…Я плакал…

Я встречал его на конгрессе в Копенгагене пару лет назад. Вокруг него всегда люди. Как говорится короля делает свита. Поговорить tête-à-tête не удалось, но авторская презентация метода и доклады его последователей говорили о хороших результатах.

Итак, как работает метод Карла Витакера, американского психолога и психотерапевта. Предложенный им символический подход к семейной терапии основан на личностном опыте. Семейная терапия по Витакеру – это «опыт невербального общения в пространстве фантазии». При этом задача психотерапевта – взбудоражить семейную систему, ввести всех ее членов в диссонанс и оставить на произвол судьбы. А дальше – не вмешиваться и будь что будет. Первое правило, которого придерживается автор в своем подходе – ответственность за исход работы – у семьи, а не у психотерапевта.

Вообще, коллеги, нам никак нельзя забывать о главном принципе «НЕ НАВРЕДИ». Надо понимать, насколько мы – врачи ответственны перед своими пациентами.

Большинство психологов ни за что не отвечает. Если что-то идет не так, то виноват в этом его клиент. Их стандартный ответ в таких случаях: «Это его выбор, а я здесь ни при чем…».

– Хорошая отмазка – произнес Горбаченков

– Грубовато – но справедливо, – поддержал молодого коллегу Воробьёв.

Еще раз, посмотрев на часы и видя, что уже опаздывает, Михаил Львович подвел итог:

– Статья Серебрянской безобразная, непрофессиональная, провокационная и требует обязательного ответа. Это так оставлять нельзя. Встретимся через неделю. Я решил написать рецензию, по поводу этой статьи. Правда еще не знаю, в каком виде и формате она будет. Но будет обязательно. Тогда и продолжим разговор.

Десятое ноября. Четверг.

Михаил Львович сидел за столом и что-то писал своим размашистым малопонятным, иногда даже ему самому, почерком. Сотрудники кафедры и ординаторы отделения, здороваясь, осторожно заходили, садились на свои места и тихонько перешептывались, стараясь не мешать профессору.

Либерман приподнял голову и поверх очков посмотрел на собравшихся:

– Все в сборе?

– Да. Только Александровской не будет. Приболела немного, – ответил доцент Михайличенко.

– Хорошо – произнес Михаил Львович, улыбаясь. – Уважаемы коллеги! В продолжение нашего заседания на прошлой неделе… Выдержав небольшую театральную паузу, удерживая внимание и интригу, продолжил:

– Как и обещал, я написал рецензию на опус, по-другому, простите, я это назвать не могу, на опус психолога Серебрянской.

– Свою ответную статью-рецензию я назвал «Как я плакал, читая описание психотерапевтического случая про «описавшегося пуделя».

Стены кабинета содрогнулись от смеха присутствующих.

Посмотрев поверх очков на присутствующих, Либерман поднял указательный палец вверх, требуя тишины, продолжал:

– Конечно, можно было бы дать данной статье и другое, не столь демонстративно-вызывающее и ангажированное название, но актуальность поднимаемой темы (профессионализм психотерапевтов и практикующих психологов и напрямую связанная с этим психологическая безопасность личности), требует привлечения внимания как можно большего числа профессионалов.

– Коллеги, знаете. Если честно сказать меня задолбало. Простите за моветон. У меня наболело по поводу инновационных или как их называют эти доморощенные, даже без начального образования, псевдопсихологи – авторских психолого-психотерапевтических интервенций. Я бы назвал это вакханалиями. Кошмар и ужас. Самодеятельность, возведенная в ранг консультирования, тренингов и психотерапии при полном отсутствии какого-либо контроля за психолого-психотерапевтической помощью.

Давайте про наш город. На прошлой неделе меня вызывали в департамент здравоохранения. Хотят прикрыть психотерапевтические кабинеты при поликлиниках. В многопрофильных общесоматических больницах ставки психотерапевтов срежут.

Общался с главным врачом психиатрической больницы. У них койки забирают.

