливается силой ни в чём не повинная новая жизнь. В данный момент она понимала лишь одно: этот пульсирующий комочек ещё бессознательной плоти, плод греха и обмана должен быть уничтожен. Жестокость и безумие поселились в душе, и только лишь крошечка дочь придавала ей сил принять этот удар, стойко выдержать, не убежать с криком в лес, не отдаться на волю слезам и отчаянию, а нацепить на лицо подходящую маску и вступить в новый день, как на сцену немилосердного лицедейства.
Когда началось всё?
Ещё в детстве, когда пьяный отец избивал ее мать, а девочка, ни жива, ни мертва, лежала под узкой кроватью, тогда она для себя решила никогда не брать в рот и капли спиртного. В один из таких кошмарных вечеров и произошло непоправимое. Пьяный отец зверски избил хрупкую женщину, после чего, глядя на истерзанный труп, он до того испугался, что напрочь забыл про малолетнюю дочь и поспешно сбежал, бросив все свои вещи. Испуганным зайчиком трепетало сердечко семилетней малышки, когда, затаив дыхание, она ещё долго глотала слёзы, ожидая маму в своем пыльном убежище, но та так и не появилась. Мимо детского понимания прошли слёзы приехавшей бабушки, кучка мрачных, одетых во всё чёрное людей, затем долгая трясучка в рычащем автобусе. А мама так и осталась лежать в красивом ящике, ко всему безучастная и холодная. Маленькая темноволосая девочка, сверкая наивными карими глазками, тщетно пыталась разбудить маму, перебирая дрожащими пальчиками её гладкие причёсанные волосы, теребя за рукав нарядного платья и требовательно касаясь точёных кистей рук, но женщина не просыпалась. Кожа на бледных руках почему-то была сухой и холодной. Лицо матери, несмотря на бледность, сияло одухотворённой красотой. Все синяки тщательно замазали, и она стала походить на спящую фарфоровую куклу. Во все глаза Дашутка смотрела на маму, звала её, но та так и не откликнулась. А сидящие рядом бабули всё качали головами, цокая языком и горестно поглядывая на бедную сиротку. Потом накрыли маму крышкой, такой же ярко-красной, бархатистой, как и весь ящик. Опустили его в глубокую яму и приказали малютке кинуть вниз горсть жирной и влажной земли. Долго девочка не могла понять, почему её убеждали, что мама теперь на небесах, когда на самом деле закопали её в земле. Больше маму она не видела.