Это у нас. Не имею полной информации по всей стране, но видимо дела обстоят не лучше.

Наши коллеги из Волгограда в своих исследованиях показали деградацию психотерапевтической помощи в отдельно взятом городе. И хотя уважаемый мною профессор Белослудский считает это локальным феноменом, и, по его мнению, «…данные авторов не могут быть экстраполированы на все регионы страны», я не могу с ним согласиться.

Находясь более тридцати пяти лет в эпицентре психолого-психотерапевтической жизни, могу достоверно подтвердить реальность описываемых событий.

Количество профессиональных психотерапевтов сокращается. Официальные, подконтрольные психиатрической службе, психотерапевтические центры и кабинеты закрываются. Их место занимают доморощенные психологи, называющие себя ни много ни мало психотерапевтами, то есть врачами. Это же прямая дискредитация нашей профессии. А после этого среди пациентов с устойчивым постоянством слышаться негативные отзывы о психотерапевтах и психологах, психотерапевтической и психологической помощи, психологических тренингах и т. п.

Вот доцент Михайличенко подтвердит мои размышления о наболевшем. Была у него в практике, правда давненько, подобная история, закончившейся печально.

– Вы о той бизнес-даме, Михаил Львович, которая захотела бросить курить. – Конечно, Николай Васильевич. Это же классика. Пусть молодежь знает об этом. Прошу вас, расскажите.

Доцент на несколько секунд задумался, решая, как лучше начать. Случай из ряда вон выходящий, закончился трагически и Михайличенко хотелось как можно деликатнее преподнести его:

– Несколько лет назад мне пришлось консультировать в реанимации женщину после суицидальной попытки. Предыстория такова. Эта женщина, некоторое время назад, очень успешная бизнес-леди, обратилась за помощью к психотерапевту с целью избавления от никотиновой зависимости. «Продвинутый» психотерапевт, приверженец гуманистического направления, сообщил ей о том, что симптом никотиновой зависимости является следствием личностной дисгармонии, и терапия должна быть сосредоточена не на отдельных симптомах, а на самой пациентке как уникальной персоне. И только через личностный рост она способна преодолеть пагубное пристрастие к никотину. Поэтому ей необходимо пройти курс групповой и индивидуальной психотерапии с целью личностного роста. Так как психотерапевт был гастролирующий, терапия позиционировалась как длительная, а пациентка очень хотела избавиться от никотиновой зависимости, то она стала с этой психотерапевтической группой переезжать из одного города в другой, оказывая финансовую поддержку, как психотерапевту, так и его психотерапевтической школе. Через полтора года бизнес пациентки пришел в упадок, финансовое благополучие закончилось. Муж подал на развод, забрав ребенка. Женщина на фоне всех неприятностей стала еще больше курить. Резвившаяся депрессия привела к суициду.

– Мое общение с женщиной в реанимационном зале, – продолжал Николай Васильевич, было формальным и не продуктивным. Отчужденная, односложно отвечая на вопросы, чувствовалось, что она была не заинтересована в помощи. На предложение о том, чтобы пройти терапию по поводу депрессии, отказалась в категорической форме.

После выписки из стационара я ее больше не видел, – закончил свой рассказ доцент Михайличенко.

– Спасибо, Николай Васильевич, – поблагодарил доцента Либерман. – А что касается суицидов после разного рода тренингов, то это не такая уж и редкость. Они происходит с пугающим постоянством.

Кстати, – профессор поднял журнал на английском языке. – Вот в этом выпуске «Boston Business» за февраль-март одна тысяча девятьсот девяностого года есть данные о более чем тридцати судебных процессах против Lifespring, на которых доказано, что в процессе тренингов с тысяча девятьсот семьдесят четвертого года до тысяча девятьсот девяностого многим обучающимся был нанесен вред здоровью и, по крайней мере, шесть человек покончило жизнь самоубийством. Организация была вынуждена выплатить компенсацию родственникам погибших.